Сложность коммуникаций в доколумбовой Америке не зависела от уровня развития общества

Гэри Фейнман (Gary Feinman) из Филдовского музея естественной истории в Чикаго и Дэвид Карбайо (David Carballo) из Бостонского университета проанализировали большой массив письменных и других свидетельств обмена информацией в Мезоамерике на протяжении 3000 лет до прихода туда испанцев. Свои выводы они изложили в работе, опубликованной в Journal of Social Computing.

Мезоамерику часто путают с Центральной Америкой, однако это не совсем совпадающие понятия. Термин «Мезоамерика» ввел в середине прошлого века немецкий антрополог Пауль Кирхгофф, предложив называть так те территории Центральной Америки, где существовали высокоразвитые государства. Границы этих земель сложно точно обозначить: в разное время они различались, так как зависели от экспансии государств. Но примерно можно сказать, что Мезоамерика — это территория от центральной части Мексики до Никарагуа.

Ученые выбрали для исследования именно этот историко-культурный регион, поскольку на протяжении как минимум 3000 лет (с 1500 года до нашей эры по 1520 год нашей эры) он был изолирован от Евразии и, соответственно, выступает одним из немногих мест в мире, где системы письма и коммуникаций развивались, с одной стороны, абсолютно изолированно, без участия других письменностей, а с другой — типы коммуникаций могли заимствовать соседние группы людей со схожими культурными и религиозными признаками, но при этом живущие в государстве с другими принципами управления.

Фейнман и Карбайо изучили корреляцию между размером общества и десятью конкретными коммуникационными практиками (обмен личной информацией между людьми, передача информации на государственном уровне, пропаганда и прочее) в 30 населенных пунктах, затем в шести региональных областях и, наконец, в Мезоамерике в целом.

Систематический анализ свидетельств коммуникации в 30 населенных пунктах Мезоамерики показал, что, хотя корреляция между наличием и применением средств передачи информации, включая письменность, и численностью населения действительно существует, она не описывается линейной зависимостью. То есть с ростом населения в той или иной общности вероятность появления более сложных систем коммуникации росла далеко не всегда. Зато что-то похожее на линейную связь показал другой фактор: конкретная социально-политическая организация общества.

Иными словами, на уровень обмена и передачи информации влияло то, как были организованы люди, характер отношений между политической элитой и населением, между формальными лидерами и их последователями.

Система государственного информирования в районах, где власть находилась в руках автократических правителей и королей, была очень сложной, но в основном направленной на восхваление достоинств этого самого правителя перед другими представителями элиты или влиятельными людьми, а вовсе не перед всеми подданными.

Сложные системы коммуникации, включая письменность, активно использовали в таких местах для создания памятных стел, описывающих то или иное деяние местного лидера. Авторы предполагают, что большинство людей имели низкий уровень грамотности и власти в подобных обществах не считали нужным тратить на них ресурсы.

В областях, управляемых советами или другими коллективными способами с распределенной властью, средства информации, как правило, были менее сложными, хотя там существовали, например, системы годового календаря, связанные с сельскохозяйственными, ритуальными и рыночными циклами. При этом менее сложные подходы использовали более простые системы коммуникаций, объясняли те или иные вещи весьма доступно, так что информация могла быть понятна независимо от уровня грамотности.

Итак, выводы работы следующие: чем деспотичнее и авторитарнее власть, тем меньше ее интересует простой народ, а чем ближе власть к принципам коллективного управления, тем она охотнее ищет (и находит) общий язык с населением. Мысль кажется довольно очевидной, но на самом деле это не совсем так.

«Пятьдесят лет назад, — говорится в работе, — большинство ученых считали, что все досовременные политические единицы, особенно за пределами Европы, управлялись деспотически с прямым управлением экономикой. Сейчас доказано, что эта модель совершенно не соответствует действительности во многих исторических случаях, и некоторые мезоамериканские государства могут быть весьма информативными в отношении того, как устойчивое управление поддерживалось без большой концентрации богатства и власти».