Восемьдесят лет приказу «Ни шагу назад!»: почему немцы так и не взяли Сталинград

Грань катастрофы

В 1942 год СССР вступил с крайне оптимистичными настроениями. Немцев удалось разгромить под Москвой — впервые в истории Второй мировой и вообще вермахта Германия понесла серьезное поражение на суше. Советская пресса даже говорила о победе над Берлином в 1942 году.

Однако скоро ситуация развернулась на 180 градусов. Попытка Красной армии наступать под Москвой выдохлась, а под Харьковом клинья маршала Тимошенко были «срезаны» немецкими фланговыми контрударами. Советское наступление в Крыму сорвалось, а 8 мая 1942-го Манштейн ударил в слабый фланг Крымского фронта и практически полностью уничтожил его войска.

Наконец, 30 июня немцы начали наступление по плану «Блау» — от Орла до Азовского моря. Советская сторона не ожидала там главного удара, поскольку основные силы немцы держали севернее Орла, в районе Москвы. За счет этого вермахту опять сопутствовал крупный успех. 

C 28 июня по 24 июля Красная армия в этой полосе потеряла 370 тысяч только убитыми и пленными (дивизия в сутки). Глубина отхода советских войск на юге достигла 400 километров за один лишь месяц. Фактически на ряде участков фронт перестал существовать, и его целостность пришлось восстанавливать стратегическими резервами — в том числе под Сталинградом.

Здесь сложилась, пожалуй, наиболее опасная ситуация. Девять десятых нефти СССР тогда получал через нижнюю Волгу судами: железных дорог поблизости от нее к востоку еще просто не было. Выход немцев к реке, казалось, парализовал возможности Москвы вести «войну моторов», которой была Вторая мировая. Обеспечив фланг выходом к Волге (бить через нее РККА было бы сложно), немцы могли бы сконцентрировать силы на Кавказе и захватить Азербайджан, получив нефть, которая была так нужна им самим.

Судьба всей войны повисла на волоске. Получив большие количества нефти, Берлин мог бы заметно лучше справляться с войной в воздухе (нормальная подготовка летчика-истребителя тогда требовала пары цистерн горючего). Без превосходства в воздухе западные союзники не могли бы рассчитывать на успешную высадку, а СССР без собственной нефти — на успешное сопротивление.

Особенно неприятным в этой ситуации было то, что даже ввод больших советских сил не останавливал продвижение немцев к Волге. Вопреки рассказам советских и российских историков, с самого начала Сталинградской битвы превосходство в числе на этом направлении было у Красной армии. Проблемой было то, что остановить противника можно, только если понимаешь, где его ударные кулаки, — и противопоставляешь им свои.

Однако такие действия требуют серьезного уровня командующего фронтом. А здесь у Красной армии все было не совсем благополучно. Именно поэтому, пусть и теоретически бóльшие силы советских войск продолжали откатываться на восток.

Для понимания градуса этого напряжения процитируем разговор Сталина с командующим Сталинградским фронтом Гордовым 23 июля 1942 года:

«Главное теперь не переправы у Цимлянской… а правый фланг фронта. Противник выбросил своих частей в район Цимлы, отвлек наше внимание на юг и, в это самое время подводил потихоньку главные силы к правому флангу… А что, разве у вас нет танков на правом фланге? Стыдно отступать перед 50 танками немцев-мерзавцев, [имея] на фронте около 900 танков. Всё».

Конечно, в целом против Сталинградского фронта у немцев было далеко не 50 танков — столько обнаружилось в их передовом отряде на правом фланге. Но, определенно, танков здесь у наступавших было в пару раз меньше, чем 900 советских. «Всё» — конечно, довольно точное слово в таких обстоятельствах, хотя Сталин и относил его к концу своей реплики, а не к ситуации в целом.

Приказ «Ни шагу назад!»: как замотивировать армию

Через пять суток после процитированного выше разговора вышел приказ № 227, в народе ставший известный как «Ни шагу назад!». Его зачитали во всех воинских частях, хотя в печатном виде не публиковали до 1988 года.

