Уведомления
Авторизуйтесь или зарегистрируйтесь, чтобы оценивать материалы, создавать записи и писать комментарии.
Авторизуясь, вы соглашаетесь с правилами пользования сайтом и даете согласие на обработку персональных данных.
Мобилизация: как ее придумали, зачем она нужна и когда закончится
Индустриальная эпоха сделала мобилизацию нормой, но что мы знаем о ней и ее роли в истории России? В чем реальные корни ее необходимости, а где границы? Бывали ли у нас частичные мобилизации раньше? Чем они заканчивались? И чего, наконец, стоит ждать от нее в наши дни и в нашей стране?
В России 21 сентября 2022 года объявили частичную мобилизацию. Это само по себе было удивительной новостью, потому что вообще-то раньше в нашей стране (и других советских республиках) частичную мобилизацию проводили безо всяких объявлений или законных актов («явочным порядком», а попросту говоря, не вполне законно). В такие моменты большинство граждан были даже не в курсе, что проходит частичная мобилизация. От неожиданного столкновения со словом «мобилизация» в общественном мнении произошел серьезный разброс в оценках происходящего.
Кто-то счел, что это только первая волна, а дальше мобилизация станет перманентной (да, есть и такой военный термин). Иные, напротив, считают, что благодаря мобилизации 0,3 миллиона человек стоит ожидать скорого окончания спецоперации на Украине. Все эти и многие другие заблуждения проистекают из того, что мы редко задумываемся: что такое мобилизация? Как и зачем она появилась и когда должна заканчиваться? Если же это сделать, происходящее сегодня может стать яснее.
Мобилизация: корни железного дерева
Обычно, говоря об истории мобилизации, вспоминают еще Древнюю Грецию или даже военнообязанных из Законов Хаммурапи (XVIII век до нашей эры) Это некорректно: вплоть до Нового времени мобилизации в современном смысле слова не было, а было ополчение — сбор граждан, вооружавшихся в основном за свой счет. Там, где вооружало государство (легионы с реформы Мария), служба в норме была уже контрактной, а не призывной.
Коренное отличие процесса сбора традиционного ополчения от мобилизации — последнюю полностью организует государство. Оно выбирает, хочет призывать вот этого гражданина или нет, а гражданин, даже при остром желании, не может попасть в ряды мобилизованных (разве что параллельно открыт и набор добровольцев).
Государство и вооружает мобилизованного, и решает, нужно ли ему дообучение, снабжает его, может ограничивать его свободу переписки с родственниками и друзьями и так далее. Кроме того, в отличие от ополчений, мобилизация того или иного гражданина может продлеваться государством по его, государства, усмотрению (в случае достаточно длительных войн). Ничего этого в полном виде в ополчениях прошлого не было.
Не стоит путать ее и с рекрутской повинностью, где организация призыва была возложена на само общество (и крестьяне, и дворяне, обязанные царю военной службой поголовно и пожизненно, являлись в армию сами).
От обычного, регулярного призыва мобилизация отличается тем, что проводится в экстренных обстоятельствах, а не в рамках обычных призывных кампаний, и задействуется в ней больше людей, чем обычно.
Из изложенного выше очевидно: явление мобилизации могло возникнуть в современном виде только в высокоорганизованном государстве. Уже в XIX веке вооружение мобилизованных требовало десятки видов оружия и боеприпасов, которые нужно было годами хранить на складах в больших количествах. Все это было возможно только при масштабном и очень непростом планировании.
Зачем государству вообще переходить от системы, когда ополчение собирается с минимумом его участия, к сложной системе военных комиссариатов, отбора и классификации мобилизуемых и так далее?
Причина проста: традиционные системы плохо годятся для больших и сложных армий. «Призывники» Хаммурапи были универсальны. Но артиллерист часто не сможет эффективно воевать в роли танкиста, а сапер — морским пехотинцем. Если же набрать в армию постоянных солдат, то можно, конечно, дать каждому узкую боевую специальность. Но после их потери в бою заменить специалистов новыми в разумные сроки уже не получится.
