Климатический саммит в Глазго: хвост позеленел и начал махать собакой

Что на самом деле происходит на Земле

С XVIII века человек сжигает очень много углеродного топлива, при этом образуется углекислый газ. В последние четверть тысячи лет в воздухе его стало 410 частей на миллион, а было 280 (последняя цифра — по пузырькам древнего воздуха в антарктических льдах). Увеличение содержания СО2 на 45% вызвало существенный рост урожайности (не менее чем на 10%), а также буйное озеленение планеты (листьев сейчас на ней куда больше, чем еще в 1970-х). На сегодня в пересчете на чистый углерод растительная биомасса Земли прирастает за счет антропогенных выбросов углерода на пару десятков миллиардов тонн в год.

Параллельно с этим численность белых медведей, северных оленей, пингвинов и других холодолюбивых видов только увеличивается (причины — здесь), и до сих пор из-за глобального потепления не исчез ни один вид.

А вот условия обитания множества видов — включая наш — резко улучшились. Глобальное потепление привело к серьезному снижению смертности людей (цифры тут), упростило им выращивание пищи, снизило расходы на отопление (и все равно расходы на кондиционирование летом остались во много раз меньше расходов на отопление зимой).

Конечно, это не значит, что температура верхних слоев океана на Северном полюсе снова достигнет плюс 23, как полсотни миллионов лет назад. Не будет и резкого роста биоразнообразия в жарких частях планеты, как случилось 52 миллиона лет назад в Амазонии. Ископаемое топливо кончится намного раньше, чем выбросы СО2 смогли бы вернуть планету к тем максимумам. Так что ни мы, ни наши потомки не увидим субтропического климата на полюсах. Все, что может случиться (если потеплению не мешать), — лишь возврат в умеренно теплый климат миоцена. Ничего экзотичнее широколиственных лесов на Новой Земле нас не ждет.

Что происходит на Земле по версии собравшихся в Глазго политиков и экоактивистов

Планета гибнет. Из-за потепления на ней стали чаще возникать пожары (на самом деле, реже), сокращается площадь лесов (на самом деле, растет), распространяются тропические болезни (на самом деле, после промышленной революции их ареалы резко сократились, показав, что главное тут — не климат), сильнее стали наводнения (на самом деле, слабее), засухи (на самом деле, нет), расширяются пустыни (на самом деле, сокращаются).

 А поскольку планета гибнет — ее нужно срочно спасти.

Как будем спасать

Спасти Землю в период ее расцвета — в самом прямом смысле этого слова, ведь озеленение, конечно, означает рост цикла цветковых растений на планете — практически невозможно. Зато, когда вы спасаете кого-то, кто и так не бедствует, ему может стать, как в старинной песне, не совсем комфортно: «Монахи с матом машут кольями, бегут его спасти. А Бог глядит, что дело плохо, и кричит “пусти-пусти”».

Что-то такое нам и хотели предложить на саммите в Глазго экоактивисты. Чтобы не быть заподозренными в преувеличении, процитируем СМИ, разделяющие их идеи. Например: «Чтобы снизить затраты энергии на отопление, зимой температуру в домах придется ограничить 19-20 градусами. <…> Максимальную температуру горячей воды в домах нужно будет снизить до минимально допустимой по санитарным нормам. <…> Поездки на работу на личных автомобилях должны быть ограничены четырьмя днями. В городах использование личных автомобилей должно быть сведено к минимуму: их заменят велосипеды и системы райд-шеринга (для совместных поездок разных людей/семей)».

Согласитесь, планы довольно радикальные. Так и видится, как москвичи по ноябрьскому утреннему гололеду на велосипедах рассекают по городу, а из машин «райд-шеринга» (для совместных поездок, если по-русски), выходят по пять человек в пухлой зимней одежде. Заодно в помещении ее снимать можно не всю: при плюс 18-19 градусах разумнее оставаться в свитере. Ведь без теплой одежды смертность многих категорий людей при такой температуре растет, отчего ВОЗ рекомендует держать в домах температуру не ниже плюс 20.