Текст составлял лично Сталин, поэтому он выдержан больше в духе риторики из духовной семинарии, где тот учился, чем в типичной для военных стилистике. 

Часто говорят о необычной откровенности вождя в этом документе. Однако с этим не так просто согласиться. Начав с констатации летнего отступления Красной армии, главнокомандующий подкрасил его черной краской:

«Часть войск Южного фронта, идя за паникерами, оставила Ростов и Новочеркасск без серьезного сопротивления и без приказа Москвы, покрыв свои знамена позором». 

Да, оставление этих городов без приказа сверху случалось, но Сталин не упомянул, что в обоих случаях существовала опасность обхода этих городов, и если бы армия там задержалась, ей бы грозило окружение. Из-под Харькова и с Керченского полуострова весной 1942-го без приказа Москвы никто не отходил, в результате в этих двух коротких операциях РККА потеряла 333 тысячи убитыми и пленными, обескровив южную часть фронта как раз перед немецким наступлением там же. 

На этом фоне далеко не очевидно, что оставление Южным фронтом во главе с Малиновским Ростова и Новочеркасска действительно было злом. Если вспомнить, как Буденный в 1941 году просил об отходе из-под Киева и как отказ Москвы привел к крупнейшему окружению в истории, количество черной краски в этом месте приказа № 227 трудно назвать оправданным.

Немецкие военные того же периода оценивали способность советских командиров летом 1942 года отходить до того, как их отсекут клещи окружения, как благо для Красной армии. Типично в этом смысле мнение Типпельскирха:

«Так как ни одного [крупного] котла образовать не удалось и немецкие армейские корпуса могли вести только фронтальное преследование, то новая тактика русских, конечно, больше способствовала сохранению их сил, чем попытка оборонять словно специально заданную для танков обширную открытую местность между реками Северский Донец и Дон».

Попросту говоря, безвозвратные потери тогда могли быть куда больше, чем дивизия в сутки.

Но в приказе было и много довольно точных утверждений. 

«Население нашей страны, с любовью и уважением относящееся к Красной армии, начинает разочаровываться в ней, теряет веру в Красную армию, а многие из них проклинают Красную армию за то, что она отдает наш народ под ярмо немецких угнетателей, а сама утекает на восток».

Тут Сталин если и преувеличивает, то не очень сильно. Документы НКВД о настроениях населения в июле-августе 1942 года действительно часто рисуют его неверие в возможности армии. Вот типичный пример:

Камышин, Сталинградской области, Дуванова Ася: «…Родной мой Семочка, если ты услышишь о нашем городе что-либо и после всего, ищи меня, возможно пишу последнее и прощальное письмо, день и ночь самолеты… Но я никуда, погибать на месте… Ты мне говоришь в каждом письме: до скорого свидания. Я рада этим словам, но, дорогой, мне кажется, едва ли что свидание сбудется и мы расстались навек и навсегда. Сам видишь условие наше, а он [враг] силен и опасен».

Другая женщина пишет:

Ростовская обл., Дубовский район, Ильинский с/с, к хоз «Лен. путь», Лапко Н. Р.: «…Милый, мне кажется, что подходит конец моей жизни. Я живу в таком месте, что от врага не убежишь, нет на чем, а от нас он не так далеко».

Третья: Сталинградская область, Сиротино: «…Сегодня у нас, вернее в Сиротино, эвакуируется все население. Мне очень жаль, что я не могу этого сделать. Я остаюсь на месте, все равно где-нибудь погибать. Я, конечно, выехала бы так же, как все, если бы я была одна [без детей]. Правда, очень страшно погибать в руках Гитлера, но при всем желании я выехать не могу… Самое главное, что мои крошки дети будут гибнуть на глазах — это для меня страшней всего». 

Еще раз повторим: речь о типовых настроениях, таких писем можно найти намного больше. 