Основы современной мобилизационной системы возникли во Франции после революции (levée en masse). Произошло это потому, что постреволюционное общество изгоняло или репрессировало офицеров «старого режима», поэтому защита от иностранных вторжений первое время не удавалась.
Однако регулярные армии европейских монархий имели слабое место: как правило, были невелики — десятки, редко сотни тысяч человек. Слабо умея воевать (поначалу), Республика пыталась превзойти противника количеством своих солдат — и преуспела. Уже при Наполеоне, только в 1800-1813 году французское государство мобилизовало 2,6 миллиона человек. Были созданы учебные команды по подготовке свежепризванных, отработана система быстрого развертывания частей из них.
Мобилизация, конечно, не стала непобедимым чудо-оружием. Во-первых, противники Наполеона быстро начали копировать его систему (пусть и с заметными изменениями, как у «народного ополчения» в России). Во-вторых, если большая масса солдат терялась в короткие сроки — как во время избиения французской Великой армии в конце Отечественной войны 1812 года, то даже массовая мобилизация не могла заменить их достаточно быстро.
В особенности это касалось сложных и дорогих в обучении и оснащении кавалерийских и артиллерийских частей, которые Бонапарту после 1812 года так и не удалось восстановить. Ведь призванных надо было учить, а кадры, которые могли бы этим заняться, в огромной степени остались на обочинах русских дорог. Поэтому хотя Наполеон и смог привести под Лейпциг куда больше, чем под Бородино, качество свежемобилизованных французских частей не позволило ему переломить ход истории.
Надо понимать, что при Наполеоне мобилизация была более или менее перманентной: мобилизованные пополняли уже и без того большую и почти постоянно воевавшую армию.
Современную мобилизационную систему для перехода от небольшой армии мирного времени к большой армии военного времени отработали уже после Наполеона, в Пруссии. Она включала рассылку предписаний о мобилизации нужным возрастам и прибытие их в армию, где из них развертывали новые части. В итоге дюжина дивизий мирного времени с наступлением войны превращалась в 30-40 дивизий военного времени.
Такая разовая всеобщая мобилизация в 1870 году позволила немцам быстро развернуть крупную армию. Затем они разгромили сравнимые с ними по численности французские силы (те тоже комплектовались мобилизационно), и, казалось бы, выиграли франко-прусскую войну.
Правда, после разгрома своей армии французы быстро начали то, что потом сами же назвали «перманентной мобилизацией», то есть продолжили собирать примерно по бригаде в сутки из тех, кто служил срочную службу в прошлые годы.
Однако и тут повторилась история 1812-1823 годов: потеряв хорошо обученное ядро армии мирного времени, наскоро сколоченные из мобилизованных новые части не смогли переломить ход войны. Солдаты и офицеры, еще месяц назад не знавшие, как зовут товарища, оказались не ровней слаженной месяцами совместной службы немецкой армии.
XX век: звездный час мобилизаций
В прошлом столетии мобилизация стала синонимом слова «война». Лучше всего это сформулировал маршал Шапошников: «Мобилизация является не только признаком войны, но и самой войной. Приказ правительства об объявлении мобилизации есть фактическое объявление войны. Мы считаем целесообразным видом мобилизации только общую, как напряжение всех сил и средств, необходимых для достижения победы [выделено NS]».
Частичная мобилизация хотя и предусматривалась планами — и ее даже пробовала Российская Империя в ряде ситуаций — оказалась ограниченно эффективной. Противник всегда пытался опередить частично мобилизующуюся страну, отвечая на нее всеобщей мобилизацией, дававшей куда больше солдат.
