Не коронавирус: что на самом деле вызвало аномальную смертность в Москве

UPD. Разбор данной статьи читайте по ссылке.

Все началось со статьи «Неучтенные. Реальная смертность от Covid-2019 в Москве почти в три раза выше официальных показателей». В ней «Новая газета» соблюла все законы жанра: привлекла статистику, переговорила с экспертами. Точнее, с теми, кого назвала такими.

Скажем, цитируемый изданием как эксперт Борис Овчинников работает в компании Data Insight, занимающейся электронной коммерцией, а не эпидемиологией. Доцент РАНХиГС Татьяна Михайлова, также опрошенная «Новой», — экономист.

Затем появилась аналогичная публикация в «Медузе». Та привлекла в качестве экспертов врачей-анонимов, имена которых издание не раскрывает.

Отраслевые эксперты с по-настоящему взвешенным мнением крайне неохотно общаются с журналистами на острые темы. Они понимают, что сложные вопросы мгновенно не проанализируешь, поэтому стараются высказывать свое мнение, лишь во всем разобравшись. Излишне говорить, что, когда они это, наконец, сделают, журналистам тема не будет интересна в принципе: поезд ее информационной привлекательности давно уйдет.

Поэтому наши СМИ часто обращаются к тем, кто меньше разбирается в теме, но более склонен говорить с ними. Иногда среди таких лиц попадаются носители откровенно странных мнений. Один и тот же эксперт в 2009 году предсказывает, что украинские танки в войне с Россией возьмут Москву за четыре недели — а потом, когда жестокая реальность показывает чуть иное, задумывается, а будет ли Россия оккупировать европейские страны НАТО. Что она может это сделать — он даже не сомневается.

Не надо думать, что тема коронавируса свободна от этой болезни, бичующей всю нашу прессу. Даже вирусолог и лауреат Нобелевской премии Люк Монтанье не так давно высказывал абсурдные и противоречащие установленным научным фактам мнения о нынешней эпидемии. Как разобраться в обстановке, не попав под влияние привлекаемых прессой экспертов из другой области науки? Или таких, как тот же Монтанье, который увлекся псевдонаукой.

Простейший метод не пойти на поводу у небеспроблемных экспертов таков: нужно обратиться не к мнениям, а к более надежным вещам. Например, цифрам и фактам. Посмотрим, как обстоит дело именно с ними.

Итак, «Новая газета» сообщает: в апреле 2020 года в Москве умерли 11 846 человек — на 19% больше средних за последние годы значений.

«Умерло как минимум на 1855 человек больше, чем обычно. При этом, по официальной статистике, за прошедший месяц жертвами Covid-19 в городе стали 658 человек. <…> Специалисты отмечают, что уровень смертности от коронавируса в России выглядит неправдоподобно», — неумолимо излагает издание.

«Медуза» добавляет туда размышления врачей-анонимов с такой аргументацией: «Если у меня умирает один [пациент], то по всей стране должны быть сотни».

Эксперт-демограф Дарья Халтурина добавила к этому тезис: «Вы же понимаете, что у нас не может быть летальность в шесть раз ниже, чем у всех остальных? Мы же не считаем, что в России какое-то особое генетическое великолепие? Судя по массовой гибели медицинских работников, Москва сейчас — это „новый Ухань“, а общая смертность должна быть уже достаточно приличной».

Да, избыточная апрельская смертность в столице — более 1800 человек, а официально от коронавируса там умерло в несколько раз меньше. Поэтому может показаться, что «власти опять скрывают», во много раз занижая реальную смертность от новой болезни.

Однако постоянные читатели Naked Science — особенно проживающие в Москве — уже догадались, где в этих рассуждениях слабое место. Мы не раз цитировали научный консенсус: «Холод, вероятно, останется самым важным фактором окружающей среды, ведущим к гибели людей…» Любой москвич, выглядывавший на улицу в этом апреле, мог заметить: он был не слишком теплым.

Вкратце напомним: при падении температур у человека повышается вязкость крови, а также концентрация в ней тромбоцитов. Налицо та самая картина, которую можно увидеть при очень сильном стрессе. Разница только в том, что стресса вы можете избегать, а вот с холодом сложнее.

Что это значит на практике? Например, в Японии (Осака) в холодные периоды (ниже +18 С°) частота остановок сердца у населения моложе 74 лет падает на 11% на каждые 5 С° роста температур. У тех, кто старше 74, — сразу на 16%.

Вроде бы в Японии есть отопление и даже теплая одежда — но природу трудно обмануть. Когда вы выходите на улицу, лицо и дыхательные пути все равно контактируют с холодным внешним воздухом, так что сердца людей неизбежно останавливаются чаще, когда на улице холоднее определенной температуры.

