Бороться с глобальным потеплением Европа может, только наращивая сжигание газа. Это когда-нибудь кончится?

Как зеленый переход Европы превратился в переход к газу

Когда Грета Тунберг — или Борис Джонсон, или любой другой сторонник «зеленого перехода» — выступает по телевизору, может сложиться впечатление, что европейская декарбонизация и переход к возобновляемой энергетике должны вести к уменьшению сжигания метана. Ведь он ископаемый. Кстати, так же описывает происходящее пресса. Это ложное впечатление возникает от того, что «говорящие головы» в телевизоре забывают сперва объяснить, как устроена энергетика.

На сегодня она устроена так: больше всего энергии люди потребляют, сжигая нефть (59,6 триллиона «тепловых» киловатт-часа), на втором месте — уголь (43,8 триллиона), на третьем — газ (39,3 триллиона). Да-да, именно так. Уголь все еще дает больше, чем природный газ. СЭС, ВЭС, современное биотопливо и остальные виды ВИЭ (к ним на Западе не относят крупные ГЭС, ибо строить их там немодно), вместе взятые, дают восемь триллионов киловатт-часов. То есть в пять раз меньше, чем газ. В десять раз меньше, чем уголь и газ. И, внимание, заметно меньше, чем дрова, которые все еще жгут — и не только в третьем мире.

Почему же в СМИ постоянно говорят, что зеленая электроэнергия все дешевле и скоро сделает ненужной ТЭС? Потому что пресса берет именно электроэнергетику — и, как правило, в наиболее «зеленых» странах Европы. Например, в Германии или Дании.

Когда не так давно Naked Science отмечал, что массовый переход на СЭС и ВЭС технически невозможен, Анатолий Чубайс с нами не согласился — и указал как раз на пример Германии, где более 40% электроэнергии получают от ВИЭ. Если на секунду забыть, что на электроэнергетические траты приходится всего 17% от всего расхода энергии человечеством (основная часть энергии уходит на отопление, несколько меньшая — на транспорт, а только 1/6 — на электричество), то да, это впечатляет.

Впечатляет чуть меньше, если вспомнить, что доля СЭС и ВЭС в электрогенерации там ниже 40%, остальная возобновляемая ее часть — биотопливо, убивающее людей даже чаще, чем уголь. Но все равно впечатляет.

Однако в реальном мире нельзя забыть, что электроэнергетика — лишь часть энергетики общей, причем часть малая, лишь одна шестая. В общем потреблении Германией энергии СЭС и ВЭС дают много менее не то что 50%, но и 15%. Причем за это весьма скромное достижение немцам пришлось заплатить дорого. В 2000 году электроэнергия для промышленности в Германии стоила шесть евроцентов. В 2020-м — выше 18 евроцентов. Разница — в три раза.

Инфляция евро за это время — 40%, то есть даже с ее учетом электричество за 20 лет стало обходиться немецкой промышленности в 2,14 раза дороже. На диаграмме выше видно: главный фактор роста — EEG, то есть налог, уплачиваемый по немецким законам о «зеленом переходе». Из него (но не только него) финансируется переход на энергию ветра, солнца и биомассы. На 2020 год доля этого налога в цене немецкого киловатт-часа была примерно такой же, как общая цена этого киловатт-часа в 2000 году.

Нельзя забыть и о другом: иногда ветер не дует, а на небе бывают облака. Именно такая ситуация сложилась в Европе в последний месяц — и именно она ведет к тому, что провал в выработке от СЭС и ВЭС надо чем-то компенсировать. АЭС работают в постоянном режиме, да и вне Франции их в Евросоюзе не так много. Крупных ГЭС там тоже дефицит — остаются угольные и газовые ТЭС.

И вот тут случилось «неожиданное»: углеродный налог, введенный в ЕС в этом году, сделал уголь плохим выбором. Этот вид топлива дает килограмм СО2 на каждый выработанный электрический киловатт-час. А газ — только 0,4 килограмма. То есть тяжесть углеродного налога для угольных ТЭС в 2,5 раза выше, чем для газовых.