Крупные войны прошлого века сочетали два вида мобилизаций: всеобщую в начале боевых действий и перманентную на протяжении самих боевых действий. Например, Германия за Вторую мировую в тех или иных формах мобилизовала 17 миллионов человек, хотя вступала в войну с в несколько раз меньшей армией. СССР вступил в войну, имея в Красной армии 5,5 миллиона, тут же призвал еще столько же, но на протяжении остальной войны допризвал еще 23 миллиона.
Тут же выяснился и важнейший ограничитель перманентной мобилизации: промышленность. Советская промышленность выпустила в разы больше танков и арторудий, чем немецкая, поэтому СССР смог мобилизовать вдвое больше людей, чем Германия. Хотя та имела более 20 миллионов потенциального призывного контингента, а ее союзники — еще десяток миллионов, мобилизовать всех людей не удалось. Для них просто-напросто не хватало оружия.
После Второй мировой войны всеобщие мобилизации надолго исчезли из жизни крупных ядерных государств. Причиной, собственно, и было ядерное оружие: военные и политики всех стран стали опасаться втягиваться в конфликты с другими большими странами. Это привело бы к атомной войне. А она сложнопредсказуема, что смущало руководителей и США, и СССР.
Частичная мобилизация, впрочем, в СССР все же один раз случилась и после войны. В 1979 году, традиционно не желая ослаблять свои группировки, предназначенные для обороны от НАТО, Генштаб запустил скрытную мобилизацию (под видом сбора приписного состава) мотострелковых дивизий для 40-й армии, которая входила в Афганистан. Никаких законов об этом никто не принимал, все, как это бывало в СССР не раз, делалось волевым решением партии и правительства.
Хотя само развертывание вполне удалось, качество дивизий, полученных таким образом, было невысоким: множество их командиров не служили в армии офицерами до того («пиджаки»), отчего первое время своими подчиненными в нижнем звене практически не управляли.
Исключение оставалось исключением: для войны крупного ядерного государства с неядерным мобилизация в общем случае была не нужна.
XXI век: неожиданное возрождение мобилизаций в крупных странах
Ситуация неожиданно изменилась в 2014 году. Отойдя от решения Януковича об отказе от призыва, постмайданная Украина начала мобилизацию резервистов, поскольку имевшейся армии для боев на Донбассе ей не хватало в силу ее ограниченной боеспособности. Тем более что Донбасс явочным порядком частичную мобилизацию провел.
В 2015 году — и вот это уже трудно назвать неожиданным — в России появился указ президента «О создании мобилизационного людского резерва Вооруженных сил Российской Федерации». Начинался он, если не вдумываться, архистранно: объявлением о создании мобрезерва «на период проведения эксперимента по внедрению новой системы подготовки и накопления мобилизационных людских ресурсов». Второй пункт указа непубличен, официальных сведений о его содержании нет. С 2016 года резервисты, как утверждает Минобороны, экспериментально принимали участие в учениях.
А в 2021 году — до специальной военной операции — появилось еще одно новшество. «Боевой армейский резерв страны — БАРС», или «часть граждан, пребывающих в запасе, которая содержится в наиболее подготовленном состоянии» для быстрой мобилизации. Туда включали по несколько десятков тысяч резервистов на округ, причем привлекали их на сборы по контрактам, с денежными выплатами (при пересчете на сутки не такими уж и малыми).
Несложно посчитать: 300 тысяч мобилизованных по указу от 21 сентября 2022 года численно весьма близки к БАРСу. Очевидно, если бы систему довели до ума вовремя (а не начали развертывать в нужных масштабах только в 2021 году), частичная мобилизация была бы куда более простой и организованной, чем мы это видим сегодня.
Почему Россия оказалась нужна частичная мобилизация
Почему Украина вдруг заинтересовались частичными мобилизациями? Понять несложно: Киев не мог завоевать Донбасс без мобилизаций.