Поэтому традиционно пиковая смертность в практически любой неэкваториальной стране приходится именно на холодные месяцы. Причем такая картина не только в холодной России, но и в теплой Испании или откровенно жаркой Бангладеш. И дело здесь вовсе не в гриппе: в России он и в холодные месяцы убивает в сотню раз меньше, чем сердечно-сосудистые заболевания.

Если вы живете в теплой стране, то стресс и рост инфарктов и инсультов у вашего населения будет уже при плюс 15-18, а если в откровенно холодной — начиная с температур чуть пониже. Полностью избежать избыточной холодовой смертности могут лишь те, кто живут на экваторе — как первые Homo, наши далекие предки.

Поэтому, чтобы понять, высокая была смертность в апреле 2020 года или нет, надо сперва проанализировать именно холод — «самый важный фактор окружающей среды, ведущий к гибели людей». Любая другая попытка анализа будет ненаучной, поскольку она просто проигнорирует научный консенсус по теме смертности.

Средняя температура: важнейший фактор любой апрельской смертности в России

Согласно статистике, в апреле 2019 года в столице умерли 10 005 человек. В этом апреле, напомним, — 11 846, на 18,4% процента больше.

Но если мы заглянем в сводки погоды, то обнаружим: апрель 2019 года в Москве показал среднемесячную температуру в 8,1°. Норма для столичного апреля — 6,7°, то есть прошлогодний апрель на 1,4° теплее нормы.

А вот апрель 2020-го заставил прессу написать: «Такого холодного апреля в Москве не было 15 лет!» И правда: «Средняя температура в столице оказалась почти на 2° ниже климатической нормы. При этом минимальная температура апреля, наблюдавшаяся 1-го числа, составила минус 7,6° и оказалась ниже минимума декабря 2019 года и января 2020-го! Самым теплым днем месяца стало 9 апреля, когда воздух прогрелся до плюс 15,9°, а таким низким максимум этого месяца не был с 2006 года».

Вывод: нынешний апрель в среднем на 3,5 С° холоднее апреля 2019-го. Значит, смертность в этом месяце обязана быть заметно выше. Более того: в силу аномального холода апрель-2020 должен унести намного больше жизней москвичей, чем любой из апрелей последних лет.

И не стоит думать, что разница средних температур в 3,5 °C — это мало. Справочно: среднегодовая температура Тулы именно на 3,5 °C выше, чем в Котласе, — а Котлас, как известно, находится в Архангельской области. Средняя температура определяет погоду и климат куда надежнее, чем температура пиковая.

«Эффект жнеца»: второй фактор, который нужно учесть при разборе апрельской смертности

Как мы можем проверить нашу гипотезу о том, что главная причина аномальной смертности апреля-2020 — необычно низкие температуры? Первый способ прост: сравним теплоту прошлых апрелей и число смертей в них. Апрель 2018 года был на 1,1 °C теплее нормы (на 0,3 °C холоднее 2019 года) — а умерли тогда 10 886 человек, на 8,6% больше, чем в 2019-м.

Вроде бы правило «чем теплее, тем меньше смертей» соблюдается. Но вот в 2017 году с ним что-то не так: апрель на 1,4 °C холоднее нормы, а смертность вдруг намного ниже, чем в 2018 году. В чем дело?

Хотя холод — самый мощный фактор смертности окружающей среды, он не единственный. Даже при неизменной температуре давление воздуха над нами регулярно падает, а потом повышается. Причина в основном в том, что воздух, содержащий большее количество водяных паров, легче того, в котором их меньше. Поэтому влажный воздух давит на нас слабее, чем сухой. Когда ваш тонометр показывает, как говорят, «120 на 80» — это цифры, которые «плюсуются» с атмосферным давлением, в норме близком к 760 миллиметрам ртутного столба.

Если вас мгновенно поместить в вакуум (по возможности избегайте таких экспериментов: можно потерять сознание), то относительно него давление у вас будет 760 плюс ваше собственное («880 на 840»). Если атмосферное давление на улице упадет с 750 до 700 миллиметров ртутного столба — то «сферическое в вакууме» давление внутри вас снизится на те же 50 миллиметров, что много. Конечно, быстро, плавно (и без проблем внутри) у вас все поменяется, только если с вашей сердечно-сосудистой системой все в порядке.

К чему, собственно, мы вспомнили среднюю школу? А вот к чему: во влажном воздухе давление ниже, чем в сухом при тех же температурах, значит, вязкость крови автоматически идет вниз. Чем ниже вязкость крови, тем меньше риск острых проблем с сосудами и сердцем.

