Почему немцы никогда не уничтожали Сталинград с воздуха и что на самом деле случилось в конце августа 1942 года?

Двадцать третьего августа 1942-го самолеты восьмого авиакорпуса четвертого воздушного флота немцев ударили по городской застройке Сталинграда — на этом сходятся все, описывающие события. Все соглашаются и с тем, что налеты продолжались в следующие дни. На этом единодушие кончается, и дальнейшие события все описывают по-разному. Кто-то утверждает, что германская авиация бомбила город до 25 августа, а кто-то — что до 29-го числа. Но есть и более важный вопрос. Что тогда произошло?

Согласно классической версии, утвердившейся в конце советского периода, случилась бойня беспримерных в истории масштабов. На официальных мероприятиях говорят «более чем о 40 тысячах погибшего гражданского населения». Маршал Пстыго, лично воевавший в сталинградском воздухе в августе 1942 года, в 2008-м утверждал, что погибли 200 тысяч.

Для сравнения, потери от атомного удара по Нагасаки в августе 1945 года — от 39 до 90 тысяч человек, то есть, в общем-то, даже меньше. А ведь в бомбе над Нагасаки взорвался плутоний, да еще с мощностью, равной 21 килотонне тротила. Опять же, некоторая часть жертв погибла от лучевой болезни, явно исключенной в сталинградских событиях. Выходит, немецкие удары по Сталинграду августа 1942 года по эффективности то ли сравнимы, то ли сильнее, чем атомная бомбардировка Нагасаки в августе 1945-го.

На вид о том же говорят воспоминания очевидцев. Слово маршалу Василевскому, в августе 1942 года — представителю Ставки на сталинградских фронтах:

«Противник предпринял 23 и 24 августа ожесточеннейшую массовую бомбардировку города, для которой были привлечены почти все силы его четвертого воздушного флота. Город превратился в развалины». Сталинград был крупным городом, с населением более 400 тысяч — сделать такой развалинами за пару суток можно только ударом, по силе сравнимым с ядерными бомбардировкам.

Цифры и факты формируют историю. Если от авианалетов в короткие сроки погибли 40-200 тысяч человек — речь идет о беспримерной катастрофе в истории человечества. Как мы уже отмечали, рекордные потери от авианалетов ограниченной продолжительности в Европе — максимум 25 тысяч в Дрездене 1945 года. Раз катастрофа была крупнейшей, возникают естественные вопросы: почему население Сталинграда не было эвакуировано из него заранее? Почему советское командование держало сотни тысяч жителей города там, где противник мог устроить настоящую бойню?

Документы: никаких десятков тысяч убитых налетами конца августа в Сталинграде никогда не было

Типичный историк Второй мировой войны по умолчанию подозревает любого свидетеля событий в том, что он говорит неправду. Тому есть причины: участники войны часто могут излагать факты исходя из личных эмоциональных впечатлений. Кроме того, порой они видят «деревья» близких к ним индивидуальных событий, но редко представляют ситуацию в целом. Поэтому ориентироваться на слова Василевского, Пстыго или любого другого участника в оценке жертв немецких августовских налетов 1942 года нельзя. Нужны документы.

Настоящая проблема — в том, что там нет никаких следов ни 200, ни 40, ни даже десяти тысяч жертв немецких налетов. Начнем с документов немецких: по данным восьмого авиакорпуса четвертого воздушного флота Вольфрама фон Рихтгофена, в день 23 августа — важнейший день налетов — немцы на всем сталинградском направлении сделали всего 1600 самолето-вылетов и сбросили тысячу тонн бомб. В любой из последующих дней вылетов и бомб было куда меньше.

Тысяча тонн бомб — и даже две или три, или пять — во Второй мировой в норме не могут убить 40 тысяч жителей города. (Исключение: Япония тех лет, которую американцы бомбили с напалмом, легко зажигавшим бумажно-деревянные дома японцев). Бомбы в те времена сбрасывали в основном с горизонтального полета, то есть не очень прицельно. Допустим, во время Битвы за Британию немцы сбросили 40 тысяч тонн бомб и убили 40 тысяч мирных жителей. Тонна бомб — один убитый. И это большие цифры: западные союзники сбросили на города Германии 1,8 миллиона тонн бомб, а убили не более 353 тысяч немцев — более пяти тонн на одного убитого.