На первый взгляд сложнее понять ситуацию для России. На момент начала СВО, по целому ряду надежных косвенных индикаторов из открытых данных, российская армия на Украине располагала всего сотней батальонных групп. То есть боевым составом не более 100 тысяч военнослужащих. Украинская сторона, в свою очередь, располагала там же четвертью миллиона человек. Несмотря на это первые полгода российская сторона наступала, а украинская — нет.
Более того: довольно скоро она допризвала примерно 0,7 миллиона человек, получив желаемый миллион человек. Российское усиление своей армии на Украине и в пограничной с ней зоне было куда более скромным — 150-200 батальонных групп.
Любой человек, минимально разбирающийся в военном деле или военной истории, понимает: если кто-то привлек для войны не более 200 тысяч, а его противник только в активных частях имел более полумиллиона, то первая сторона может полгода наступать, только если ее потери многократно ниже, чем у противника. Почему?
Сухопутные войска России (плюс ВДВ) до 24 февраля имели треть миллиона человек, из которых более 50 процентов не входят в состав «пехотных» взводов, на которые при этом приходится более 90 процентов потерь в типичных боевых действиях. К тому же далеко не все во взводном звене российской армии — контрактники: десятки процентов солдат там срочники.
Из этого следует вот что. Если бы российские вооруженные силы потеряли убитыми 12 тысяч (плюс 3-4 тысячи комиссованных по ранению), то они бы уже потеряли боеспособность, достаточную для удержания фронта при серьезных боях.
Возникает вопрос: почему потеря всего 15 тысяч из трети миллиона значит потерю боеспособности? Попробуем провести аналогию. Если вы, рубя топором что-то твердое, случайно потеряли в виде щепок несколько процентов от массы ручки, рубить все еще можно. Но если те же потери пришлись на крупные осколки от его лезвия, работать станет очень тяжело. В килограммах вес потерь кажется незначительным. Однако работоспособность орудия определяет именно лезвие. «Пехотные» взводы — то же лезвие: даже не такие уж и большие потери в нем делают часть малоэффективной. Итак, к цифрам.
Во-первых, из упомянутой выше трети миллиона более чем половина находится не в «пехотных» взводах, а почти все потери приходятся на них. То есть речь идет скорее о 14-15 тысяч выбывших на 0,15 миллиона. Во-вторых, почти 50 процентов в сухопутных войсках плюс ВДВ — срочники, которых к СВО не привлечешь. Получается, во взводах сухопутных сил плюс ВДВ у нас сильно меньше 0,1 миллиона контрактников.
Безвозвратная потеря 15-20 процентов из них означает существенное падение боеспособности. Особенно существенное потому, что потери не распределяются по частям равномерно. То есть средние 15-20 процентов будут значить, что в некоторых частях должны остаться роты с численностью взводов (малобоеспособные).
Именно поэтому немецкие войска под, например, Москвой в ноябре 1941 года, все еще имели высокую абсолютную численность (больше, чем у войск Жукова на том же направлении), но реально уже не могли эффективно наступать. Их большая «бумажная» численность в основном состояла из тыловиков. При желании и тех можно послать в атаку, но толку не будет: они просто не подготовлены для этой роли. Про ту же ситуацию под Сталинградом Вольфрам фон Рихтгофен отмечал: бомбит целый воздушный флот, а в атаку после этого идет одна пехотная рота, где часто на ногах остались считанные десятки пехотинцев. Естественно, они не достигают успеха.
При этом у ВСУ такой проблемы нет. Их солдаты в основном резервисты, и уровень их подготовки таков, что водитель тыловой машины снабжения часто стреляет примерно так же неточно, как пехотинец на передовой. Если передовые взводы «притупились», всегда можно просто снова наполнить их тыловиками (так часто делали и во Вторую мировую).
Получается, чтобы российские вооруженные силы могли продолжать бои на Украине, их потери должны были быть многократно меньше, чем у ВСУ. «Выщербленное лезвие» не смогло бы удержать фронт в условиях, когда противник привлек в вооруженные силы вчетверо больше людей, чем есть у российской армии, ДНР и ЛНР в зоне СВО.
