Андрей Валентинов: научно-технический прогресс без границ — идея чисто американская

— Андрей Валентинович, скажите, видите ли вы какие-то существенные отличия современной отечественной научной фантастики (в первую очередь российской) от условно западной?

— Вижу, конечно. Фантастика — часть литературы. Соответственно, часть культуры нации. Поэтому отличия очень существенные. Во-первых, литература в целом и фантастика в частности в странах СНГ значительно ниже по качеству, чем, скажем, англоязычная. Это заметно даже при плохих переводчиках. Во-вторых, если говорить конкретно о российской фантастике, происходит явная деформация. С одной стороны, это связано с ее откровенной коммерциализацией, что стало особенно заметно приблизительно с 2000 года. Появилось поколение «стирателей».

— Что вы вкладываете в это понятие?

— Я чуть позже объясню. Сначала — про второй пункт. Сюда же можно отнести резкую политизацию, что отражает политизацию общества. Причем это политизация в дурном смысле. Идет своеобразная сублимация. Если невозможно поразить врага, который в уже прошлом или на данный момент недоступен, его можно поразить на страницах фантастических книг. Вспоминается опыт Ирана времен Аятоллы Хомейни (иранский политический деятель, лидер исламской революции 1979 г., — NS), где очень любили подобную альтернативную историю. Что касается эпизода со «стирателями», то в этом случае мы были если не первопричиной, то первым толчком. Во время одной из наших ассамблей, которые проводились в Харькове и носили название «Звездный мост», мы взяли в качестве слогана фразу: «Где та молодая шпана, которая сотрет нас с лица Земли?». Пришли молодые писатели (некоторым, впрочем, было лет по 40). Участники дискуссии и сформировали впоследствии группу «стирателей». Используя нелучший западный опыт, они перешли к сериалам, причем к откровенно коммерческим сериалам. Это как раз миллениум. С тех пор перелом стал заметен.

— На ваш взгляд, современная научная фантастика более коммерциализирована, чем произведения предыдущих поколений фантастов?

— Современная фантастика вся на 100% является коммерцией. Даже на 101% (смеется).

— Вы не думали, что и более ранние деятели культуры тоже задумывались о возможных доходах от научной фантастики?

— Это надо использовать «метод чтения мыслей» — причем на расстоянии и во временной протяженности. Но, конечно, вопрос издания стоял всегда. Для примера, великий журнал Amazing Stories (считается первым в мире массовым журналом, целиком посвященным научной фантастике, — NS). У него были читатели, тиражи. Естественно, приходилось думать и о коммерческой стороне вопроса. В СССР это было менее заметно. Там, если ты попал «в обойму», «гонорарий» обязательно придет и прожить было можно. Поэтому коммерческий вопрос проявлялся всегда, но в разной степени.

— В чем суть феномена так называемых «попаданцев» и можно ли поставить знак равенства между «стирателями» и данным явлением?

— Нельзя. «Попаданцы» начались раньше и продолжаются по сей день. «Стиратели» — это больше отношение к самой форме произведения и способ его продажи читателю. Концепция «попаданцев» другая. Это сюжет, регулярно встречающийся в мировой фантастике. Хотя получил он бешеную популярность уже в XXI веке, и прежде всего в фантастике русской.

— Почему именно русской?

— Это связано с «Веймарским комплексом» — комплексом поражения, который пытаются преодолеть таким образом. Это настолько заметно, что даже доктора звать не надо, фельдшер справится. Тут всегда маячат «враги», прежде всего американцы. Более того, обыгрываются любые ситуации в прошлом, с тем чтобы любым путем досадить «проклятым англосаксам». В любом виде, любым способом, хотя бы даже заключая союз с Гитлером.

— Кого бы вы могли посоветовать из числа современных отечественных писателей-фантастов?