В итоге весь 2021 год европейские ТЭС на газу работали «на всю катушку». Это снижало уровень запасов газа, накопленного в европейских газохранилищах к осени. Между тем, чтобы войти в зиму, эти хранилища надо наполнить. Все лето в Европе надеялись, что цены на газ — несмотря на рост его потребления на ТЭС — каким-то волшебным образом упадут. Поэтому и не торопились закупать его впрок, чтобы наполнить газохранилища. В сентябре стало ясно, что до зимы он не подешевеет, а брать его где-то надо. И цены начали ставить рекорд за рекордом, недавно пробив 1900 долларов за тысячу кубометров, а затем откатившись к тысяче. Это во много раз выше типичных европейских цен.

Вдобавок осень началась с маловетреного сентября. Опять надо бы жечь газ на ТЭС, чтобы закрыть просадку ВИЭ — вот только как это сделать при такой цене голубого топлива?

Ситуация усугубляется тем, что на планете второй год работает эффект Ла-Нинья. Это значит, что будущая зима будет не теплой, как в 2019-2020 годах, а довольно прохладной, как в 2020-2021-х. Как топить зимой? Какими будут счета за отопление? Наконец, что это — новая норма или разовая беда?

А зеленый водород на что?

Достаточно очевидно, что от угля надо уходить: он убивает по одному человеку на 100 миллионов киловатт-часов генерации. Микрочастицы от любого ископаемого топлива попадают в легкие, оттуда в кровь, где резко поднимают риск инфарктов и инсультов. Само собой уголь, где примесей больше, чем в газе, дает много таких микрочастиц. Если вы боретесь с потеплением, то все еще хуже: уголь подстегивает его быстрее всего. Значит, 43 триллиона угольных киловатт-часов надо чем-то заменить. Но чем?

ВЭС и СЭС сами по себе это сделать не могут. Зимой дни короче, солнце над горизонтом ниже. И выработка фотоэлементов в среднем втрое ниже летней. Ветряки в Европе безветренной зимой могут практически не работать до двух недель подряд (а в России — и подольше). Аккумуляторы электроэнергии на 50% от двух недель зимнего потребления для, например, Германии — это 12 миллиардов киловатт-часов емкости. Стоят такие накопители по 300 долларов на киловатт-час. Очевидно, позволить себе аккумуляторы, которые по стоимости равны годовому ВВП, не может даже Германия. Получается, «закрывать» просадки ВИЭ нужно иначе.

Но даже если бы аккумуляторы были в 20 раз дешевле (что технически невозможно), это не слишком помогло бы. 5/6 потребности в энергии — не электрические. Электричеством от ВЭС будет слишком дорого топить, а в Европе от холода (он резко поднимает частоту инфарктов и инсультов) и так умирают сотни тысяч человек в год. Существенный рост счетов за отопление может ухудшить эту ситуацию, что недопустимо.

Итак, любой «выравниватель» провалов в генерации СЭС и ВЭС должен храниться легче (и дешевле), чем электроэнергия, и давать тепло немногим дороже природного газа. Беда в том, что такого топлива просто нет. Законы физики и химии намекают, что оно и не появится.

«Зеленый водород», о котором столько говорят в Европе, — типичная выдача желаемого за действительное. Да, ВЭС и СЭС могут дать электричество. Да, используя его можно электролизом получить водород из воды. Вот только 20% электроэнергии в этом процессе теряется. Кроме того, для экономически разумного электролиза его установки должны работать 24 часа в сутки: иначе электролизные мощности будут слишком плохо окупаться. Но СЭС и ВЭС, опять же, не работают на одной и той же мощности 24 часа в сутки. Как быть?

И даже если бы они работали, это ничего не дало бы. По всем нынешним оценкам, килограмм зеленого водорода даже при очень дешевой электроэнергии (доступной в режиме 24/7) не будет стоить меньше двух долларов. Килограмм этого топлива дает всего три десятка киловатт-часов. То есть киловатт-час тепловой энергии, получаемой при сжигании этого водорода, будет стоить больше шести центов. Это эквивалентно 600 долларам за тысячу кубов природного газа. Средняя цена природного газа в последние годы, напомним, втрое ниже.

На этом вопрос о зеленом водороде закрывается. Если в Англии в отдельные годы от холода гибнут по 50 тысяч человек, то там нельзя поднять цену на отопление зимой втрое. Точнее, можно, но это будет гуманитарной и экономической катастрофой.