Сентябрь 2022 года показал, что все так и есть: Минобороны заявило о 5937 убитых российских военнослужащих («военнослужащими» также числятся и росгвардейцы). С учетом бойцов ДНР, ЛНР и ЧВК эта цифра может быть примерно вдвое больше.
Цифры потерь украинских силовиков намного выше. В России их обозначают в 61 тысячу убитыми, однако анализ открытых источников указывает на то, что в реальности их безвозвратные потери могут достигать 80 тысяч.
Потери в танках уже сравнялись с их наличием у Украины на начало войны, БМП советского производства у ВСУ теперь также стали редкостью, отчего их заменяют куда более слабовооруженной легкой бронетехникой НАТО. Можно отметить и то, что атаки ВСУ поддерживаются меньшим числом танков, чем весной 2022 года, а танковые дуэли, довольно обычные для первых месяцев войны, стали редкостью.
На этом фоне может показаться, что частичная мобилизация для России вовсе не была нужна. 80 тысяч убитых у ВСУ предполагают еще минимум 160 тысяч раненых, часть из которых не вернется на фронт. При таком соотношении потерь через какое-то время в украинской армии в основном кончатся довоенные кадры — сначала рядовых, а потом и офицеров. Ясно, что после этого боеспособность ВСУ серьезно снизится: на одних резервистах далеко не уедешь.
Видимо, подобным образом в первые месяцы СВО думали и в Москве, отчего избегали частичной мобилизации.
Однако харьковские события показали, что этот расчет не оправдался. Если на херсонском направлении российские войска управлялись достаточно эффективно, чтобы небольшими силами удерживать украинское наступление, то командование северного направления явно не успело поднять плотность своих сил на направлении украинского удара до нужной.
В итоге ВСУ наступали на очаговую оборону российской стороны. Пользуясь тем, что минные поля разумной плотности между очагами никто заранее не поставил, украинская пехота даже при дефиците танков обходила занятые российской армией пункты и мешала их снабжению по тыловым дорогам. В итоге последовало «домино отступления»: отход из одного пункта требовал оставления соседнего, такой процесс во Вторую мировую называли «выравниванием фронта».
Бороться с подобным явлением можно двумя путями. Первый: поставить на северное направление русских войск на Украине командира того же уровня, что и на юге. Но этот путь чисто теоретический: качественно однородные генеральские кадры найти чрезвычайно сложно.
Кроме того, имея 150 тысяч против полумиллиона, даже хороший генерал в условиях СВО сможет только обороняться и полноценное наступление организовать не сумеет. А без такого наступления СВО не закончить: официальный Киев, судя по всему, пойдет на мирный договор только в случае потери Киева реального.
Да, при наблюдавшемся соотношении потерь через какое-то время мобконтигент на Украине просто закончится. Однако арифметика подсказывает, что это случится лишь через десятки лет. Что в любом случае ни для кого не может быть разумным сроком.
Второй путь решения проблемы: можно провести частичную мобилизацию. Тогда очаговая оборона станет чуть более плотной, и даже если командование северного направления снова умеренно быстро отреагирует на удар ВСУ, это можно будет компенсировать контратакой.
Важный плюс этого пути: он позволяет организовать наступление на большую глубину, то есть закончить СВО. Без такого наступления ее окончание не произойдет в обозримые сроки.
Последняя ли это волна мобилизации?
Очень вряд ли. Ведь мобилизованными в основном не будут постепенно пополнять уже имеющиеся на фронте кадровые части. Напротив, из них формируют новые части, где и офицеры тоже будут в значительной степени мобилизованными.