Быть может, в Сталинграде просто не было укрытий или население не хотело ими пользоваться? Первое точно неверно: уже к 15 апреля 1942 года, за много месяцев до августовских налетов, в Сталинграде было 66,3 погонного километра открытых и закрытых щелей для укрытия населения. А также 237 подвалов, оборудованных как газо- и бомбоубежища, на 33 500 человек. Второе — пренебрежение опасностью со стороны населения — действительно возможно. Чтобы отсеять эту версию, требуется обратиться к советским документам.

А в них все оказывается еще страннее, чем в документах немецких. Во-первых, 23 августа практически не выделяют из ударов 24-26 августа 1942 года. Многие документы вообще пишут «налеты 24-26 августа», не упоминая 23-е число, поскольку 23 августа немецкие налеты начались только в 16:18 и закончились уже к 19:00.

Более того, из документов получается, что точность немецких ударов была, прямо скажем, невелика. Директор крупного военного завода «Баррикады» Л. Гонор сообщал в Городской комитет обороны в закрытом отчете:

«Всего за время бомбежки на территории завода имеем шесть человек убитыми, <…> по неполным данным, на завод сброшено свыше 150 фугасных и свыше 2,5 тысячи зажигательных бомб». Может, Гонор преуменьшает число жертв? Навряд ли: там же он пишет, что «организованная нами переправа работает без перебоя, перевозя не только людей, но и более ценное имущество завода». Ему за это «более ценное имущество завода» еще отчитываться по окончании эвакуации, и директор это знает. Он не будет писать «бомбы не мешают эвакуации», если они мешают: это, в условиях СССР 1942 года, поставит его физическое выживание под большой вопрос.

Итак, сотни бомб на одного убитого. Как это совместить с гибелью 40-200 тысяч сталинградцев от тысячи-другой тонн немецких бомб?

Ответ на вопрос есть в Постановлении Сталинградского городского комитета обороны №411-а от 27 августа. В нем утверждается: 24–27 августа 1942 года немцы бомбили шесть из восьми районов города, а погибших при этом — 1017 человек. Как мы уже отмечали, 23-е число отдельно никак не выделяли, его жертвы считали с остальными днями. По общим отчетам сталинградских городских властей, похоронными командами с 22 по 29 августа было захоронено 1816 человек.

Мы далеки от мысли, что это все убитые: часть могла быть засыпана в щелях случайным близким попаданием бомбы. Но вот не убрать тех, кто был на поверхности, команды не могли. Климат Сталинграда летом делает немыслимым отсутствие уборки трупов: и без трупов он находился в зоне высокой эпидемической опасности, от дизентерии, включая амебную, до малярии и много чего еще. На жаре тела людей разлагаются быстро, и рисковать, не убирая их, здесь можно только в холодное время года.

Даже если предположить, что половина жертв немецких августовских налетов была засыпана в щелях и поэтому не учтена похоронными командами, число их все равно менее пяти тысяч. Ни 200, ни 40, ни десять — не более пяти тысяч. Нельзя говорить и о разрушении основной части города от этих налетов: вместе с сгоревшими в пожарах Сталинград потерял считаные тысячи строений. А всего их в городе было более 50 тысяч.

Да, это все еще огромные цифры. Во время налета на Ковентри в Британии немцы смогли убить лишь полтысячи. Но «менее пяти тысяч» — цифра, которая вполне совместима с типичной эффективностью бомбовых налетов по городам во Вторую мировую. И вполне укладывающаяся в налеты на «Баррикады» — более 400 бомб на одного убитого.

Может появиться вопрос: не все ли равно, сколько людей погибли в те дни от немецких бомб? Нет, не все равно: цифры и факты диктуют картину событий. Если число жертв немецких налетов не 40 тысяч, а в десять раз меньше, то никакой гигантской катастрофы — уровня ядерного удара по Нагасаки — от воздушных ударов в те дни явно не было.