Почему у XXI века всего два спонсора: газовщики и…

Проблему с закрытием провалов в генерации ветряков и солнечных батарей можно решить уже сегодня. В Германии так и делают: безветренными ночами сжигают природный газ на ТЭС. Правда, надежды на захват выбрасываемого при этом СО2 сразу на выходе из трубы нужно сразу оставить. Захват СО2, по всем подсчетам, поднимет стоимость отопления и электричества в пару раз. Что, опять же, станет гуманитарной катастрофой в первую же зиму.

Из этого следует, что переход к ветрякам и солнечным электростанциям обязательно потребует расширения потребления газа природного безо всякого улавливания газа углекислого. И чем быстрее та или иная крупная страна будет расширять СЭС и ВЭС, тем большая часть провалов в ее генерации будет закрываться с помощью сжигания газа на ТЭС. И тем больше она станет наращивать потребление продукции «Газпрома».

Возьмем Германию — ту самую страну, что ставил в укор нашему тексту Анатолий Чубайс. Двадцать лет назад, в 2000 году, она получала от газа всего 604 киловатт-часа электроэнергии на душу населения в год, а в 2020-м — уже 1093. Рост — 489 киловатт-часов на душу, или на 81%.

Читатель вправе возразить: за то же самое время СЭС и ВЭС в Германии дали гораздо больший прирост — на 2214 киловатт-часа на душу населения в год. Рост — на 1097 киловатт-часов в год. Это так.

Но есть нюанс: чем выше эта цифра, тем больше нужда в газе. Еще в 2013 году работа в Energy Policy показала: как только доля ветра в электрогенерации превышает 30%, колебания в его выработке становится слишком трудно компенсировать. Приходится принудительно выводить из работы другие станции, снижая эффективность их работы (наиболее эффективные ТЭС нельзя мгновенно выключить или вывести на полную мощность) и повышая издержки общества на электрогенерацию. Для солнечной энергии такой предел в случае Германии — всего 15%.

Представим: вы лежите на диване, а по вам, от избытка физической активности, прыгает ребенок пяти лет. Не курорт, но и ничего страшного: он довольно легкий, надо просто не расслаблять нужные мышцы, и травм не будет. Но что, если прыгающему уже стукнуло 20 лет? СЭС и ВЭС выросли — а вот энергосистемы, которые они обслуживают, подросли несильно. 

Газовые ТЭС, особенно быстро включающиеся и выключающиеся «пикеры» (чье электричество дороже, чем у обычных газовых электростанций) — ключевой элемент защиты европейских энергосистем от колебаний в выработке, неотъемлемо присущих возобновляемой энергетике. Сокращать расход газа на европейских электростанциях — значит вести дело к веерным отключениям. Несмотря на вот такие образцы заранее сделанной в Германии социальной рекламы, ее руководство не готово ставить отключения света на поток.

У Берлина, Лондона и прочих нет выбора: покупать природный газ или не покупать. У них есть совсем другой выбор: купить его у США, арабов или русских. Доля СЭС и ВЭС в европейской электрогенерации (вне малых стран, стабилизирующих сеть за счет соседей) не может превысить 50-60% без огромных затрат на балансирование выработки. Превысить ⅔ от общей генерации они не смогут. Все остальное придется получать из газа, и им же придется получать тепло (которого надо кратно больше, чем электроэнергии). Выходит, газ в европейской энергетике будет доминировать во всем обозримом будущем.

Внимательный анализ ситуации показывает: в России в курсе, что европейский рывок в ВИЭ означает рост спроса на газа. И уже готовятся к нему. Взглянем на спутниковые снимки странных сооружений в Белокаменке близ Кольского залива. Что это за два странных строящихся сухих дока 400 на 175 метров, циклопических для нашей страны размеров? 

А ничего необычного: такие доки нужны, чтобы строить несамоходные железобетонные суда, формально называющиеся плавучими платформами. Водоизмещением они будут по 300 тысяч тонн, цель — производство сжиженного природного газа. Европейцы — не самый спокойный покупатель голубого топлива, но даже если они вдруг поменяют поставщиков, Москва всегда сможет продать тот же самый газ в Азию или куда-то еще — в места, где он, благодаря европейскому зеленому переходу, вскоре станет дефицитом.

…и атомщики

Да, теоретически и формально доминирование природного газа — необязательная часть декарбонизации или зеленого перехода. Можно взять и закрыть производство электроэнергии — и даже тепла — атомными реакторами. 