Те же японские исследования по остановкам сердца в Осаке выявили: при росте атмосферного давления на 10 гектопаскалей (примерно на 1%) и температуре ниже 18 °C шансы на остановку сердца у тех, кто старше 74 лет, растут на 6%. Хотя тех, кто моложе, эта проблема практически не касается, пожилых людей в современных популяциях много — и немало их в Москве.

То есть да, серьезное понижение атмосферного давления хотя и может ощущаться небезболезненно, но в то же время человек при пониженном давлении воздуха реже сталкивается с критическими, острыми проблемами с сосудами и сердцем.

Однако есть неувязка: мы не можем объяснить малую смертность апреля 2017 года давлением. Ведь среднее атмосферное давление тогда практически не отличалось от него же в 2018-м. Реальная причина того, что одна только температура какого-либо месяца не определяет смертность в нем, может заключаться не только в атмосферном давлении, но и в так называемом эффекте жнеца.

Поясним его сущность на примере. Январь 2017 года в Москве был достаточно жестким — на 1,3 °C холоднее нормального января, и без того самого холодного месяца в году. Тогда умерли 11 858 человек — заметно больше, чем в любой другой месяц 2017-го. В итоге многие люди, стоявшие на грани смерти из-за проблем с сердцем и сосудами, скончались именно в январе 2017 года и уже не могли сделать этого в ближайшие несколько месяцев.

«Эффект жнеца» может действовать не только на масштабе в несколько месяцев, но и в контексте года. Из практики Великобритании последних лет известно, что число избыточных зимних смертей может в один год превышать 50 тысяч, а в другой — упасть ниже 20 тысяч, давая кратную разницу.

Происходит это по той же причине: те, кто умер в суровую зиму, уже не могут умереть в следующую. Из британской истории второй половины XX века, когда там еще случалось несколько суровых зим подряд, известно, что больше всего убивала первая суровая зима в ряду нескольких.

Аномальная смертность апреля 2020 года в Москве — до некоторой степени тоже результат «эффекта жнеца». Только не прямого, а обратного. Дело в том, что зима этого года была крайне мягкой, намного теплее климатической нормы.

В результате за январь-март 2020 года в столице умер 31 041 человек за 91 сутки, или 341,1 в сутки. А вот за первые три месяца 2019-го там же погибли 31 338 человек, или 348,2 в сутки. То есть в первом квартале этого года среднесуточная смертность в Москве упала на 2% относительно прошлого.

Такой же феномен наблюдался по стране в целом. В январе-марте 2020 года во всей России умерли только 460 тысяч человек, а за тот же период прошлого года — 478 тысяч. То есть общестрановая смертность за три зимних месяца этого года была на 3,8% ниже, чем в прошлом году. Разница вроде небольшая, но это означает на 18 тысяч смертей меньше. Следовательно, теплый первый квартал этого года спас примерно столько же людей, сколько их погибает в ДТП за целый год.

Подытожим: смертность в этом апреле была на 18% выше, чем в апреле прошлого года, и здесь «Новая» права. Но причина не в мифическом занижении смертей от коронавируса, а в том, что зима 2020 года была очень теплой — и многие сердечники, которые в норме умерли бы в декабре-феврале, ее пережили. А вот апрель-2020 был довольно холодным: «минимальная температура апреля, наблюдавшаяся 1-го числа, составила минус 7,6° и оказалась ниже минимума декабря 2019 года и января 2020 года!»

«Несжатые жизни», которые пощадила мягкая зима, в значительной своей части были «сжаты» апрельскими минимумами температур, упавшими ниже минимальных значений декабря и января этой зимы. Вот в чем причина аномального пика апрельской смертности.

Кстати, аналогичные события — неожиданные «пики» холода в весенние месяцы после мягкой зимы — управляют смертностью по всей России. Возьмем 2018 год (серая линия на графике выше). В нем случилось сверхредкое событие: пик смертности россиян пришелся не на январь, как обычно, а на март.

Почему? Откроем справочник Росгидромета по тому году: «Зима 2017/18. Средняя по России аномалия +2.50°С. <…> Весна. Средняя по РФ аномалия +0.81°С. <…> В марте средняя по РФ аномалия -0.49°С». Зима сильно мягче нормы пощадила многих сердечников, а вот март, который был холоднее нормы, никого щадить не стал, что легко видеть на графике.

Как можно проверить нашу гипотезу о том, что апрель 2020 года — результат гибели сердечников от нетипичных для этого месяца холодов? Довольно просто. Если она верна, то после публикации разбивки московской смертности по причинам окажется, что превышение смертности этого апреля пришлось в основном на сердечно-сосудистые заболевания — а не на инфекционные болезни (Covid-19) или обычные пневмонии. Проверим холодовую гипотезу апрельского всплеска смертности практикой.

