Смех, игра и обезьяны

Природа смеха

Что же заставляет человека смеяться? Если очень коротко, то – человеческое состояние, как таковое. Дело в том, что человек – существо двойственное, которое живет одновременно в двух мирах: биологическом и культурном. Эту двойственность мы иногда ощущаем, а иногда она сокрыта глубоко в бессознательном, что заставляет нас смеяться в самых неожиданных ситуациях.

Как-то мы писали о том, что животные (по крайней мере, некоторые млекопитающие, в частности, приматы) умеют улыбаться и смеяться. Подчеркнем еще раз, что смех их имеет мало общего с нашим смехом. В нашем понимании животные не смеются. Однако, у высших обезьян, тем не менее, есть очень похожая мимика — это расслабленно-открытый рот или так называемая «игровая мина». Это сигнал того, что обезьяна лишь делает вид, что нападает, но делает это в «шутку». Из этого сигнала псевдоагрессии и развился человеческий смех.

Подобные игровые сигналы есть не только у обезьян, но и у других высших млекопитающих, например, у собак. Все, у кого есть дома собака, знают, что приоткрытый рот, вытянутая вперед морда и виляющий хвост — знаки того, что животное хочет поиграть. Это сигналы шутливого нападения, которое никогда не будет воспринято партнером по игре как настоящее.

«Смех в том виде, в каком он присущ нам, не присущ больше никому в природе — именно по той причине, что мы живет не только в биологическом мире, но и в культурном», – комментирует Козинцев.

Интересно также, что сила смеха никогда не пропорциональна стимулу, его вызывающему. Стимул может быть абсолютно пустяковым по сравнению с той очень весомой причиной, которая лежит за этим — человеческим состоянием, о котором речь шла выше. Все остальное, что мы называем причинами смеха, Александр Козинцев называет поводами — это анекдоты, какая-то мелкая неприятность, которая произошла с нашим знакомым и т. д. Это отличает смех от других подобных состояний, для которых нужна гораздо более веская причина. Так, если мы взахлеб рыдаем по поводу чего-то, значит, для нас существует какая-то серьезная на то причина (пусть даже только для нас, а окружающим она может быть не столь очевидной). Смех же, если посмотреть внимательнее, всегда вызван каким-то пустяком.

Превращение угрозы в приветствие – явление широко распространенное в животном мире и имеющее многочисленные параллели в человеческом обществе (таковы воинственные церемониалы встречи почетных гостей). Скрытый смысл такого поведения – по сути, тот же, что и у животных: «вот как я мог бы с тобой поступить, но не поступлю. 

Из статьи Александра Козинцева «Смех, плач и зевота: психология чувств или этология общения?»

Щекотка и «луковые» слезы

Известный советский режиссер Сергей Эйзенштейн назвал щекотку остротой, опущенной до максимально низкого уровня. По словам Козинцева, он смотрел в корень. Его теория комического осталась практически незамеченной, а ведь во многом из всех теорий XX века она ближе всего стоит к современным знаниям о природе смеха. То, что смех при щекотке не имеет отношения к смеху, вызванному, например, удачной шуткой — очень распространенное заблуждение. Такое мнение часто даже психологами подкрепляется тем фактом, что нельзя назвать плачем тот плач, который мы можем наблюдать у человека, режущего лук. Действительно, когда мы режем лук, у нас не задействована мимика, не задействован голос — нет в целом ничего похожего на истинный плач, кроме выделения слез. Но когда мы смеемся от щекотки, то ни акустически, ни мимически мы не замечаем никаких различий от смеха, который вызван анекдотом, удачной шуткой и т. д. Таким образом, смех от щекотки нельзя назвать чисто физиологическим.

Почему? Прежде всего, потому, что для того, чтобы посмеяться от щекотки, обязательно нужен партнер. Об этом мало кто задумывается, но если вы начнете щекотать себя сами, вы никогда не будете смеяться. «И вот, когда мы поймем, для чего нужен партнер, то из области физиологии войдем в область игры, – продолжает Александр Козинцев. – Щекотка — это отнюдь не «приятная стимуляция», а не что иное, как мягкая рудиментарная форма игровой агрессии». Таким образом, смех изначально вовсе не был выражением удовольствия, а игровой ответной угрозой, по сути, знаком несерьезности агрессии.

По-видимому, одно из главных препятствий, которые необходимо устранить на пути исследования смеха, – это традиционное, ставшее почти аксиомой, мнение о том, что смех исходно выражает чистую радость. Ошибочность этого мнения следует уже из того, что Дарвин высказал его на основании наблюдений над людьми с резко ограниченной сферой социальных контактов – слабоумными и слепоглухонемыми».

Из статьи Александра Козинцева «Смех, плач и зевота: психология чувств или этология общения?»

Закладка

Скопировать ссылку

Email

Печать

Twitter

VK

Telegram