Сталин, конечно, пытается мотивировать не только отсылкой к настроениям мирного населения: В приказе № 227 он отмечал:

«Некоторые неумные люди на фронте утешают себя разговорами о том, что мы можем и дальше отступать на восток, так как у нас много территории, много земли, много населения и что хлеба у нас всегда будет в избытке». 

В документах особотделов НКВД того периода, постоянно фиксировавших настроения в частях, что-то подобное есть — хотя не часто. Однако сходные идеи витают в головах даже в наши дни. Многие всерьез рассуждают, что СССР достаточно было не делать каких-то крупных ошибок, чтобы выиграть: мол, у него были какие-то огромные ресурсы, которых не было у немцев, поэтому, отступая на восток, он выматывал их, устраивая что-то вроде повтора судьбы Наполеона и Карла XII. 

Приказ № 227 подробно объяснял, почему это не так:

«Каждый командир, красноармеец и политработник должны понять, что наши средства не безграничны. Территория Советского государства — это не пустыня, а люди — рабочие, крестьяне, интеллигенция, наши отцы, матери, жены, братья, дети. Территория СССР, которую захватил и стремится захватить враг, — это хлеб и другие продукты для армии и тыла, металл и топливо для промышленности, фабрики, заводы, снабжающие армию вооружением и боеприпасами, железные дороги. После потери Украины, Белоруссии, Прибалтики, Донбасса и других областей у нас стало намного меньше территории, стало быть, стало намного меньше людей, хлеба, металла, заводов, фабрик. Мы потеряли более 70 миллионов населения, более 800 миллионов пудов хлеба в год и более 10 миллионов тонн металла в год. У нас нет уже теперь преобладания над немцами ни в людских резервах, ни в запасах хлеба. Отступать дальше — значит загубить себя и загубить вместе с тем нашу Родину».

И действительно, СССР, выплавивший 18 миллионов тонн стали в 1940 году, в 1942-м выплавил уже только восемь миллионов тонн стали — в несколько раз меньше, чем Германия. Сходная ситуация была с углем — главным энергоносителем той эпохи. Ситуация отличалась только по нефти, но и тут немецкое наступление могло все изменить.

Отдельно стоит сказать о людях. К моменту публикации приказа СССР контролировал примерно 120 миллионов населения. Германия имела 80 миллионов населения, а с учетом Венгрии, Италии и Румынии призывные контингенты стран «оси», которые можно было бы использовать на Восточном фронте, действительно оказались больше советского. 

Именно поэтому идея многих наших современников «СССР победил потому, что у него было больше людей — трупами закидали» — не имеет отношения к действительности. Быстро наступавший противник лишил страну и превосходства в людях. Впрочем, по стали, углю, числу станков и рабочих такого превосходства над Германией и ее союзниками у Москвы никогда не было.

Кроме нелицеприятных описаний действительности, в тексте есть серьезная оптимистичная нота: «Немцы не так сильны, как это кажется паникерам. Они напрягают последние силы. Выдержать их удар сейчас, в ближайшие несколько месяцев — это значит обеспечить за нами победу».

Исторически все так и было: Германия в тот момент серьезно истрепала свои опытные части, и, выдержав ближайшие месяцы, РККА действительно обеспечила победу. Однако будем честными: те, кому зачитывали приказ, вряд ли были в этом так уж уверены.

Штрафники и заградотряды

Из текста приказа следует, что главное — навести железный порядок и дисциплину, для чего в тылах армий надо создать три-пять заградотрядов, которые могли бы останавливать бегущих «трусов и паникеров». А также штрафные части, «куда направлять рядовых бойцов и младших командиров, провинившихся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости, и поставить их на трудные участки армии, чтобы дать возможность искупить кровью свои преступления перед Родиной».

Уже в сентябре 1942 года отдельным приказом штрафников разбили на два вида частей: штрафбаты, куда направляли командиров, и штрафроты, куда направляли рядовых. Периодически в последнюю группу включали уголовников из лагерей — в особенности после начала наступлений Красной армии, когда возник существенный дефицит тех, кого можно было бы обвинить в «трусости или неустойчивости». Но массу людей поставляла сама армия: даже в период наступления бывали, например, рядовые, застрелившие офицеров (такие тоже попадали в штрафники).

