Глобальное потепление убивает — если смотреть на него, прикрыв один глаз

Жизнь постоянно показывает: если мы хотим выжить, то должны отличать реальные сигналы из окружающего мира от иллюзорных. Мы совсем недавно иллюстрировали это примером об авторе 300 научных работ, ориентируясь на мнение которого, многие жители России поставили свое выживание под угрозу. Чуть раньше Naked Science рассказывало о, называя вещи своими именами, подложных научных работах автора сотен других научных статей, уже западного. Но список подобных неприятных случаев куда длиннее, чем эта пара. Поэтому исключительно важно держать глаза открытыми, не ограничиваясь слепой верой в письменное слово.

Яркий пример — новая статья в Nature Climate Change. Ее авторы утверждают, что, судя по эмпирическим данным из 43 стран, 37% всех умерших в «волнах жары» в 1991-2018 годах сделали это из-за глобального потепления. Оно, как известно, повысило температуру планеты примерно на один градус относительно доиндустриальной эпохи, чем, по мысли авторов, усилило волны жары. Вывод исследователей понятен: давайте бороться с потеплением. Все было бы хорошо, если бы не детали.

Ключевое в любой научной работе — методы. Как авторы пришли к выводу «37% умерших от волн жары сделали это из-за глобального потепления»?

На первом этапе они использовали регрессии, чтобы установить математическую зависимость между температурой и смертностью по данным из 732 точек в 43 странах. Зависимость была разной, поскольку в некоторых государствах (например, Бангладеш) смертность от роста температур вообще не показывает заметного роста, а в других (допустим, Швеция) растет уже при 20 небольшим градусов выше нуля. На втором этапе авторы взяли температурные ряды этих 732 точек и смоделировали их за вычетом того потепления, что дало глобальное изменение климата за 1991-2018 годы.

Затем смоделированные температурные ряды «за вычетом потепления» наложили на ряды смертности — и смоделированная смертность «без потепления» оказалась ниже на 37%. На вид все взвешенно. Правда, вызывает вопросы точность оценки: вклад потепления в смертность от жары оценивают в диапазоне от 20,5% до 76,3%, — довольно большой разброс. Но, как станет ясно ниже, главная проблема не в этом.

Вот одна более существенная: на сегодня научно достоверно не показано, что глобальное потепление ведет к учащению волн жары. Все дело в том, что самые теплые годы, на самом деле, часто дают минимум волн жары: повышение температур в них идет за счет роста зимних, весенних и осенних температур, а летняя жара смягчается обильными осадками, как это было в Европе и России в 2020 году. В том же году в тех же Европе и России, напомним, наблюдали крайне мало волн жары — несмотря на рекордно высокую среднегодовую температуру. Причина в том, что более жаркий климат в норме означает и увеличение количества осадков, а те существенно смягчают скачки температур вверх.

Впрочем, пойдем авторам работы навстречу. Допустим, кто-то в будущем докажет, что волны жары действительно учащаются по мере глобального потепления. Что тогда?

Тогда останется главная проблема новой работы: она опирается на предположение, будто люди по мере потепления не адаптируются к росту летних температур. Именно поэтому работа берет смоделированную более низкую температуру и накладывает ее на смертность — чего нельзя делать в случае, если люди способны адаптироваться. Если они могут приспосабливаться к росту температур, то по мере потепления удельная смертность (на душу населения) от волн жары среди нас снижается. Если бы потепления не было, удельная смертность во время волн жары была бы выше, чем без потепления. То есть вся работа в Nature Climate Change оказалась бы построенной на песке.

Отсюда вопрос: способны ли люди адаптироваться к жаре и реже умирать от ее волн?

Почему в тропиках так мало желающих умирать от жары?

Авторы работы отмечают, что смертность от жары ассоциируется чаще всего с самым жарким (одним) процентом из всех суток теплого сезона в том или ином месте. После «самого жаркого процента» (31 °C) дней в Чикаго смертность растет на 36%. В Берлине самый жаркий процент теплого сезона дает около 28 °C, а смертность после него повышается аж на 57%. Почему берлинцы умирают при 28 °C намного чаще, чем чикагцы после 31 °C?