Вопреки тезисам о том, что их мощностью трудно маневрировать, это вполне возможно. Советские свинцово-висмутовые реакторы делали подлодки проекта «Лира» (размером с дизельную «Варшавянку») вдвое быстрее подлодок-аналогов с ДВС, но при этом разгоняли «Лиры» до полной скорости всего за минуту. Ведь свинцово-висмутовые реакторы (в силу использования ими быстрых нейтронов) не имеют «йодной ямы», затрудняющей разгон реакторов на тепловых нейтронах, поэтому их мощность можно быстро менять в диапазоне 3-100%. Вдобавок такие системы способны снабжать город или поселок теплом без опасности аварии фукусимского типа. Даже в самом худшем случае уровень радиации вне энергоблока не достигнет опасных значений. 

Впрочем, оставим в стороне свинцово-висмутовые реакторы: даже без таких новых технологий атом довольно безопасен, в том числе для отопления. Использовать его для последнего начали полвека назад и в СССР, и на Западе. 

Но практически атомная декарбонизация по психологическим причинам невозможна. Способность строить реакторы разных типов (включая бридеры) в разумные сроки пока есть только у России. А она просто не может строить много реакторов из-за низкого экономического роста. Даже если бы такой рост у нее вдруг появился (что невозможно по вот этим причинам), Москва не ставит перед собой цели углеродной нейтральности. Как честно отмечает Минэкономразвития: «Мы вопрос о нейтральности пока сняли, чтобы наша экономика не понесла лишних потерь». Слабый экономический рост надежно исключает декарбонизацию России во всем обозримом будущем.

Китай далеко не так продвинут в атомных технологиях (у него нет работающих реакторов-размножителей на плутонии), и сможет ли он достичь нужного уровня — все еще не понятно.

В западном же мире развитое зеленое движение еще в 1970-х заблокировало серийное строительство реакторов. От малосерийности они так подорожали, что больше не могут давать энергию по вменяемым ценам. Да и зеленое движение не ослабляет их критику, делая атомное возрождение в западном мире не более вероятным, чем переход на зеленый водород.

Напомним последние примеры из западного мира: за XXI век там начали строить сразу несколько новых АЭС, но не достроили еще ни одну. Зато отказались от строительства уже парочки, просто потратив девять миллиардов долларов в никуда. Общие расходы на начатые в этом веке реакторы на Западе составили десятки миллиардов долларов. Пока без единого киловатт-часа отдачи.

Да, чисто теоретически атомная отрасль может обеспечить зеленый переход без газа. Но на практике это, по сути, исключено.

Почему бы не закидать проблему дровами?

Определенно, можно заменить природный газ растительным биотопливом — пеллетами ли, банальным ли дровами, это вопрос технологий и эстетики, а не сути. Дрова/пеллеты несильно дороже угля или газа. ТЭС на них разгоняются, конечно, много медленнее, чем на газе, но если их строить много, они закроют базовую генерацию устойчивой выработкой, и потребность в генерации пиковой заметно сократится. 

У нас принято считать (руководство России на этот счет шутило еще десять лет назад), что в случае перехода на дрова густозаселенная Европа все равно будет нуждаться в импорте (теперь уже дров) из России, но это не так. В ЕС и Великобритании десятки миллиардов кубометров леса, на единицу площади его там намного больше, чем в нашей стране. Более того: прирост леса на гектар в Европе, благодаря ее мягкому климату, куда быстрее, чем у российских лесов, ведь те лежат в зоне холодного климата. Все это  вполне позволяет Евросоюзу обеспечить себя теплом и электричеством и не зависеть от импорта.

Такой вариант зеленого перехода достижим и для остального, неевропейского человечества. Наземные растения по всему миру наращивают свою биомассу более чем на 100 миллиардов тонн углерода в год (речь о нетто-приросте, за вычетом растений умирающих). Если из их живой массы вырубками «вынуть» и пустить на биотопливо эти 100 гигатонн, объем растительности на планете останется прежним. А вот сжигание получившегося биотоплива может дать больше 400 триллионов «тепловых» киловатт-часов. Это кратно больше всего потребления первичной энергии в современном мире.

То есть, чтобы удовлетворить потребность цивилизации в энергии без проблем от прерывистости генерации СЭС и ВЭС, достаточно использовать лишь 40% ежегодного прироста биомассы растительности. Возможно, технологически такое решение не выглядит слишком изящным. Но что делать: других реалистичных путей, не вызывающих психологического отторжения у сторонников зеленого перехода, просто нет.

