Уведомления
Авторизуйтесь или зарегистрируйтесь, чтобы оценивать материалы, создавать записи и писать комментарии.
Авторизуясь, вы соглашаетесь с правилами пользования сайтом и даете согласие на обработку персональных данных.
Фонд Билла Гейтса профинансировал исследование, согласно которому люди в XXI веке начнут вымирать. Реальность может оказаться еще печальнее
С 2064 года численность людей начнет сокращаться — и этот процесс может быть необратим. Один из авторов соответствующей научной работы прямо указывает: если ничего не изменится, через несколько веков человечество вымрет. Однако есть вещи и похуже вымирания. Куда вероятнее иной сценарий: мир будет заселен теми, кто сможет размножаться в новых культурных условиях. К сожалению, значительная часть современных европейцев, американцев и, возможно, других народов будут вытеснены с первых страниц истории. Вдобавок те, кто победят в этой непростой борьбе, нам, сегодняшнему населению Земли, могут сильно не понравиться. Попробуем разобраться почему.
Фонд Билла и Мелинды Гейтс профинансировал научную работу, вышедшую в журнале с очень весомым именем Lancet. Ее выводы звучат тревожно: нынешнее снижение рождаемости по всему миру продолжится, и уже с 2064 года численность людей начнет резко сокращаться.
К 2100 году население 23 стран упадет в два и более раза — в Японии, например, до 53 миллионов человек. Причем аналогичная ситуация ждет и страны Черной Африки — просто их фертильность упадет ниже порога воспроизводства несколько позже. Сами авторы работы не стесняются бить в набат:
«Основная часть мира переходит к сокращению населения… Нам придется реорганизовать общество. Если мы не сможем [найти решение проблемы], тогда в итоге наш вид исчезнет — правда, эта точка времени в нескольких веках от нас».
На первый взгляд может показаться, что это хорошо: ведь сокращение числа людей — и тем более их гипотетическое вымирание — снизит нагрузку на окружающую среду, отчего ей станет легче. К сожалению, реальность будет несколько иной.
Почему природе не станет легче от уменьшения числа людей
С детства мы слышим: «Для современной цивилизации нет проблемы вымирания, есть проблема переизбытка населения, об этом пишут уже более века… И эта проблема в том, что есть растущим популяциям нечего».
Мало что может быть дальше от истины, чем эта точка зрения. Да, про это много говорят – с самого Мальтуса. Но куда меньше вслед за этими словами называют цифры. Например, про то, что за все это время голод на планете стал касаться все меньшей части людей. Что обеспеченность продовольствием на душу сегодня самая высокая за всю историю человечества. Что его производят так много и так дешево, что наш вид за последние тридцать лет заметно сократил площади, занятые сельским хозяйством.
А те 75 тысяч человек в год, что все же гибнут от голода (втрое меньше, чем от подслащенных напитков), делают это в странах, где нет избытка населения или нехватки земли для сельского хозяйства. Как не было их в СССР периода массового голода. Зато в этих странах определенно есть политические и военные факторы (как и в голодные эпизоды в нашей стране), делающие ведение сельского хозяйства затруднительным вне зависимости от количества населения или наличия свободных земель.
Хорошо, угрозы голода нет, и ее нет так сильно, что человек использует для сельского хозяйства меньше земли, чем в прошлом веке. Значит, говорит нам логика, нагрузка на природу стала меньше? А если еще и людей на планете станет меньше, сведение лесов уменьшится, и потесненные животные и растения вернутся туда, откуда мы, люди, их вытеснили?
Увы, эта схема не работает. Взглянем на сегодняшнюю реальность: мы освобождаем землю от возделывания, но природе не становится лучше.
Возьмем США. С середины прошлого века там забросили примерно четверть сельскохозяйственных земель, около миллиона квадратных километров. Попутно население США выросло вдвое, а цены на сельхозпродукцию снизились в 3-5 раз. Казалось бы, зарастание полей и пастбищ благо – от них биоразнообразие должно увеличиться. Но нет: фактическое биоразнообразие в США за это время скорее сократилось. Местные экологи называют это The U.S. Biodiversity Crisis. Вроде бы заметного вымирания видов нет, но вот численность особей примерно трети видов заметно упала.
Ровно такая же история в Австралии: в 1976 году сельское хозяйство там использовало 4,9 миллиона квадратных километров, а в 2016 году – уже 3,7 миллиона квадратных километров. Кстати, население за это время выросло в 1,7 раз, его обеспеченность продовольствием улучшилась, а цены на продовольствие, как читатель уже понял, упали. Получается, природе возвратили почти 1,2 миллиона квадратных километров. Для понимания огромности этой цифры вспомним: все используемые сельхозземли России занимают всего 1,4 миллиона квадратных километров.
Что же случилось с австралийскими местными видами? Если верить экологам – им стало заметно хуже. И дело тут не в росте населения: так же, как и в США, населенные пункты и дороги занимают несопоставимо меньше земли, чем сельское хозяйство, поэтому сам по себе рост населения не мог вызвать происходящего. Причины глубже.