Атмосфера в таких частях была разной: в штрафротах местами приходилось поднимать «переменный состав» из уголовников в атаку стрельбой над их головами. В штрафбатах было проще: командный состав, «искупив вину кровью», снова возвращался на офицерские (с 1943 года) должности в обычные части, и в связи с такой перспективой лишний раз дергать его не приходилось.

Часто штрафникам приписывают большие потери. Например, в 1944 году на них пришлось 2,6% всех потерь Красной армии, хотя прошло через них менее 1% от ее численности. Но это не совсем корректно: ведь немалая часть личного состава обычных частей РККА не входила в состав стрелковых рот и даже батальонов. Это были многочисленные артиллеристы, водители, связисты, расчеты ПВО и так далее.

Понятно, что потери у них в норме были заметно ниже, чем в стрелковых ротах и батальонах. Если учесть этот момент, потери штрафных частей хотя и были выше, чем у обычных рот и батальонов, но никак не в несколько раз.

Как отреагировали на приказ в армии

По всей видимости, сомнительность идеи приказа «нигде не отходить» была заметна и некоторым его современникам. Возможно, этим объясняется такое сообщение особотделов НКВД (начало августа 1942 года): «Пом. нач. штаба 6 ГвКД Глагаев, в беседе с группой командиров, заявил: «…Если бы этот приказ был раньше, то мы были бы давно разбиты…» Были и просто те, которые не могли забыть Кремлю его прошлых военных просчетов и сомневались, что тот справится и сейчас:

«Красноармеец 28 ГАП Щербук, прослушав содержание прочтенного бойцам приказа, заявил: «…Такие приказы уже были, но они ничего не помогли. У немцев очень сильная авиация, они нас все равно задушат. Наше правительство допустило ошибку. Надо было бить немцев тогда, когда они напали на Польшу…»

Главное, впрочем, не в этой критике. Ключевое, что обращает на себя внимания в сообщениях особотделов о настроениях военнослужащих (стоит отметить, это был основной канал, по которому Кремль вообще узнавал о настроениях масс): не вполне очевидно, что эти самые массы вообще надо было дополнительно мотивировать. 

Например, 8 августа 1942 года Управление особых отделов НКВД не без тревоги сообщает: в войсках «упаднические настроения». Но если присмотреться, эти настроения не показывают склонности куда-то бежать, скорее наоборот:

«Дорогая моя супруга Катя и мои детки, трудно остаться в живых, так или иначе гибель нам здесь… Возле города Сталинграда Царицына будет большая бойня… меня вы домой не ждите, наверное меня убьют, ибо будут сильные бои…»

Другой красноармеец тогда же пишет: «За Сталинградом заняли оборону, ожидаем противника, и, главное, хочу сообщить, что больше не увидимся, потому что все измучены и от нас хорошего ожидать не придется, всех положат». Третий: «Мне домой не вернуться никогда, я тебя больше не увижу». Четвертый: «Мне не хочется сейчас погибать, но, наверное, придется умереть»

Вообще, внимательное изучение документов этого периода показывает: какой-то особой неустойчивости войск, нетипичной для армий, неудачно ведущей маневренную войну, у Красной армии найти сложно. Вся история военного дела полна примеров «отступлений без приказа»: этого вообще трудно избежать в условиях ошибок командиров.

От Фридриха Великого, квалифицировавшего действия своих войск в одном из сражений с русскими словами «Бежали как старые б…», до оставлений позиций без приказов в вермахте 1943-1944 годов те же проблемы демонстрировала немецкая армия.

Настоящая неустойчивость армии выглядит совершенно иначе. Например, как во время гражданских войн, когда десяток процентов или более личного состава пытаются убежать еще до соприкосновения с противником.

С «Ни шагу назад!» вышло как-то не очень?