В чем, на самом деле, была трагедия 23 августа 1942 года и последовавших дней

23 августа 1942 года действительно был днем-катастрофой. Накануне немцы в районе Дона выбрали в советской обороне место, закрытое малыми силами одной стрелковой дивизии, и нанесли туда удар сразу несколькими своими дивизиями. В итоге к 23-му числу они создали на восточном берегу Дона плацдарм, откуда танки XIV корпуса ударили по направлению к Волге, севернее Сталинграда. Во второй половине суток 23 августа они ее достигли и фактически поставили под свой контроль.

Значение этого события трудно переоценить. Именно по Волге на север шли баржи с нефтью — из Баку, где в ту пору добывали более 80% советской нефти. Альтернативных путей доставки не было: по Заволжью в то время непрерывное железнодорожное сообщение не функционировало, а железная дорога, идущая на север от самого Сталинграда, тоже была перерезана тем же немецким ударом.

Наконец, немцы планировали вслед за этим захватить город своей пехотой — даже без использования танков, поскольку Гитлер летом 1942 года остро критиковал своих военных за применение танков в городе, где они несли большие потери, но не демонстрировали главное преимущество — мобильность.

Случившееся вызвало резкую реакцию советского командования. Руководство Сталинградским фронтом санкционировало подрыв понтонного моста через Волгу, игравшего заметную роль в снабжении города. Сталин немедленно потребовал от командования фронтом нанести контрудар по немецком клину, вытянувшемуся к Волге, и срезать его. Он также отметил: «У вас имеется достаточно сил, чтобы уничтожить прорвавшегося противника».

Это вполне верное отражение ситуации: сил на сталинградском направлении у Красной армии действительно было немало. Причем немало их было с самого начала сражения, с середины июля 1942 года, когда тот же Сталин в разговоре с командованием Сталинградского фронта отмечал: «на фронте более 900 танков» — больше, чем у немцев.

Однако проблема была в том, что командование советского фронта заранее не смогло понять, где немцы будут наносить ключевой удар, и основную часть своих сил держало совсем не там, где находился немецкий XIV танковый корпус, а заметно южнее. В итоге быстро срезать клин противника не получалось: силы были, но не там, где надо.

Встала реальная угроза потери Волги — основного канала поставки нефти в центр страны, а равно и сталинградских заводов. На середину лета 1942 года именно Сталинградский тракторный произвел больше танков Т-34, чем любой другой завод в Союзе.

Кризис оказался настолько глубоким, что 26 августа Сталин снял Жукова с командования Западным фронтом (на этом посту он находился с октября 1941-го) и назначил представителем Ставки на сталинградском направлении. Направление Жукова на тот или иной участок с осени 1941 года — явный признак катастрофического провала, который уже случился и который надо срочно исправлять. Именно так Жуков стал командиром Ленинградского фронта в сентябре 1941 года, а потом Западного — в октябре. В первом случае Сталин опасался потери Ленинграда, во втором — Москвы.

Жуков прибыл на Сталинградский фронт только 29 августа. Сходу поправить обстановку и ему не удалось. Да, сил в Сталинград было стянуто немало, и это позволило отбить немецкие атаки на большую часть города. Но основные силы советское командование концентрировало вне города — к северу от него. Задачей этой группировки было не защитить непосредственно Сталинград, а все так же «срезать» немецкий клин, протянувшийся к Волге, тем самым взяв под контроль коммуникации, идущие на этом направлении.

Итоги немецкого прорыва 23 августа: десятки тысячи погибших мирных граждан

Попытки срезать немецкий клин продолжались с конца августа по 20-е числа октября 1942 года. Ничего хорошего не получилось: советские силы несли большие потери, но успеха не добивались. Жуков постоянно и резко критиковал командиров армий и фронтов, над которыми нависал как представитель Ставки, но непосредственно руководить ими все равно не мог: это была задача командира Сталинградского фронта, а Жукова на его место не поставили.