Все дело в том, что человеческий организм постоянно адаптируется под определенные условия. Любой человек средних лет, который попытается начать бегать в плюс 30 °C, быстро почувствует себя нехорошо. Здоровый человек, бегающий хотя бы три летних месяца, к их концу спокойно перенесет такую температуру.

Средняя температура самого жаркого месяца в Берлине — 19,1°C, а в Чикаго — 24,8°C. Это большой разрыв. Поэтому что чикагцу хорошо, то иному немцу — смерть.

Но на планете есть места и потеплее Чикаго, например Бангладеш. Как мы уже отмечали, там вообще не удалось установить температуру, после которой смертность бы росла: это не происходит, даже когда она достигает пиковых для этой местности значений. По всей видимости, жители Бангладеш, где среднегодовые температуры намного выше, чем средняя температура самого жаркого месяца что в Чикаго, что в Берлине, адаптированы к теплу намного лучше чикагцев и берлинцев.

Получается, человек может адаптироваться к температуре: в разных странах он самым очевидным образом показывает сильно разную смертность при одной и той же жаре. Но значит ли это, что жители одних и тех же стран, одних и тех же мест могут адаптироваться к постепенному потеплению, происходящему в последние десятки лет?

Психологически — безусловно, да. Например, май 2021 года в Москве был на +1,1 °С теплее климатической нормы. Но если вы опросите москвичей, никто из них не назовет минувший месяц теплым. А причина проста: глобальное потепление за последние годы приучило жителей столицы к более высоким средним температурам. В 2019 году, например, май был на 3,1 °С теплее климатической нормы и на два градуса теплее, чем в 2021-м.

Но что насчет физиологии? Может ли наше тело привыкать к теплу и реже умирать во время волн жары?

Испания: как «мировой полюс» чувствительности к жаре страдает от недостаточно высоких температур

В работе в Nature Climate Change есть замечательная карта, где показана степень роста смертности в той или иной части мира при наступлении «самого жаркого процента» местного теплого времени года. Там чудовищно красным цветом обозначена Испания, где «самый жаркий процент» запросто может повысить смертность в два раза. Выходит, страна должна быть информативным примером в вопросе «адаптируется ли человек к жаре по мере потепления».

Есть такое научное понятие, как «температура минимальной смертности». В холодных странах она ниже (Голландия — 16,5 °С), в теплых — выше (Греция показывает ее выше +30 °С). Испанские исследователи, однако, показали, что температура минимальной смертности — вовсе не константа: она изменяется, и очень быстро.

Они сравнили температуру минимальной смертности в регионах Мадрида и Севильи в 1983-2018 годах и обнаружили интересную информацию. Ниже всего смертность в Мадриде была при 28,3 °С — на десяток градусов выше, чем в Голландии. Но в Севилье минимум смертности наблюдался вообще при 35,0 °С, на 17 градусов выше аналогичного минимума в Голландии. В обоих случаях женщины показывали наименьшую смертность чуть ниже этой нормы, а мужчины — выше (на графике).

Значит, организмам испанцев в Севилье наиболее комфортна температура воздуха, которой в Москве почти не бывает, а местным мужчинам — и выше, чем их температура тела. Стоит показателям термометра опуститься ниже этого оптимального для них значения, и смертность начинает расти. То есть наступление температур в плюс 33 °С уже означает рост холодовой смертности среди севильцев. Несложно догадаться, что местной зимой и плюс 33°С там нет, отчего ситуация со смертностью становится много хуже. Но главное в работе — все же не удивительный вывод о том, что человек может умирать от «похолодания» до +34 °С. Интереснее другое.

Оказывается, температура минимальной смертности для Мадрида на этом отрезке росла со скоростями до 0,58 °С за десять лет. А для Севильи — в 1,14 °С за десять лет. То есть на протяжении жизни одного поколения людей самая оптимальная для них температура воздуха на улице может меняться весьма быстро — быстрее скорости глобального потепления за тот же период. Аналогичные результаты показали работы других исследовательских групп из Испании.

Остается процитировать авторов работы по изменению температуры минимальной смертности:

«Одно из последствий влияния изменения климата на здоровье — рост максимальных температур и… волн жары (доклад МГЭИК за 2013 год). <…> Различные исследования указывают, что волны жары должны иметь четкое влияние на рост в суточной смертности (и вызванного этим экономического ущерба), связанного с высокими температурами. <…>

Большинство подобных исследований начинается с предположения неизменности влияния жары на смертность. <…> Также такой подход требует фиксированного порога, после которого начинается волна жары. <…> Однако предположение о постоянном влиянии жары на смертность нереалистично (Курсив. ред.). Ряд исследований показывают, что эффект жары на смертность снижается по всему миру».