К сожалению или к счастью, эти инициативы так и не утвердили. Вместо них мировая конференция по климату родила совершенно загадочную декларацию о борьбе с обезлесением. Мы даже не будем сейчас останавливаться на том, что оно мало чем отличается от аналогичной декларации от 2014 года. Поставим более важный вопрос: зачем бороться с потерей лесов, если их площадь с 1982 года выросла на 2,24 миллиона квадратных километров? Что значит такая декларация: лидеры государств держат граждан за дураков или и сами не в курсе темы?

То, что площади лесов растут, — достоверно установленный в 2018 году научный факт, который никто и никогда даже не пробовал оспаривать. То, что декларацию приняли, практически скопировав ее с декларации 2014 года, показывает: политики об этом научном факте ничего не знают. Зато они знают, что леса нравятся людям. Значит, пообещав что-то хорошее «про леса», можно создать себе имидж борца за природу. 

Ровно такой же — в плане содержательности — была декларация стран, заявивших, что они откажутся от угля «после 2030 года» или «после 2040 года». Давайте будем честными: «после 2030 года» — это может быть и 2100-й. Что еще важнее: декларацию подписали такие крупные страны-потребители, как Польша, Вьетнам и Венгрия. Но полностью проигнорировали такие государства, как Китай (50,5% мирового потребления угля), Индия (11,3% — и быстро растет), Соединенные Штаты (8,5%). Дальше можно не продолжать: это две трети мирового потребления. И пока оно в этих странах не закончится, никакие декларации не остановят выбросы углекислого газа.

Общий «вес» подобных решений точно соответствует тому, как подошел к саммиту в Глазго его главный застрельщик — Джо Байден. Приехать, показаться перед камерами и всего через два дня уехать. Коротко? Нет конкретных значимых документов, помимо пустых деклараций, противоречащих научным данным по, например, вопросам лесов? Ну что же, никто не совершенен. Зато какой роскошный кортеж он доставил в Европу и увез обратно на частных самолетах, удивительно сочетающихся с безуглеродным будущим.

Как верно подметила Грета Тунберг, которую на саммит не пустили (отчего она и бушевала за его стенами):

Она абсолютно права: политики, собравшиеся на саммит в Глазго, имели стратегическую цель сделать вид, что их серьезно заботит климатический кризис. И ждать от них перемен ни в коем случае не стоило. Дело в том, что политик, даже если он искренне верит в катастрофическую опасность глобального потепления, не испытывает острого желания ограничивать права людей пользоваться их машинами, пересаживать их на велосипеды и заставлять не снимать свитер всю зиму. Ведь все это может неприятно сказаться на желании этих людей за него проголосовать.

Поэтому политическая элита мира не приняла все описанные выше меры. Их будут внедрять более молодые политики — в возрасте Тунберг или около того. И уже потом, когда сменят у руля поколение Байдена, Джонсона и остальных, «которые только делают вид». 

Люди, которые будут формировать политику будущего, станут работать с общественным мнением не так, как современные политики в Глазго. Они будут не только моложе и энергичнее, но и решат действовать более зажигательно:

На видео выше — министр иностранных дел Тувалу подтрунивает над западной аудиторией, сообщая ей, как глобальное потепление угрожает его родине исчезновением под волнами Мирового океана. Очень трогательно наблюдать за его босыми ногами в воде — особенно если не знать, что анализ спутниковых снимков, проведенный западными учеными в 2016 году, однозначно показывает: за все время спутниковых наблюдений площадь Тувалу растет, а не уменьшается. Причина? Да, вы правильно угадали: глобальное потепление.

Ведь это только в пиар-видео оно всегда ведет к затоплению суши. На самом деле, потепление усиливает и волновой нанос песка и мелких камней на берега целого ряда островов. Это увеличивает площадь пляжей по всему миру — именно поэтому Тувалу успешно разрастается за счет того самого потепления, с которым призывает бороться его харизматичный мининдел.

Из забавных медийных феноменов, облегчавших пиар-задачи западных политиков, которые вербуют избирателей благодаря теме потепления, Тунберг и ее полинезийский аналог превратились в самостоятельных игроков. И пусть Тувалу не тонет, а миру вовсе не угрожает гибель от потепления: это уже не имеет значения.