Как мы уже писали в одном из прошлых выпусков журнала, стабильность многих экосистем зависит от ключевых видов. Крупные травоядные (по массе заметно больше 50 килограмм) – основные среди них. Ведь именно они съедают растительность в местах, где почва богата фосфором, и затем переносят ее – с навозом – туда, где почва фосфором крайне бедна. То есть в места, где на поверхности нет выходов минералов, содержащих этот элемент. Без фосфора нормальная экосистема падет.
Именно это случилось в Австралии после прихода туда аборигенов. Они уничтожили крупных травоядных, и десятки тысяч лет подряд фосфор по Австралии разносить было некому. Теперь там самые бедные им почвы в мире, и нормальные растения на этом континенте часто либо вообще не в состоянии вырасти, либо растут уродливыми. Поэтому местное земледелие без искусственных фосфорных удобрений немыслимо.
Казалось бы, что сложного – взять и вернуть сюда крупных травоядных, начав с таких, которые живут, например, в пустынях, куда местные кенгуру не заходят? Увы, это абсолютно невозможно. Современные природоохранители считают, что внос новых видов в изолированные экосистемы недопустим. Убежавшие в пустыни и саванны верблюды, начавшие размножаться на континенте по человеческому упущению, в этой стране беспощадно отстреливаются с воздуха в больших количествах – хотя, казалось бы, почему?
Сходное отношение к природе (если она нам не мешает, присвоим охраняемый статус, а если мешает – убьем) в Австралии не только на уровне экологических ведомств и общественных природозащитников, но и у простых граждан:
«У соседа моего коммерческая ферма, выращивает капусту, тыквы, зелень всякую… Каждый вечер, перед сном, он отстреливает десятки кенгуру, чтобы не поели урожай… Эти кенгуру просто валяются там и гниют, да и многие умирают в муках, ибо стреляет он их мелкашкой по 10 центов за выстрел (экономит, чтобы опять же, капуста с зеленью для веганов не сильно дорогая получалась)… Он мог бы построить забор от кенгуру, но правильный забор стоит 10 килобаксов за километр… Это у него еще маленькая ферма. Большие же, коммерческие, тем вообще разрешено яд 1080 использовать, животные умирают в муках…»
Сколько всего кенгуру в Австралии убивают ежегодно – толком неизвестно, но по официальным квотам их только в 2015 году было уничтожено 1,5 миллиона. Причем год от года эти цифры скорее растут.
О каком возврате уничтоженных аборигенами крупных травоядных в Австралии можно говорить, когда местные жители массово и негуманно убивают даже тех травоядных, что смогли пережить приход аборигенов – убивают просто потому, что им жалко денег на забор?
В каком-то смысле ситуация в США не такая запущенная: бизонов истребили в дикой природе только в XIX веке, а не сорок тысяч лет назад, как австралийскую мегафауну. Так что земля в Америке не успела превратиться в фосфородефицитную.
Но процессы там те же, что в Австралии и в любой стране с современным сельским хозяйством: заброшенной сельхозземли все больше по той простой причине, что продовольствия производится уже настолько много, что цены на него слишком уж упали. Почему бы не выпустить на освобождающиеся земли тех же бизонов?
Что ж, такой вопрос поднимался, но был спущен на тормозах. Причины? Возмущение местных жителей этой идеей. Бизон – как и любое крупное травоядное – это серьезное животное, которое склонно идти через изгороди. Если он встречает какую-то, то будет пытаться повалить ее с разбегу. Не повалит он только металлические, из толстых прутьев и с фундаментом, уходящим в землю глубже метра. Никто из местных жителей на такие издержки не готов – а допускать бегающих бизонов там, где растут их дети, они не хотят тем более.
Хотя с бизонами все остановили местные жители, если бы проект запустился, рано или поздно сильно встревожены были бы и экологи. И вот почему. Никакого «возвращения видов» не бывает: любая реинтродукция это, на самом деле, внедрение нового вида. Природа очень гибка и часто за считанные годы после ухода из экосистемы ключевого вида все в ней меняется.
Как только бизоны прекращают вытаптывать траву, виды, более устойчивые к вытаптыванию, сменяются теми, кто при бизонах был «в тени». В итоге на первый план выходят и иные насекомые-опылители, и иные грызуны, питающиеся растениями, и иные хищники, питающиеся грызунами, так далее. Часто меняется едва ли не все, причем за умеренные сроки.
К тому же меняется не только местная экосистема, но и мир в целом. Если мы вернем бизонов в сегодняшнюю Америку, там не возникнет та же прерия, что у Фенимора Купера. За последние полтора века в воздухе стало почти в полтора раз больше СО2 – деревья растут куда лучше, чем раньше, да и виды растений, ориентированные на фотосинтез С3, теперь будут расти лучше, чем тогда.
То есть, выпуск прежних травоядных никак не вернет прежнюю экосистему: он создаст новую, которой не было в XIX веке и нет сейчас. К тому же, Америка куда сильнее покрыта растительностью, чем тогда: глобальное зарастание идет рука об руку с глобальным потеплением. А значит, бизоны рано или поздно зайдут туда, где в эпоху их истребления была пустыня — и где их появление неизбежно вызовет сильные сдвиги в экосистеме.
Кроме того, надо понимать, что вернуть один ключевой вид без другого – дело неблагодарное. Вслед за бизоном нужно вернуть волка, иначе бизоны слишком размножатся. Но возврат волка – это возможные на