Согласно статистике Мосгорздрава, в апреле 2020 года в столице погибло на 1841 человека больше, чем в апреле 2019-го. Обозначим эти случаи как «аномальный апрельский прирост». Из чего он состоит, из каких видов смертей? Оказывается, на гибель от «болезней системы кровообращения» (сердца и сосудов) приходится 1165 случаев прироста — или 63,2%. Получается, наш тезис «превышение смертности этого апреля пришлось в основном на сердечно-сосудистые заболевания» подтверждается фактами.

Разумеется, 63,2% — далеко не 100%. 354 смерти из аномального апрельского прироста — или 19,2% от этого прироста — пришлись на коронавирус. Еще 285 (примерно 15,5%) относятся к тому же коронавирусу, но до его выделения в отдельную группу причин смерти. Еще 6,7% аномального прироста дали болезни органов дыхания (куда входят и некоронавирусные пневмонии). Вообще, в росте частоты обычных пневмоний при холодах тоже ничего необычного нет: это происходит постоянно, каждый год, пик обычных пневмоний всегда приходится на холодный сезон.

Но даже оставив в стороне пневмонии и сосредоточившись только на всплеске «холодовых» инфарктов и инсультов, мы должны констатировать: в апреле 2020 года новая болезнь в Москве повысила смертность куда слабее, чем холода.

Почему «Новая газета» и «Медуза» смогли не заметить крупнейший фактор смертности — холод

Возникает вопрос. Статистика, по которой рост смертности москвичей в апреле 2020 года вызвали инфаркты и инсульты (а не коронавирус или пневмонии), доступна каждому. Идея о том, что холод провоцирует у людей инфаркты и инсульты, так же доступна каждому — это подтвердит любой читатель Naked Science, благо мы периодически об этом пишем. Наконец, то, что апрель 2020 года был в Москве нетипично холодным, известно любому ее жителю.

Почему же журналисты «Новой» и «Медузы» не связали между собой эти три крайне простых мысли и не пришли — без нашей помощи — к довольно очевидному выводу? К тому, что аномальная смертность апреля 2020 года в столице — результат нетипично холодной погоды,, вызывавшей всплеск остановок сердца?

Простейший ответ на этот вопрос таков. Мир сложен: чтобы понять его верно, зачастую надо сопоставить между собой до трех мыслей за раз. Пресса же не имеет ни времени, ни каких-либо материальных стимулов вдаваться в подобные сложности. Зато она безошибочно чувствует «нерв хайпа». Она понимает, что вскрыть кратное «занижение» смертности от коронавируса означает гарантировать, что ее текст «разойдется».

И это действительно так. Противоречащие известным научным данным по холодовой смертности идеи «Новой» и «Медузы» мгновенно вызвали реакцию на Западе. Bloomberg так торопился отреагировать, что сделал это статьей под названием «Эксперты хотят знать, почему коронавирус не убил больше русских». Вышел дипломатический скандал: официальный представитель МИД России Мария Захарова возмутилась таким заголовком. Сенатор Алексей Пушков даже зачем-то высказался по этому поводу: «Так могли бы сказать в гитлеровской Германии».

Мы категорические не согласны с подобными оценками. Напомним: 24 июня 1941 года на страницах New York Times будущий президент США Гарри Трумэн заявил:

«Если мы увидим, что войну выигрывает Германия, нам следует помогать России, если будет Россия, нам следует помогать Германии, таким образом дать им убивать друг друга как можно больше…»

Из этого видно: интерес к вопросу о том, почему не погибло больше русских, могли бы высказать не только в гитлеровской Германии, но и в рузвельтовских США. Для Штатов эта тема — устойчивый культурный тренд, исчезновения которого вряд ли следует ожидать во всем обозримом будущем.

Вот только возмущаться тут нечем. Напротив, надо радоваться. Задумайтесь на секунду: в 1941 году в американской прессе местный политик выражал заинтересованность в гибели как можно большего числа русских. Сегодня же американские эксперты лишь интересуются, почему же русских не умерло больше.

Никто, в отличие от Трумэна в 1941 году, даже не подумал предложить конкретные шаги для того, чтобы увеличить число погибших. Как мы видим, политики США стремительно — всего за 79 лет — смягчили свою позицию по отношению к нам от прямой заинтересованности в геноциде русских до сдержанного интереса экспертов к вопросам слишком низкой российской смертности. Это ли не прогресс?