Конечно, биотопливо убивает даже больше людей на киловатт-час, чем уголь, и конечно, вывод из нормальных экосистем больших площадей для выращивания там дров — беда для живой природы. Согласно ВОЗ, дрова вызывают примерно четыре миллиона преждевременных смертей в год (они дают особенно много микрочастиц, проникающих через легкие в кровь и ведущих к инфарктам и инсультам). Даже сотни тысяч смертей от угольных и газовых ТЭС на этом фоне несколько меркнут. Для сравнения, атомная энергетика с 1954 года, по данным той же ВОЗ, вызвала не более 4000 смертей.

Но все это неважно: во-первых, об этом не знает население, во-вторых, все эти жертвы мало влияют на тех, кто принимает решение. Простейший пример: если бы современный мир волновали жертвы от энергетики, то солнечные батареи на крышах домов не ставили. Ведь оттуда каждый год срываются и умирают приличное число рабочих. На крупных солнечных электростанциях такого нет, да и электричество от них дешевле. Тем не менее на деле фотоэлементы на крышах ставят все шире и шире — в Калифорнии скоро вообще запретят ставить дома без них. Почему? Все просто: человеческими существами лучше воспринимаются шаги пусть и небольшие, но максимально близкие к ним самим (и потому наглядные). Фотоэлементы на крыше — это зримый шаг, можно сказать, личный вклад в зеленый переход

Иными словами, психологические компоненты в принятии того или иного решения каждый день легко перевешивают и экономические выгоды, и даже угрозу человеческой жизни. Биотопливо имеет те же преимущества, что солнечные батареи на крыше: они ощутимо видны, наглядны, люди не видят в них никакой угрозы ни для природы, ни для себя. В современной энергетике, наблюдаемой в окружающем мире, это серьезнейшие психологические козыри, в принципе позволяющие рассчитывать на победу.

Вывод из нормальных экосистем площадей для выращивания биотоплива — тоже вряд ли непреодолимое препятствие. Naked Science уже писал, что именно развертывание производства биотоплива в Бразилии — одна из главных причин ее наступления на амазонские джунгли. Выращивание древесного топлива в Европе может угрожать разве что европейским лесам — а биоразнообразие в тех во много раз ниже, чем в Амазонии. Если уж ради биотоплив не жалеют и ее, то судьба европейских лесов вряд ли станет слишком большой проблемой.

А вот кое-что другое такой проблемой стать может. Чтобы закрыть провалы в зеленой генерации ТЭС на биотопливе, нужно понимать: эти провалы будут, и зеленый водород их не закроет, поскольку слишком дорог. На деле ни одно западное государство пока не показало понимания этих фактов. Даже провал в генерации ветра в этом сентябре для местных политиков и чиновников стал неожиданностью. Чтобы понять, до какой степени плохо политики там вообще представляют себе, что такое «зеленый переход», позволим себе процитировать высказывания министра финансов США Джанет Йеллен. Когда ей в конгрессе задали вопрос, как она мыслит себе зеленый переход в Штатах, по программе Байдена, она сказала:

«Я не думаю, что программа президента повысит цены на энергию… В случае [недавних проблем] Великобритании, остается вопрос, что делать, если солнце не светит и ветер не дует, и я полагаю, что можно развернуть технологии хранения энергии, знаете, другие какие-то меры, чтобы решить этот вопрос…»

Эти слова мог произнести любой западный политик. Никто из них ни разу не сказал избирателям, что нужные технологии накопления стоят как годовой ВВП крупной страны, то есть никогда не будут развернуты.

А вот если бы политики реально интересовались энергетикой, они бы говорили совсем иначе — как глава крупной немецкой энергетической компании RWE Маркус Креббер (Markus Krebber): «Мы все еще недооцениваем число новых газовых ТЭС, которые нужны Германии. Сейчас стабильность нашего энергоснабжения полностью основана на ядерной энергии, буром и каменном угле [поскольку они обеспечивают базовую, постоянную генерацию]. У нас недостаточно газовых ТЭС. А они нужны, чтобы заменить уголь и атом». Креббер, правда, рассуждает, что в будущем природный газ на этих ТЭС заменят на водород, но выше мы уже описали, почему этого не случится.