Опыт всех войн показывает: новые части из мобилизованных всегда качественно слабее кадровых. Разумеется, они все еще вооружены намного лучше ВСУ, и у них лучше учебки. Однако у ВСУ есть какая-то доля солдат, уже попавших на фронт, но еще не покинувшая его в составе потерь. Особенно много таких среди артиллеристов, а ведь именно артиллерия играет там ключевую роль.
В связи с этим новые российские части определенно будут нести более высокие потери, чем старые. И пусть они все еще будут кратно меньше, чем украинские, но они будут. Кроме того, наступать новым частям как минимум в первые месяцы после попадания на фронт (то есть до весны) тоже будет сложнее. Конечно, их будут ставить на второстепенные направления, но проблема в том, что при боях наблюдаемого типа второстепенное направление стабильно и регулярно превращается в первостепенное.
Если бы 300 тысяч мобилизованных целиком обратили на комплектование сухопутных войск, то это почти удвоило бы их численность и позволило добиться существенных успехов в наступлении. Но для окончания СВО требуется намного больше, чем просто успехи в наступлении.
В том числе и потому, что Украина может мобилизовать не миллион, а, допустим, 2 миллиона человек (в случае соответственного увеличения западных поставок). И тогда 300 тысяч мобилизованных в России не смогут изменить соотношение сил на поле боя. Что и потребует дополнительных волн мобилизаций.
Способ избежать их есть только один — о нем ниже.
Когда будет последняя волна мобилизации
Говорить о том, что текущая волна мобилизации стала последней, можно будет только при появлении двух четких маркеров.
Во-первых, российская армия в ходе СВО должна перейти к окружениям как ключевой форме борьбы с противником. До сих пор, за редким исключением Мариуполя, она избегала формировать «котлы» наступлением, поскольку планировала обойтись без активных боев в крупных городах. А такие бои при образовании крупных котлов неизбежны.
Считалось, что такая тактика поможет снизить потери среди мирного населения. Однако через семь месяцев СВО стало ясно, что затягивание боевых действий ведет к такому количеству жертв среди солдат ВСУ, что с точки зрения сохранения человеческих жизней штурмы крупных городов были бы более логичны.
Почему окружения важны?
В боях на одного убитого приходится минимум два раненых (при плохой медицине), а то и 3-4 (при хорошей). От 60 до 90 процентов раненых после излечения возвращаются в строй. Если наступающая сторона окружает, противник теряет безвозвратно не только убитых, но и почти всех раненых: они едут лечиться уже в плен, а не в свои госпиталя. То есть, избегая окружать противника, российская армия уменьшает безвозвратные потери ВСУ вдвое (а в офицерах — многократно).
Та же картина — с техникой, которой у ВСУ острый дефицит. Из четырех подбитых танков восстанавливается три. Из четырех подбитых при контрбатарейной борьбе (или как-то еще) орудий — тоже три. При окружении потери противника в технике растут в 3-4 раза в сравнении с вариантом боев без окружения.
Поэтому можно гарантировать: пока российская сторона не перейдет к практике окружений крупных сил противника в котлах, быстрого конца СВО военным путем можно не ждать. Появления на фронте 0,3 миллиона мобилизованных позволит армии снова перейти в наступление, но это будет «выталкивание» противника, а не полная ликвидация его частей. Выталкивание, дающее ему возможность эвакуировать и отремонтировать танки, вылечить и снова направить на фронт солдат. Все это приведет к огромному количеству убитых у ВСУ и значительным потерям российской стороны.
В лучшем случае такой стиль боевых действий позволит закончить СВО следующей осенью. Раньше — только если на Киев надавят его западные партнеры, но пока неясно, кто и зачем станет давить. К следующей осени, даже при лобовых выталкиваниях, потери Киева убитыми должны превысить 200 тысяч, на чем пропорция довоенных кадров и офицеров у ВСУ упадет до уровня, когда удерживать фронт им станет очень сложно.
А раз конфликт продлится еще год, очень вероятна и еще одна волна частичной мобилизации в России — на ~0,2-0,3 миллиона человек.