Видя бесплодность попыток срезать немецкий клин, Жуков и Василевский пришли к выводу о том, что надо искать «другое решение». Речь шла о плане «Уран». В его рамках они хотели отойти от ударов по самому немецкому клину к Волге и атаковать противника по дальним флангам (на сотню километров севернее и южнее), прикрытым почти исключительно румынскими войсками. Идея была простая: румыны по боеспособности не были четой ни немцам, ни Красной армии.

Практика оправдала идею Жукова и Василевского: румыны были смяты, за счет чего немецкую шестую армию отсекли от снабжения и через десяток недель добили.

Но все это никак не отменило тяжких последствий трагедии конца августа 1942 года. Мирные жители Сталинграда оказались в городе, откуда было сложно эвакуироваться: немцы непрерывно бомбили переправы и пароходы, вывозящие людей. От этого не все гражданские лица, наблюдающие такие бомбежки, желали переправляться.

Наконец, солидная часть граждан из-за распространенных в СССР антисоветских настроений ждала прихода немцев как некоей позитивной силы. Разумеется, сами немцы после своего прихода быстро и предметно объяснили ждавшим, как жестоко они ошибались. Но было поздно: эвакуироваться те уже не могли.

В итоге многие гражданские лица остались на территории города, когда там начались упорные бои. Артиллерия и авиация (кстати, в разрушении города роль артиллерии была ключевой) противника нанесли им огромные потери. Советский историк Самсонов еще в конце 1980-х по документам партийного архива Волгоградской области установил, что более 40 тысяч жителей города погибли в нем. Только, разумеется, не в конце лета 1942-го, а на протяжении почти полугода, между августом и февралем (уже 1943 года), когда город освободила Красная армия. В этот же период постепенно был разрушен и сам город. К началу сентябрьских боев за него Сталинград еще сохранил основную часть строений целыми.

Именно из этой цифры Самсонова — плохо понятой в СМИ и даже некоторыми историками — родился миф о «40 тысяч погибших от бомбежек». Подавляющее большинство погибли совсем не от бомб, а в итоге наземных боев. Но это не делает трагедию города на Волге меньшей по масштабу.

Зато меняет ее качество. Тезис «эвакуация мирных граждан запоздала» не имеет смысла, если мы поставим вопрос о том, почему такая эвакуация вообще произошла. Причиной явно были не сами авианалеты — дело было в сухопутном ударе немецких войск, перерезавших железную дорогу в Сталинград и саму Волгу. Без него эвакуация как таковая имела ограниченный смысл: в городе имелись запасы продовольствия, которым было куда проще кормить людей.

А вот массовых ударов немецкой авиации по городу до 23 августа 1942 года не было, да и не могло быть. Немецкая авиация в этом районе насчитывала менее тысячи исправных самолетов, а нагрузка на них была большой. Именно эти самолеты бомбили передний край советских войск, обеспечивая продвижение пехоты и танков. Они не стали бы концентрировать тысячу самолето-вылетов на Сталинграде, если бы не хотели облегчить его взятие своими наземными войсками.

Сама вероятность такого взятия возникла только после немецкого наземного удара 22-23 августа. Значит, до него и в массовой эвакуации не было смысла.

Казалось бы, не все ли равно, когда надо было начинать эвакуацию и каким, на самом деле, было число жертв августа 1942 года? Нет, не все равно. Видеть свою историю через черные очки — ничуть не лучше, чем через розовые. Если мы будем считать, что немцы обычными бомбами убивали больше, чем американцы ядерными, то не поймем, что на самом деле стало крупнейшей катастрофой важнейшего сражения Второй мировой.

Если думать, будто Сталинград понес потери уровня атомной бомбардировки от задержек с эвакуацией и отсутствия укрытий для населения, то посчитаем, что наши предки были не вполне адекватными умственно. Если мы начнем так думать, то никогда не поймем, почему, на самом деле, они все же выиграли и Сталинградскую битву, и войну в целом.