Иными словами, у правящих кругов Европы и США нет ни малейшего понимания, куда на самом деле ведет зеленый переход. Они планируют его исходя из того, что технологии решат все вопросы. Они не в курсе, что технологии в принципе не в силах решить вопросы прерывистости СЭС и ВЭС для стран умеренного климата.

Поэтому никто на Западе не готовится стать «цивилизацией дров» сегодня. А это нужно сделать заранее: уже сейчас следует сажать плантации деревьев, строить ТЭС под них, готовить персонал.

Когда — внезапно, как и этой осенью — западные страны снова обнаружат, что СЭС и ВЭС не могут обеспечить устойчивую работу энергосистемы без сжигания топлива, будет поздно переходить на дрова. Это требует систематической работы, проведенной заранее.

Уровень планирования энергоперехода в западном мире, продемонстрированный осенью 2021 года, исключает проведение там подобной работы заранее.

Есть ли брод в огне зеленого перехода

Все это не внушает большого оптимизма и жителям России. Некоторые из них заранее забеспокоились. Вчера, совершая прогулку в малолюдном месте, где две крайне подозрительные личности грузили нарубленные ими дрова, автор услышал такой диалог: «Дрова сейчас хорошо идут, люди боятся, что зимой газ дороже дров будет. Слышал, что в Европе творится?»

Это, конечно, напрасное беспокойство. Поднять цены на газ вслед за ЕС этой зимой «Газпром» не может. Тем не менее дорогой газ и ископаемое топливо в целом — большая проблема для России. Именно они формируют нам положительный платежный баланс, поддерживающий реальный курс рубля в разы выше, чем в 2000 году. При нынешнем курсе национальной валюты товары российской обрабатывающей промышленности будут дороже, чем если бы никакого экспорта газа, нефти и угля не было, и российский рубль оставался бы слабым, как в 2000-м. Попросту говоря, дорогие энергоносители делают нашу промышленность примитивнее (менее обрабатывающей и более добывающей), чем она могла быть, если бы энергоносители были дешевыми.

Другая проблема: мы объективно зависим от поставок многих вещей из западного мира. И это, и часть продукции других стран от дорогого газа вырастут в цене. А этой зимой могут быть и перебои с поставками: целый ряд европейских заводов просто закрыли производства удобрений — и не только их. Заводы Tesla и Apple в Китае столкнулись со срывом поставок от китайских поставщиков, по которым ударил рост цен на уголь, вызвавший в ряде провинций веерные отключения. Конечно, со временем цепочки поставок восстановятся, но цены на многие виды импорта успеют вырасти.

Из-за всего этого возникает вопрос: можно ли как-то снизить потребление газа Европой? Чисто теоретически да, если бы вдруг ЕС и США отказались от зеленого перехода. Или прямо сейчас поняли, что ни зеленый водород, ни аккумуляторы не спасут их зимой, и начали бы переходить на сжигание древесины.

Практически все будет иначе. Как мы отметили, западные элиты идут к непростому будущему с закрытыми глазами. Поэтому на практике сначала мы увидим скачки цен на газ в холодную зиму — что вызовет сбои в поставках ряда товаров, подорожание удобрений, а за ними — и некоторых видов продовольствия. Затем, через пять-десять лет, в Европе начнут эксперименты с водородом на людях. И моральная подготовка к  ним уже идет: британские власти заранее честно предупредили, что тех, кто не захочет переходить на водород, просто силой отключат от отопления. Даже если для этого придется вламываться в дома.

Потом «внезапно» зеленый водород окажется чересчур дорогим, а не ожидавшая этого западная энергетика опять столкнется с нехваткой природного газа. Выше мы уже описали, что из-за отсутствия реалистичного планирования массовый переход Европы на дрова, если на него решатся, тоже сорвется. В лучшем случае европейские власти остановятся на статус-кво: покрытии половины электрогенерации СЭС и ВЭС и деликатном умолчании о том, чем топят в их странах зимой.

В худшем случае попробуют еще какой-то заранее не просчитанный эксперимент, с теми же последствиями, что мы видим на европейских газовых рынках сегодня.

В этом огне нет брода, которым желали бы воспользоваться страны, планирующие зеленый переход. Поэтому впереди у человечества — целые десятилетия попыток перейти его на ощупь, не открывая глаз.