Второй важнейший маркер того, что та или иная волна мобилизации последняя: заявляемые Москвой цели боевых действий. До тех пор пока они сводятся к защите Донбасса на самом же Донбассе, вероятность остановки боевых действий близка к нулю. С точки зрения официального Киева, такие бои он может продолжать сколько угодно. У США есть тысячи «Абрамсов» на консервации, а на Украине — как минимум 10 миллионов мужчин, способных держать автомат.
То есть конец боевых действий замаячит на горизонте либо в том случае, когда западные поставки Киеву будут урезаны (что вряд ли, скорее их расширят), либо когда Москва поставит перед собой цель вроде «взятия Киева». Глубокие наступательные операции — единственный способ склонить руководство Украины к мирному договору.
Что это за странные видео в Сети: почему мобилизуют и тех, кто никогда не служил в армии?
Все инфопространство набито озадачивающими видео. На них то призывают никогда не служившего в армии айтишника Сбербанка (хотя айтишники освобождены от мобилизации), то мужчину 63 лет, офицера запаса, то многодетных отцов, то инвалидов третьей группы, то еще каких-то людей, которые вообще не выглядят пригодными для участия в современных боевых действиях.
Опрос знакомых автора выявил даже случаи, когда повестки прибывали людям, утратившим конечность.
Почему это происходит, если призывать надо всего 300 тысяч?
Причин две. С одной стороны, Советский Союз не отрабатывал избирательную частичную мобилизацию «самых пригодных резервистов». Его система мобразвертывания была рассчитана на Третью мировую, когда призывают вообще всех и сразу — исходя из логики, что лучше это сделать сейчас, чем потом, когда в город мобилизованного прилетит ядерная бомба, в связи с чем он уже никуда не поедет. Поскольку принципы работы военкоматов у нас все еще советские, фраза «хватай первого попавшегося и тащи» хотя и не написана в служебных руководящих документах, но из душ военкомов никуда не делась.
Есть и вторая, вероятно еще более важная причина. В военкоматах платят мало, и отбор кадров туда, скажем прямо, не очень жесткий. Известный писатель, кадровый военнослужащий, воевавший в Чечне, Сирии и еще бог и армейское руководство знает где, даже написал по этому поводу рассказ «Чувство глубокого непатриотизма». Где описывает, как весной 1995 года, приехав в отпуск офицером из Чечни, столкнулся с попыткой военкомата призвать его (с угрозой силы) в качестве рядового, потому что о том, что он офицер, военкомы почему-то не знали.
Это можно было бы счесть простой аномалией, типичной для полуразложившегося госаппарата 1990-х, но реальность сложнее. Опрос известных лично автору военнослужащих показал примеры абсолютно такого же содержания в сентябрьскую мобилизацию 2022 года: офицеров пытаются призвать в качестве рядовых, потому что военкоматы вообще не в курсе, что они офицеры.
Значит ли нередкий бардак в военкоматах, что люди, очевидно не попадающие под мобилизацию «первой волны», поедут на фронт, где пользы от них будет не очень много? В большинстве случаев — вряд ли. Во-первых, есть горячая линия по вопросам частичной мобилизации (122), куда можно позвонить и пожаловаться на абсурдность призыва в подобных случаях. В Белгородской области таких мобилизованных «размобилизовали» уже 75 раз, и это явно не предел. Во-вторых, даже если кто-то из них и попадет в войска рядовым (многие ведь могут и не захотеть обжаловать призыв), то, по крайней мере, его пропустят через учебку.
Сложнее с мобилизуемыми выпускниками военных кафедр, которые никогда не служили (а таких много). Если они не обжалуют свой призыв, то рискуют поехать руководить взводом. Как они «наруководят», если окажутся в бою, и чем это закончится для них самих и их солдат, даже подумать страшно. Наряду с этим масса желающих попасть под мобилизацию из реальных офицеров, с боевым опытом, получают в наших военкоматах отказ — хотя могли бы серьезно помочь с обучением мобилизованных рядовых.