Известный фильм, который должен посмотреть каждый пиарщик, сообщает: «Почему собака машет своим хвостом? Потому что она умнее его. Если бы хвост был умнее, он бы махал собакой». Зеленый хвост вырос и начал успешно махать собакой западного политикума.

Не лучше ли нам на себя оборотиться?

Надо признать: при всей неприглядности поведения западных политиков, подписывающих декларации о борьбе с тем, чего нет, их восточные коллеги едва ли лучше. Процитируем заместителя председателя правительства России Алексея Оверчука, выступившего на конференции в Глазго:

«Россия — в основном северная страна, однако мы испытываем на себе негативные последствия глобального потепления: опустынивание, эрозию почв, лесные пожары, наводнения и таяние вечной мерзлоты. Мы относимся к данной проблеме серьезно и ответственно. Как вы знаете, президент Российской Федерации Владимир Владимирович Путин объявил о достижении Россией углеродной нейтральности к 2060 году».

Насколько обоснована эта официальная позиция?

Россия не испытывает на себе никакого опустынивания: площадь пустынь в ней за последние 30 лет серьезно сократилась — в силу зарастания Калмыкии. Процесс зашел так далеко, что местные пустынные виды активно вытесняются степными, и российские ученые давно установили это. То, что в стране нет опустынивания, каждый может наблюдать и на спутниковом снимке выше. «Эрозия почв», во-первых, не возникает от потепления, во-вторых, в России с перестройки говорят об «ужасной эрозии почв». Однако в реальной жизни в то же самое время выводились из оборота никак не страдающие от эрозии площади пашни, а урожайность почему-то только росла, как и площадь листьев дикорастущих растений. Излишне говорить, что при реальной масштабной эрозии почв события развиваются противоположным образом.

С наводнениями ситуация вообще странная. Подавляющее большинство наводнений в России — паводки, еще 20 лет назад каждую весну отсекавшие от цивилизации тысячи населенных пунктов по всей стране. Все мы прекрасно знаем, что они стали намного реже: накопленные зимой количества снега слишком малы, ведь повысившиеся температуры холодного времени года ведут к его стаиванию «по кускам».

Что с «вечной» мерзлотой, о разрушении которой столько говорят? Ситуация тоже далеко не такая «страдательная», как о ней рассказывают в прессе. Первое, на чем стоит остановиться: площадь вечной мерзлоты вечно изменяется. 120 тысяч лет назад ее на территории современной России не было почти нигде. 20 тысяч лет назад она была, напротив, практически везде — и в средней полосе, и даже на юге страны.

Более того, ее глубина в одних и тех же местах постоянно меняется. Там, где над мерзлотой хотя бы сто лет увеличивается тайга, ее толщина растет: тень деревьев не дает многолетнемерзлотному слою оттаивать, и тот сближается с поверхностью почвы. Глубина почвы над ним при этом достигает всего пяти сантиметров, что губит деревья. Лишь после лесного пожара, уничтожающего тень от деревьев, мерзлота «уходит» в глубину, на величину до метра, что запускает новые цикл роста деревьев.

Из этого легко заметить: без систематического таяния вечной мерзлоты российская северная тайга в основном нежизнеспособна. Те, кто хотят, чтобы мерзлота перестала таять, — хотят ликвидации северной тайги.

В городах и на промышленных объектах приписывать таяние мерзлоты только потеплению климата тоже неверно. И дело даже не в том, что дома резко меняют тепловой режим грунтов под ними, чем вызывают таяние мерзлоты даже там, где нет никакого потепления. Ключевой момент: городская жизнь над вечной мерзлотой в любом случае приводит к ее таянию:

«Города становятся островами тепла, которые ускоряют таяние грунта. Топят же в Арктике 250-290 дней в году. В среднем температура в арктических городах на 1-1,5 градуса выше, чем в пригороде. Иногда в самом Салехарде может быть на пять-семь градусов теплее, чем в окрестностях».

