Павел Дуров расставил все точки над i

Павел Дуров  в своем письме «Ленте.ру» расставил все точки над i, касающиеся обвинений в  экстремизме, выдвинутых против него  депутатом Михаилом Маркеловым.

Напомним, что депутат Госдумы Михаил Маркелов потребовал возбудить уголовное дело в отношении  Павла Дурова за экстремизм.  Поводом такого заявления послужила опубликованная  в соцсети картинка о теракте в Волгограде,  на котором, по  словам Маркелова, запечатлено «явно оскорбительное, даже кощунственное отношение к произошедшему в Волгограде, а также присутствует нецензурная подпись».

Михаил Маркелов  
©Коммерсантъ/ Василий Шапошников 

 Дуров и ранее комментировал обвинения депутата, но в письме, опубликованном на  «Ленте.ру», он решил сделать это ещё раз, исчерпывающе.

***

На прошлой неделе рунет потрясла новость о том, что депутат Государственной Думы обвинил меня в «экстремизме» и «вандализме». Поводом стала картинка, размещенная в одном из юмористических сообществ «ВКонтакте». Так как обвинения в адрес «ВКонтакте» и меня лично давно стали надежным способом привлечь внимание прессы, это заявление не вызвало у меня никаких эмоций. Однако оно показало, насколько некоторые из депутатов нашего парламента далеки от специфики интернета и социальных сетей в частности.

На «ВКонтакте» приходится примерно половина активности всего российского интернета. Обвинение владельцев «ВКонтакте» в том, что один из десятков миллионов ее пользователей допустил некое высказывание, — акт, как минимум, спорный. С тем же успехом уважаемый депутат может обвинить в «экстремизме» интернет-провайдера, владельца дата-центра или даже поставщика электричества «ВКонтакте» — все эти стороны одинаковым образом «виновны» в создании условий для раздражающей законотворца интернет-активности.

На страницах «ВКонтакте» существуют установленные законом и администрацией ресурса процедуры, которые позволяют пожаловаться на спорные материалы и оперативно устранить их. Если речь идет об экстремистской деятельности, то прямой путь решения проблемы для чиновника — распоряжение Роскомнадзора, с которым «ВКонтакте» тесно сотрудничает в удалении противоправного контента. Этим, однако, депутат Государственной Думы пренебрег и сделал несколько громких заявлений, видимо, рассчитывая, что они поднимут его популярность среди избирателей.

Я не знаю, является ли «экстремизмом» картинка, вызвавшая раздражение депутата. Этот вопрос должна решить судебная экспертиза в установленном законом порядке — и ни я, ни даже депутат Государственной Думы не может подменять закон. Тем не менее я попробовал разобраться, что за картинка вызвала столько эмоций у уважаемого депутата. Оговорюсь, что не хочу защищать ее авторов или нести ответственность за ее содержание.

Господин депутат считает экстремизмом то, что для описания волгоградской трагедии авторы изображения использовали нецензурное слово «******». Согласно словарю русского мата, основные значения слова ****** — «неминуемый конец, смерть, нечто очень плохое». Мы можем по-разному оценивать уровень культуры и образования авторов подобного описания, но с вектором их оценки спорить сложно: теракт — это действительно «нечто очень плохое». Если бы они оценили это событие как нечто положительное, я бы нашел значительно больше поводов для беспокойства со стороны депутата.

Господин депутат неожиданным образом усматривает «вандализм» в том, что картинка сопровождалась призывом «поддержать лайками». Напомню, что кнопка «Like», или отметка «Мне нравится», является способом сохранить некий материал, выразить свой интерес к нему или поделиться им с друзьями — в зависимости от социальной сети. Однако ни в одной из социальных сетей отметка «Like» не означает, что пользователю обязательно должны «нравиться» события, описываемые в материале. Во всех случаях это общее выражение интереса к самому материалу.

Авторы изображения доводят ситуацию до абсурда и приглашают поставить отметку «Like» к тексту о трагедии, тем самым поднимая на смех завсегдатаев социальных сетей, которые вместо активных действий вроде материальной помощи пострадавшим ограничиваются выражением виртуальной солидарности. Таким образом, авторы иронизируют над своей аудиторией, над собой, над социальной сетью, но ни в коем случае не над пострадавшими в теракте.

Наконец, уважаемый депутат видит «святотатство» в том, что на основе такой серьезной темы, как теракт в Волгограде, кто-либо может создавать юмористические и легкомысленные изображения. Не ставя под сомнение глубину произошедшей трагедии, отмечу, что юмор во все времена являлся одной из естественных защитных реакций социума на внезапные несчастья. Более того, роль юмора в психологической защите общества от постигающих его бед достаточно хорошо изучена, и его наличие — один из признаков психологического здоровья социума в трудные для него времена.

С сугубо лингвистической точки зрения, я не вижу в этом абсурдном изображении проявлений признаков экстремизма или разжигания ненависти. Возможно, я не прав — повторю, этот вопрос должен решаться в установленном законом порядке. Однако думаю, что моя оценка изображения ближе к истине, чем оценка уважаемого депутата. По трем причинам — я несколько лучше знаком с социальными сетями, мой возраст ближе к возрасту авторов и получателей этого послания, я имею высшее филологическое образование и некогда защищал в СПбГУ диплом, связанный с анализом юмористических текстов.

Что касается депутата, то он, по его признанию, не имеет опыта использования социальной сети «ВКонтакте». Образование депутата, которое на сайте Государственной Думы обозначено как «Автономная некоммерческая организация высшего профессионального образования Академический Международный Институт (2009)», как мне представляется, не наделяет его правом эксперта для вынесения громких лингвистических оценок.

Я намеренно не стал сводить свой текст к броским эмоциональным фразам и вместо этого снабдил его необязательным в данном случае анализом самой картинки. Потому что настоящий экстремизм, на мой взгляд, начинается тогда, когда логика и анализ начинают подменяться эмоциями и громкими заявлениями, а закон и судебный процесс — навешиванием ярлыков и охотой на ведьм.

Однако у этой истории — и у всех подобных историй, которые происходят в последнее время во множестве, — есть и другой негативный эффект. Разумеется, никто не вправе запретить депутатам нашего парламента делать громкие заявления. Но то, как подобные демонстрации непонимания реалий цифровой эпохи со стороны законодателей влияют на настроения в российской IT-индустрии, не может не внушать беспокойство.

Во время разгоревшегося скандала вокруг заявлений депутата я был на встрече с основателями технологических проектов в Сан-Франциско. Ко мне подошли два недавно уехавших в Кремниевую долину российских «стартапера» и сказали, что будут продлевать визы в США. Я попытался убедить их вернуться в Россию, рассказав о плюсах ведения бизнеса в нашей стране: наличии талантливых программистов, низких налогах, возможных грантах. На это они спросили меня, собираюсь ли я сам возвращаться в Россию, ведь меня обвиняют в экстремизме.

Конечно, я собираюсь возвращаться в Россию — для того, чтобы я покинул нашу страну, нужно нечто более весомое, чем заявления отставшего от технологического поезда чиновника. Однако проблема в том, что каждое подобное сотрясение медийного поля повергает в шок предпринимателей новой, технологической волны. Тех самых молодых людей, от которых, как любят говорить и сами депутаты, зависит экономическое будущее нашей страны. И в условиях, когда США, Германия и Великобритания активно создают условия для молодых IT-предпринимателей и специалистов, мы — неосторожными высказываниями законодателей — рискуем загнать себя в каменный век, создавая психологический климат, несовместимый с инновационным развитием.

Марина Морская