Как мы уже отмечали, после выхода приказа № 227 НКВД фиксировало его восприятие в войсках. Несмотря на скептические отзывы, которые мы упомянули выше, большинство было положительными. В этом нет ничего странного: и армия, и тыл уже прекрасно понимали, что шансов выжить без ликвидации Германии в современном для них виде не так-то много (см. пессимистические ожидания мирного населения перед приходом немцев, процитированные выше). В такой ситуации даже самые жесткие приказы, способствующие победе, были фактически единственной долгосрочной надеждой на выживание.

Поэтому одобряющее его большинство разве что выражало сожаления, что приказ не вышел раньше — хотя бы весной 1942 года. Многие связывали с выходом приказа ожидания, что немецкое продвижение остановится. Вот только оправдались ли эти ожидания?

Откровенно говоря, нет. Да, с самого начала августа 1942 года были созданы штрафные части и заградотряды. Однако Сталинградский фронт, трагическое положение которого во многом и вынудило Сталина отдать приказ, позитивной динамики не проявил. Разочаровавшись в способностях командующего фронтом Гордова (у того лучше получалась нецензурная лексика, на что есть ряд аудиозаписей НКВД), Сталин 10 августа 1942-го поменял комфронта на Еременко. 

Увы, к 20 августа и Еременко не смог заметить сосредоточение немцами сил — причем опять на правом фланге фронта. В итоге Германия ударила в слабый участок советской обороны, не подкрепленный вообще никакими резервами.

К 23 августа немцы вышли к Волге, полностью нарушив движение нефти вверх по ней. Это был самый острый момент: фактически основная часть страны какое-то время снабжалась больше от нефтяных запасов, нежели от новых поставок. Железная дорога в степи за Волгой строилась, но быстро набрать нужную пропускную способность у нее не получалось. Еще месяцы топливо на север шло в количествах много меньших нужного.

Советская сторона делала, казалось, все, чтобы вернуть себе главную нефтяную артерию войны. На вышедший к Волге немецкий клин посыпались мощные контрудары, в том числе с использованием штрафников (впрочем, тех было не так много). Что же оказалось?

Все эти контрудары не имели никакого успеха, хотя их наносили до октября 1942 года. Работники НКВД, понятное дело, не могли остаться в стороне и все время спрашивали у военных: а почему, собственно? Начальник штаба Донского фронта Малинин давал типичный и для его коллег ответ:

«У немцев здесь ни черта нет, немцы безусловно несут большие потери от нашего минартогня. На этом участке у нас несомненное большое превосходство во всем и превосходство в авиации. Авиация противника в эти дни нас беспокоит слабо, да и танков у нас неплохо… Пехота у нас никудышная… Дать сюда хорошо обученный полк решительных бойцов, этот полк прошагал бы до Сталинграда…»

Генерал Рокоссовский пошел еще дальше:

«Командующий фронтом Рокоссовский, под впечатлением того, что причиной неуспехов являются плохие действия бойцов-пехотинцев, пытался для воздействия на пехоту использовать заградотряды. Рокоссовский настаивал на том, чтобы заградотряды шли следом за пехотными частями и силой оружия заставляли бойцов подниматься в атаку». 

Кстати, приказ «Ни шагу назад!» такого не предусматривал, там заградотряды должны были лишь останавливать бегущих трусов и паникеров, а никак не «поднимать в атаку».

Что же это выходит? Укрепляли-укрепляли дисциплину заградотрядами да штрафротами, а воз и через три месяца после приказа № 227 на том же месте, только уже на Волге, а не на Дону? 

Даже работники особотделов начали подозревать, что ситуация, мягко говоря, сложнее, чем сообщают военные. Особисты так и прокомментировали Рокоссовского, Малинина и их коллег: «Однако мнение командования фронта и армии о том, что причиной неуспехов является неподготовленность бойцов пехотных частей, не имеет под собой основательной почвы». 