И не только в Салехарде: «Несмотря на то что все постройки в северных городах стоят на сваях, тепловое излучение от многоквартирных домов все равно так или иначе нагревает воздух. Грунт тает так же и от любых протечек горячей воды: из-за этого дома оседают, и можно видеть трещины на фасадах, прежде всего, по оконным проемами. В конечном итоге дом теряет теплоизоляцию (а на севере это важно), а его фундамент — несущую способность. В Норильске в свое время из-за таких протечек снесли почти целую улицу Лауреатов».

Снесли, заметим, задолго до заметного роста температур вокруг Норильска — просто из-за эффекта городского «острова тепла». Не стоит ждать какой-то массовой деградации зданий от таяния мерзлоты: процесс там начался сразу после появления этих зданий, просто за счет того, что устойчивое, долгосрочное существование домов с фундаментами на вечной мерзлоте в принципе невозможно. Уже сейчас деформациям там подвержены 40% всех домов, и примерно такой же была картина десятки лет назад. Есть ли глобальное потепление, нет ли его — мерзлота будет постепенно разрушать стоящие на ней дома до тех пор, пока не исчезнет.

Итак, таяние мерзлоты — действительно проблема, вот только возникла она не из-за глобального потепления, а прямо с момента, когда на мерзлоте стали строить. К счастью, проблему эту трудно назвать действительно масштабной. Во-первых, хотя вечная мерзлота занимает две трети России, там так холодно, что мало кто готов жить. Всего в этой зоне нашей страны менее трех миллионов жителей — в одном Дагестане народу больше. Во-вторых, промышленная инфраструктура не опирается на мерзлоты: ее строят на сваях, упираемых в скальное основание.

Поэтому, когда мы видим в новостях «в Норильске на ТЭЦ произошел разлив нефтепродуктов из-за деградации вечной мерзлоты», мы видим там неправду. Даже в официальном отчете о причинах аварии четко обозначено:

«В результате инженерно-геологических исследований грунтового основания в зоне обрушения выявлены упущения в проектировании и недостатки при строительстве свайного основания резервуара, вследствие чего часть свай не опиралась на скальный грунт, что привело к неравномерному распределению нагрузки. При этом признаки деградации мерзлоты под фундаментом и на примыкающей территории не обнаружены».

Определенно жилые дома в этой зоне придется постепенно заменить. Но это не такая уж и проблема: на российском севере все равно много пустого жилья, ведь население там давно и серьезно сокращается.

Неосновательны и опасения «таяние мерзлоты сделает север страны сплошным болотом». Дело в том, что за последний миллион лет вечная мерзлота отступала и наступала не один десяток раз. Поэтому у ученых есть представление о том, что случается после ее таяния. Болота в таких местах действительно могут появиться — но долговременных болот там будет не больше, чем в средней полосе страны. Причины этого в том, что рост температур повышает испаряемость воды, и размораживающиеся почвы теряют всю избыточную воду. Исходя из научных данных, 4-9 тысяч лет назад в арктической зоне Евразии было серьезное таяние вечной мерзлоты — настолько серьезное, что тайга смогла продвинуться до Северного Ледовитого океана. Однако продвинулась именно тайга: резкого роста находок болотных растений в этом периоде не отмечено.

А вот что ученые вполне однозначно прогнозируют как последствие от таяния мерзлоты — так это значительное улучшение условий для сельского хозяйства и жизни людей. По оценкам западных исследователей, в случае реализации самого сильного сценария глобального потепления, именно Россия получит больше всех новых земель, пригодных для распашки — 4,3 миллиона квадратных километров, чуть больше, чем Канада, не говоря уже об остальных странах мира. Собственно, процесс уже пошел: в Якутии с недавних пор начали выращивать пшеницу и печь из нее хлеб.

Неудивительно, что другая работа оценивает рост «экологической емкости» Сибири из-за идущего потепления в пять раз.

 Из этого следует, что позиция российских властей, рассказывающих о «негативных последствия глобального потепления», либо основана на незнании, либо является просто попыткой играть по правилам, принятым в западном мире. Но невозможно здраво спланировать политику, отвечающую объективной реальности, на основе воображаемого опустынивания и без учета расширения площадей, пригодных для сельского хозяйства.