Вывод авторов предсказуем: люди, живущие в одной местности, адаптируются к росту температур и делают это быстрее, чем меняется климат.

Мы добавим к этому: выявленными ими цифры указывают, что основную часть года в Испании намного холоднее, чем желательно с точки зрения минимизации смертности ее жителей. Если бы средние температуры там выросли, смертность бы упала, а никак не возросла.

Общие причины этого достаточно очевидны. Человек как вид возник в Африке, причем в местах, где куда теплее, чем в Севилье, не говорю уже о более холодных местах. Неудивительно, что ему проще приспособиться к росту температур до +35°С, чем к их падению.

Почему авторы статьи в Nature Climate Change «приподзакрыли» глаза на более ранние испанские работы?

Как мы видим, данные по одной из наиболее «жарострадающей» стран показывают, что люди адаптируются к жаре быстрее, чем потепление ее наращивает. Следовательно, работа в Nature Climate Change основана, выражаясь языком испанских ученых, на «нереалистичном» предположении, что такой адаптации просто нет. Почему исследователи, публикующиеся в престижном журнале, основали свою работу на нереалистичном предположении?

Чтобы понять это было проще, зададимся вопросом: а почему вообще работа в Nature Climate Change затрагивает только влияние глобального потепления на смертность от волн жары? Ведь это, если задуматься, крайне странно. Коллектив авторов там возглавляет Гаспарини — известный ученый, ранее убедительно показавший, что холодовая смертность намного превышает смертность от жары и на планете в целом, и в подавляющем большинстве стран. Просто процитируем его слова из 2015 года:

В цифрах: холод оказался ответственным за 7,29% всех смертей в изученных зонах, а жара лишь за 0,42%, что в 17 с лишним раз меньше. Отчего же теперь Гаспарини взял только смертность от жары, но исключил смертность от холода? Как можно рекомендовать бороться с потеплением, забыв упомянуть, что смертность от холода в 17 с лишним раз больше, чем от жары?

Взглянем на выводы из новой работы группы Гаспарини: «Наши результаты представляют дополнительное свидетельство потенциальных выгод принятия сильных сдерживающих мер по отношению к будущему потеплению…»

Что будет, если включить в работу цифры о том, что смертность от холода в 17 с лишним раз выше смертности от жары? Неизбежно возникнет ощущение, будто глобальное потепление снижает число смертей, связанных с температурами. Кстати, это не ощущение, а научный факт. Чего далеко ходить за примерами: в зиму 2019-2020 годов в России умерли на 20 тысяч человек меньше, чем в зиму 2018-2019 годов, — благо первая была рекордно теплой за всю нашу историю.

Как после этого писать слова «Наши результаты представляют дополнительное свидетельство потенциальных выгод принятия сильных сдерживающих мер по отношению к будущему потеплению…»? Ведь получается, что сдерживающие потепление меры вполне могут поднять общую смертность среди людей. Само собой, учитывать в работе смертность от холода было объективно невозможно, иначе ее пришлось бы заканчивать совсем другими выводами.

Именно по этой причине работа полностью проигнорировала и более ранние исследования, показывающие, что люди адаптируются к жаре быстрее, чем идет глобальное потепление. Если не закрывать глаза и на этот научный факт, получится, что число жертв жары, усиленной глобальным потеплением, вообще трудно посчитать. Как же их посчитать, если адаптация к жаре происходит быстрее, чем усиление этой жары? Как можно посчитать рост числа жертв, если, исходя из эмпирических данных, вообще невозможно показать, что такой рост в принципе имел место?

Ситуация с работой Гаспарини полностью объяснима. Если вы не можете опубликовать работу, учитывая научные факты, вам придется делать это, игнорируя их.

Менее понятно другое: насколько крепко после этого вы будете спать по ночам? Не будут ли вам сниться «жестокие вредители», которые заставят Nature отозвать вашу научную работу — как это уже случилось с другим любителем описывать ужасные последствия от антропогенных выбросов углекислого газа?