Напротив, продолжает комментатор (за подобное заявление в открытой печати, конечно, он мог бы и сесть): 

«Анализом фактов боевых действий устанавливается, что причинами неуспеха и плохих действий пехоты является плохое руководство бойцами пехотных подразделений со стороны командного состава роты, батальона, полка и дивизии. Привожу наиболее характерные факты…» 

Дальше пошел длинный список того что, в общем-то, хорошо известно любому историку Второй мировой. Части выдвинутые для атаки по немецкому клину не то что не провели разведку обороны противника, но и…

 «Командир 123 СП, 62 СД — майор Проявенко, с местностью ознакомился только на карте, командиры батальонов местность просматривали ночью, границы полосы действий батальонам отведены не были. Вследствие плохой организации, батальоны к исходному положению для атаки были подтянуты не к 3.00, как было предусмотрено приказом, а только к 7.00, были обнаружены противником [визуально, потому что уже стало светло] и подвергнуты сильному артпулеметному обстрелу. Попав под обстрел противника, командиры растерялись, потеряли управление подразделениями. Бойцы группами и одиночками рассеялись на поле, роты и батальоны полка смешались. По сути никем не управляемые бойцы пошли в атаку, но пройдя 200-300 метров и попав снова под сильный огонь противника, залегли. Полковая артиллерия находилась на значительном расстоянии от пехоты, вела огонь по площадям, не подавляла огневые точки противника, мешавшие продвижению пехоты».

Подчеркнем, что это всего лишь один пример, таких в документах очень и очень много.

НКВД, конечно, в этом и других случаях, как обычно, советует найти каких-то вменяемых командиров, но забывает сообщить, где именно:

«В результате изложенного, [свежий] полк поставленной задачи не выполнил, потеряв за два дня боев 50% личного состава. А дивизия за это время потеряла до 3000 человек личного состава. О бездарности Проявенко и неспособности его руководить полком, мы информировали Военный совет фронта еще до начала операции, однако отстранен от занимаемой должности только 24.10.42 г [уже после ее срыва]».

Бездарность проявил не только Проявенко, но решить проблемы войны только снятием бездарных сложно: надо где-то найти даровитых.

Одно из документов НКВД ясно совершенно точно: трусость и паникерство у обычных солдат под Сталинградом явно не была главной проблемой армии. Более того, штрафные части вряд ли тут могли серьезно помочь.

Напомним цитату выше: за двое суток полноценный полк потерял 50% личного состава. А вот 1-й и 8-й отдельный штрафные батальоны Сталинградского фронта в 1942 году потеряли убитыми и ранеными 209 человек из 331 То есть пока нештрафная часть теряла 25% в сутки, отчего оказалась расформирована, штрафная теряла 0,66% в сутки (действуя на том же направлении). Почему так — понятно, на штрафную часть не поставили полковника Проявенко или кого-то похожего. Вот и потери другие. 

Только вот возникает вопрос: а ради чего, собственно, затевалась вся эта история со штрафниками? Как-то из цифр потерь неясно: точно ли наказали их, а не несчастных подчиненных Проявенко и ему подобных? И не лучше ли было командиров этих штрафбатов поставить в бывший полк Проявенко?

Более осмысленно показали себя заградотряды. Уже к 15 октября 1942 года на всем советско-германском фронте они задержали 140 755 военнослужащих, сбежавших с передовой. Правда, делали это они не совсем так кроваво, как это иногда описывают. Только 1189 из задержанных было расстреляно, менее 3 тысяч направили в штрафники, а 131 094 человека просто отправили обратно в свои части. Осенью 1942 года они там были очень нужны.

Как добиться «Ни шагу назад» без приказа «Ни шагу назад!»

Хотя основную часть подкреплений в оборонительной части Сталинградской битвы Ставка бросала к северу от Сталинграда, чтобы срезать немецкий клин у Волги, никаких успехов (кроме потерь) тут не было. А вот в самом городе, который Генштаб полагал нереальным к удержанию (отчего и вкладывался в контрудары к северу от него), с сентября 1942 года все вдруг пошло куда лучше, чем раньше. И это очень странно: Генштаб же не просто так считал, что город сам по себе не удержится. Из-за немецких обстрелов судов на Волге его было очень сложно подкреплять новыми силами. Отчего было их там с советской стороны порядка полусотни тысяч, меньше, чем у немецкой 6-й армии.