Легкий хаос и тяжелая непродуманность, проявляющиеся местами во время частичной мобилизации, — явный признак того, что Министерству обороны неплохо было пересмотреть организацию работы военкоматов. Если частота призывов по принципу «мы не посмотрели в бумаги человека, прежде чем слать ему повестку» больше одного на тысячу, то кого-то из военкомов стоило бы отправить руководить взводом на фронт. Толку в любом случае будет больше, чем от никогда не служивших в реальной армии «пиджаков».
Ну а на будущее, конечно, стоит отработать систему БАРС — призывать только тех, кто числится в постоянно обучаемом резерве. Чтобы у военкомов и при желании не было возможности ошибиться.
Американская лунная программа «Артемида» предусматривает экспедиции длительностью от нескольких дней до долгих недель и даже месяцев, но луномобиля для передвижения экипажа по поверхности спутника Земли на сегодня нет. Поэтому космическое агентство США продумывает план действий на случай, если астронавты окажутся далеко от базы и кто-то из них внезапно не сможет идти самостоятельно.
Сражались ли амазонки на территории нашей страны, как развивались первые крупные города и чем древний геном выносливее современного — об этом нам рассказал Харис Мустафин, заведующий лабораторией исторической генетики, радиоуглеродного анализа и прикладной физики МФТИ.
Пожалуй, главная новость дня, если не недели: «американское правительство официально подтвердило теорию, согласно которой вирус SARS-CoV-2 не имел природного происхождения». Вдобавок признало, что частично финансировало разработки этого искусственного вируса. Такой вывод сделали многие СМИ более чем из 500-страничного документа, который в понедельник, 2 декабря, опубликовал Избранный подкомитет по коронавирусной пандемии конгресса США. Правда, из самого текста отчета выводы не столь однозначные.
Обсерватории постоянно улавливают «мигающие» радиосигналы из глубин Вселенной. Чаще всего их источниками оказываются нейтронные звезды, которые за это и назвали пульсарами. Но к недавно обнаруженному источнику GLEAM-X J0704-37 они, по мнению астрономов, отношения не имеют.
Американская лунная программа «Артемида» предусматривает экспедиции длительностью от нескольких дней до долгих недель и даже месяцев, но луномобиля для передвижения экипажа по поверхности спутника Земли на сегодня нет. Поэтому космическое агентство США продумывает план действий на случай, если астронавты окажутся далеко от базы и кто-то из них внезапно не сможет идти самостоятельно.
Под названием «космические лучи» скрывается не только свет, то есть фотоны, но и протоны, электроны и другие частицы. Все они летят к нам от звезд. Иногда ученые могут даже с уверенностью сказать, от каких именно. К примеру, в земную атмосферу постоянно врываются солнечные протоны. Недавно одна из обсерваторий уловила прибывшие на нашу планету электроны и позитроны с беспрецедентной энергией. Они точно «родом» не с Солнца, но у ученых есть предположения, откуда они могут быть.
Международная коллаборация физиков под руководством ученых из Йельского университета в США представила самые убедительные на сегодня подтверждения существования нового типа сверхпроводящих материалов. Доказательство существования нематической фазы вещества — научный прорыв, открывающий путь к созданию сверхпроводимости совершенно новым способом.
Многие одинокие люди считают, что окружающие не разделяют их взглядов. Психологи из США решили проверить, так ли это на самом деле, и обнаружили общую особенность у людей с недостаточным количеством социальных связей.
Обсерватории постоянно улавливают «мигающие» радиосигналы из глубин Вселенной. Чаще всего их источниками оказываются нейтронные звезды, которые за это и назвали пульсарами. Но к недавно обнаруженному источнику GLEAM-X J0704-37 они, по мнению астрономов, отношения не имеют.
Комментарии