— Писатели хорошие, конечно же, есть. Проблема в том, что большинство их что-то мало пишут. Если говорить конкретно об украинских, то фантастом номер один считается Генри Лайон Олди (псевдоним писателей-фантастов Дмитрия Громова и Олега Ладыженского, — NS). Это писатели очень высокого класса. Традиционно за ними следует упомянуть Марину и Сергея Дяченко, однако они давно уже не пишут нового. Что касается писателей России, то я как-то мало знаком с их новыми публикациями. Те, которые есть, не вызывают особого интереса. Недавно был день рождения Михаила Успенского — одного из последних ярких писателей-фантастов России, который был не только писателем, но и в хорошем смысле очень активным человеком… Как-то у России сейчас мало тех, кого хочется читать. Сам я читаю фантастику очень много, но это «служебное». Как сейчас модно говорить, «мониторю». Это бурный поток, Ниагара. Но пить эту воду не хочется.

— Общий вопрос. Как считаете, оправдано ли то, что в «Большую тройку» великих фантастов вносят Роберта Хайнлайна, Артура Кларка и Айзека Азимова?

— Помилуйте… Кто вносит? Кто хочет, тот и вносит. Каждый вправе назвать свою тройку, десятку или любое количество писателей. «Большая тройка» — неверная оценка, глубоко субъективная. К тому же это скорее для американцев, и то не для всех, а кому за 50.

— Если говорить о современной мировой научной фантастике в целом, какие основные тренды вы видите?

— Не вижу. Потому что фантастика очень большая. У нас очень узкий взгляд на мировую культуру. Вот пример — кинематограф. Больше всего фильмов снимается в Индии. Это мы знаем. А знаете, какая страна номер два по количеству фильмов? Нигерия! Вы видели хотя бы один нигерийский фильм? Я — нет. И я уверен, что это же касается очень большого количества людей. То же самое фантастика. Мы что, представляем себе китайскую фантастику? Она сейчас очень бурно расцветает. Индийскую фантастику? А индийские авторы очень много пишут. Я уже не говорю про Африку, это вообще отдельный разговор. Конкретно мы можем судить об англо-американской фантастике, европейской и постсоветской. Отчасти японской. Все.

— Ну, может быть, есть какие-то направления, характерные конкретно для этой фантастики?

— Сейчас там тот же самый постмодернизм, который царит всюду. Повторение пройденного.

— Постмодернизм в научной фантастике концептуально не отличается от постмодернизма как такового, который мы видим в современной культуре?

— «В культуре» — это широко сказано. А вот на практике — да.  В чем суть постмодерна на практике? Не хотят рисковать, печатая книги или снимая фильмы на новые темы, с новыми концепциями. Опасаются: вдруг не понравится? Поэтому берут то, что уже опробовано. Это и прямые сиквелы, и повторение ходов, сюжетов, идей, которые «на слуху» у читателя. Эпоха такая, прямо скажем, бездарная. Мы не повторили Belle Époque (условное обозначение периода европейской истории между последними десятилетиями XIX века и 1914 годом, — NS). Это был странный, но рассвет. У нас пока что такого не случилось, что касается и фантастики. Сейчас массовая фантастика — англосакская, европейская и наша — плохая. Это не значит, что нет хороших авторов, они есть. Но поток слишком велик. То есть, если выделить хороших писателей отдельно, мы увидим прекрасную фантастическую литературу. Но кто же их будет выделять? Они с трудом попадают к читателю…

— Служба научной фантастики политическим целям характерна только для постсоветского пространства или для всех стран?

— Это характерно для всех. Просто политические цели могут быть разными. С одной стороны, в британской и американской научной фантастике 30–40-х годов политика присутствовала крайне умеренно, хотя и была заметна. С другой стороны, научно-технический прогресс без границ — идея чисто американская. Конечно, фантастика всячески этой идее служила. У уже упомянутого вами Хайнлайна видна идея господства технократии. Вообще, научно-технические идеи часто переходят в разряд политических. В этом смысле любая литература, которая существует в некоем пространстве, населенном людьми, отражает настроения этих людей и тех людей, которые ими правят. В современной же американской научной фантастике особой политизации не видно. Коммерция гораздо более заметна.