Так что если к северу от Сталинграда у немцев «безусловно ни черта не было», в частности танков и численного превосходства, то вот в самом городе 6-я армия имела несколько больше людей и уж точно больше техники, чем 62-я армия Чуйкова. Заодно у Чуйкова не было и штрафных частей: они тогда работали к северу от города. 

С заградотрядами в Сталинграде получилось что-то странное: в городе они ввязывались в бои как обычные части и в итоге в них очень быстро и превратились. Ловить трусов и паникеров приходилось крайне небольшими силами особистов, которые даже в самые горячие дни задерживали по полсотни человек в сутки, а расстреливали одного в сутки. К северу от города, там, где советские части наступали в степи, эти цифры были существенно выше.

Как же это получилось? Внимательное чтение источников показывает, что никаких чудес в этом нет. Чуйков просто активно думал — и не только в том смысле, что, в отличие от Еременко, точнее определял направление главных ударов противника.

Он еще потребовал от войск выдвижения оборонительных позиций вперед, на дистанции в десятки метров от противника — а не в сотнях метров от него, как было принято в полевых боях. Это привело к тому, что немецкая гаубичная артиллерия больше не могла результативно поддержать вермахт огнем: разлет осколков снарядов создавал бы угрозу поражения своих. Та же проблема связала и немецкую авиацию, которая теперь могла работать только по тылам 62-й армии (впрочем, неглубоким — до Волги было недалеко).

Немцам оставалось стрелковое оружие, батальонные минометы и легкие пушки прямой наводки — но такие же были и у советской стороны. Превосходство вермахта в квалифицированных артиллерийских офицерах (умеющих работать гаубицами по данным «рам») и хорошем взаимодействии родов войск (из-за в среднем более высокого качества командных кадров) начало рассыпаться как карточный домик. Бои стали носить равный характер: в самом городе советские потери не были выше немецких. 

Несмотря на это, немцы постепенно продвигались вперед. Оно и неудивительно: они ничем не подкрепляли свой северный фланг в голой степи, концентрируя подкрепления в городе, а две трети советских подкреплений шло как раз на их северный фланг, а не в Сталинград. Тот получал так мало новых сил, что к 19 ноября 1942 года немцы контролировали примерно 90% городской застройки.

Но не 100%. И оставшиеся 10% сыграли историческую роль: шестая армия была словно прикована к злосчастному для нее городу. Отчего и не смогла ничего противопоставить ударам к северу и югу от Сталинграда, которые к 23 ноября 1942 года загнали ее в котел.

В конечном счете Красной армии удалось реализовать программу «Ни шагу назад!». Но как раз не там, где работали штрафники и заградотряды, а там, где применять их не получалось. Зато там получилось применить кое-что другое, настоящее «чудо-оружие» любой войны: здравого командарма.

Сталин, который вполне искренне пытался мотивировать своих бойцов сражаться апелляциями к критическому положению страны, в самом деле думал, что его экстренные меры очень важны. Но фактически красноармейцы были неплохо мотивированы и без указаний сверху. Иначе бы в документах НКВД не было бы фраз типа «По сути никем не управляемые бойцы пошли в атаку», а равно и потерь в 50% личного состава за пару суток. Недостаточно мотивированные армии или бегут с поля боя или останавливаются и стоят задолго до достижения 25% потерь в сутки. Из опыта боев на западном фронте известно: американские части теряли способность пытаться наступать на >25% потерь личного состава.

Ключевую роль в «ни шагу назад» сыграл вовсе не приказ «Ни шагу назад!». А самое обычное вменяемое управление войсками Чуйкова и его командиров — а равно и созданный парой очень талантливых военных план «Уран». Впрочем, этот план — тема для совсем другого текста.