Минусы второго варианта в том, что западные игроки в любой момент могут поменять правила. Сегодня они принимают декларации о борьбе с несуществующим на планете в целом обезлесением — а завтра вспомнят про давнее открытие западных ученых: что леса умеренного пояса на самом деле ускоряют, а не замедляют потепление. И все попытки Кремля рассказать о том, что сколько СО2 поглощают наши леса, мгновенно превратятся в тыкву.

Почему форум в Глазго был обречен на неудачу с самого начала: климатическая часть уравнения

То, что экоактивисты потеснят более старых политиков в окружающем мире, только выглядит забавным. Когда эти люди придут к власти, смеяться нам всем вряд ли захочется. Они ведь вполне реально потребуют снизить температуру в домах зимой — и им будет не интересно, что это приведет к повышению смертности. И все же, при всей значимости политической перетряски внешнего мира, которую нам предстоит наблюдать в ближайшие двадцать лет, все это — мелочи. Более интересно выяснить: получится ли у них главное. Взять и остановить выбросы углекислого газа, обратив тем самым вспять озеленение Земли и рост урожайности, что эти выбросы вызвали. Реально ли это?

Ключевой проблемой, ради которой созывался саммит, было удержание глобального потепления в рамках 1,5 градусов. Однако практически все западные ученые, комментирующие конференцию в шотландском городе, сошлись в одном: выполнение всех принятых там деклараций никак не сможет ограничить потепление полутора градусами. Для этого нужно было бы обнулить сжигание угля до 2030 года, а не после него.

Может возникнуть вопрос: почему эти 1,5 градуса так важны? Ну потеплеет на полградуса сильнее, и что с того?

Вопрос о том, насколько потеплеет до середины этого века, действительно имеет принципиальное значение. Мы находимся на грани очень серьезной перестройки климата. Сейчас на градус теплее, чем до промышленной революции — и если станет теплее на два, то текущая климатическая система преобразится. Настолько, что сама по себе не вернется в прежнее состояние, даже если люди полностью перестанут выбрасывать углекислый газ. Совсем. В новой климатической системе перенос воздушных масс может идти не с запада на восток или востока на запад, как сейчас, а от экватора к полюсам. И это будет заметно иная Земля.

Безледная Арктика: ключевая черта новой климатической эпохи?

Михаил Будыко, полвека назад заявивший о неизбежности глобального потепления — за что получил массу критики от своих западных коллег того времени, — первым высказал совершенно неочевидную мысль. Арктика при определенном количестве энергии, получаемой от Солнца и определенном количестве парниковых газов в атмосфере, может существовать более чем в одном устойчивом состоянии. Первое мы видим сейчас: сплошные льды зимой, миллионы квадратных километров льдов летом. Второе было 120 тысяч лет назад: ноль льдов летом и, возможно, очень немного льдов зимой.

До тех пор, пока льды в северном океане есть круглый год, они отражают в космос большой объем солнечного света. Как только они начнут регулярно таять, темные воды арктических морей станут поглощать много тепла каждый год, существенно нагревая планету. Если такой лед однажды исчез — сам по себе он не вернется, для этого нужны очень серьезные события, типа, например, изменения параметров орбиты Земли.

Считается, что при достижении двухградусного потепления Арктика будет регулярно безледной каждое лето. Согласно Будыко, она может лишиться льда даже зимой: еще десятки лет назад он прогнозировал усиленный перенос тепла из Атлантики, который приведет к исчезновению здесь льда вовсе. Если это так, то масштаб нагрева планеты усугубится еще больше.

Конференция в Глазго — фактически, последняя попытка ограничить потепление уровнем, при котором постоянные льды в Северном Ледовитом океане не исчезнут, и планета, таким образом, сможет сама вернуться в состояние «до глобального потепления».

 Саммит в Глазго показал, что эта попытка безнадежна. Мировые лидеры не осмелились даже продекларировать меры, достаточно жесткие, чтобы остановить потепление. Это значит, что мир в XXI веке полностью преобразится — и, возможно,  сильнее всего на себе это ощутит именно Россия.