Поэтому обвинения Захаровой и Пушкова кажутся нам необоснованно жесткими и надуманными. Отношение к русским — часть национальной культуры США, как жертвоприношения людей — часть современной культуры некоторых африканских стран. Чужая культура может нам не нравиться, но это не повод необоснованно сравнивать ее с нацистской Германией.

Итак, мотивы, по которым «Новая» и «Медуза» опубликовали противоречащие фактам статьи, ясны. Да, они увидели занижение смертности от коронавируса там, где был просто рекордно холодный апрель.

Но сделали это не потому, что хотели кого-то обмануть, а лишь потому, что хотели создать резонансный материал, который увеличил бы цитируемость этих изданий и их аудиторию. В деловой культуре СМИ это так же важно, как человеческие жертвоприношения в культуре определенных слоев населения Уганды и Либерии. Нельзя обвинять журналистов, что они делают то, что считается важным в их культурной среде, верно?

Необходимая оговорка. Тот факт, что власти опять не скрывают — точно так же, как в марте 2020 года, когда СМИ тоже приписывали им фальсификацию данных по коронавирусу в России, — не означает, что они реагируют на происходящее вполне адекватно. Мы уже много раз говорили: карантинные меры в России не вводились в полную силу, поэтому размах эпидемии здесь уже очень велик (второе место в мире).

Цифры умерших от новой болезни в апреле у нас малы только потому, что от заболевания до гибели проходит значительное время. В ближайшие недели число погибших от Covid-19 у нас неизбежно превысит пять тысяч, а затем, так же неизбежно — и десять тысяч.

Именно поэтому неправа демограф Дарья Халтурина, говорящая «Медузе»: «Вы же понимаете, что у нас не может быть летальность в шесть раз ниже, чем у всех остальных? Мы же не считаем, что в России какое-то особое генетическое великолепие?»

В мире уже был прецедент летальности в шесть раз ниже, чем у других стран: на конец марта 2020 года в Германии она была всего 0,4%, а в Италии, например, 9,5%. Западная пресса выпустила массу материалов о том, почему в Германии такое чудесное здравоохранение. Прошло полтора месяца — и летальность в Германии выросла в 12 раз, до мирового уровня.

В чем Халтурина права, так в это в том, что «генетического великолепия» в России не наблюдается. Трудно объяснить, как ученый-демограф может комментировать демографическую ситуацию эпидемии, не учитывая тот же германский прецедент.

Российская летальность от коронавируса обязательно пойдет вверх, как пошла вверх в Германии. Следовательно, от него погибнет куда больше наших сограждан, чем в Афганской войне. Речь, безусловно, о большой трагедии, хотя пока в основном лишь будущей.

Но даже несмотря на то, что российские власти вновь показали себя организационно резко уступающими китайским, мы не считаем, что СМИ могут приписывать им еще и фальсификацию по смертности. Если кто-то не блещет способностями, это не означает, что надо вешать на него еще и чужую вину. И тем более — капризы погоды.

Upd. У некоторых читателей возникли вопросы к нашему объяснению аномальной московской смертности апреля 2020 года. Критика строится на сравнении с Санкт-Петербургом, где, как и в Москве в 2020 году, были рекордно теплая зима и весьма холодный апрель. Несмотря на это, смертность в апреле 2020-го там всего на 1,8 процента выше, чем в теплом апреле 2019 года.

При всей формальной логичности такой критики она упускает из внимания важный факт. «Холодный» апрель 2020 года в Санкт-Петербурге имел среднюю температуру всего на 0,9 °C прохладнее местной климатической нормы. Самая низкая температура в апреле здесь была лишь минус 1,4 °C. Напротив, в Москве в том же месяце средняя температура была на 1,9 °C ниже местной апрельской нормы. 0,9 и 1,9 — заметно различающиеся цифры: если в Санкт-Петербурге влияние моря смягчило холод этого апреля, то в столице никакого моря нет — и смягчать там нечему.

Еще показательнее разница апрельской погоды в Санкт-Петербурге и в Москве на примере «пиков холода». В Северной столице самая низкая температура в апреле была минус 1,4 °C, а в южной — минус 7,6°C. Легко видеть, что минус 1,4 и 7,6 сильно различаются между собой.

Итак, верно, что в Санкт-Петербурге в апреле-2020 не было резкого взлета смертности в сравнении с апрелем прошлого года: вместо 18% смертность здесь выросла лишь на 1,8%. Однако и холода местного апреля были радикально слабее, чем московские в том же месяце, — не ниже минус 1,4 °C против минус 7,6 °C в Москве. Иными словами, питерская ситуация никак не опровергает московскую — лишь подкрепляет выводы по ней.