Пакистан и Индия на пороге новой войны: что не поделили две ядерные державы?

Несколько человек с автоматами напали 22 апреля 2025 года на туристов в индийском Кашмире, близ города Пахалгам. Проверяя, обрезаны ли они, террористы отделяли мусульман от индуистов и расстреливали последних. Это не первый теракт в местном приграничье, но чтобы понять, почему они происходят, надо разобраться с историческими корнями кашмирского конфликта.

Почему Индия очень плохо настроена к Пакистану, а он — к ней

Пакистан некогда был не просто Индией, а колыбелью ее цивилизации — через него проходит река Инд, вокруг которой во многом возникла и цивилизация Мохенджо-Даро, и пришедшие ей на смену индоевропейские завоеватели, ставшие основной частью высших каст Индии.

Но расположение «на отшибе» индийского субконтинента сыграло с этими землями злую шутку. Сначала древняя персидская империя Ахеменидов, потом Александр Македонский и его полководцы, затем иранское племя кушанов — завоеватели волна за волной накатывались на регион и держали его под своей властью. Принципиально устройство жизни там менялось мало, потому что основа индийской идентичности (индуизм) крепко держалась в регионе.

«Перепрошивка» сознания местных жителей стала наступать лишь с VIII века нашей эры. Тогда северо-запад индийских земель вокруг реки Инд завоевали мусульмане. Сначала Арабский халифат, затем тюркские правители, принявшие ислам (государство Газневидов), в XIII веке — Делийский султанат. Причем последний завоевал всю Индию в целом впервые за все время существования индуизма. В XVI веке осколки развалившегося султаната завоевали потомки Тимура — династия Великих Моголов. Государственный язык сменился на персидский, но правители по-прежнему были мусульмане.

Основная часть страны исламизации не подверглась, но северо-западный угол, будущий Пакистан, а также низовья Ганга — вполне. Всеобщим языком тут служит урду — по сути хинди, но записываемый арабским, а не древним индийским алфавитом. В 1947 году, когда Британия решила дать Индии независимость, мусульмане решили требовать себе отдельное государство, которое и назвали «земля чистых» (Пакистан).

Поскольку такой страны никогда не было, объединяющий фактор (ислам) не мог обеспечить ей реальную целостность и устойчивость. Самая крупная национальность — пенджабцы — говорят на языке, который не понимают другие народы этой же страны. То же самое относится ко второй по численности этнической группе — пуштунам. И к третьей — синдхам, которых 30 миллионов из 240 миллионов пакистанцев.

На картинке легко видеть, что страну населяют очень разные народы, которых кроме ислама не так много что объединяет. Поэтому не удивительно, что с самого рождения ее терзали мощные внутренние конфликты. В 1971 году населенный мусульманами-бенгальцами Бангладеш с кровавой войной вышел из состава Пакистана. Конфликты центральных властей с пуштунами идут до сих пор, часто принимая характер настоящих боев. Северо-запад государства его власти время от времени почти не контролируют, отчего там по сути правят местные пуштунские племена.

А индийцы считают Пакистан своей исторической колыбелью, сердцем собственной древней цивилизации. Которое варвары-завоеватели вырвали, заставив местное население принять ислам, из-за чего теперь они называют своих бывших соотечественников врагами.

Пакистану не проще: поскольку этнически и культурно его народы почти не связаны между собой, ему отчаянно нужен как внешний враг, так и борьба с ним. Без этого не так-то просто объяснить собственному населению, почему оно должно считать братьями племена, которые говорят на непонятном языке и периодически устраивают стрельбу по окраинам.

Кашмир: клин, вбитый между тремя странами

Область Кашмир исходно не принадлежала ни Индии, ни Пакистану. Контролировал ее, после получения независимости от Британии в 1947 году, раджа Хари Сингх. Так получилось потому, что к середине XIX века эту местность завоевал его дед — Гулаб Сингх.

Гулаб Сингх исходно служил в империи сикхов, хотя сам был индуистом. Но во время войны англичан и империи сикхов он вдруг решил, что раз сикхи ему иноверцы, то не будет грехом предать их. Это помогло англичанам выиграть войну, за что они и признали Гулаба главой княжества Джамму и Кашмир. Хари Сингх наследовал своему деду Гулабу еще при колониальной администрации.

Колонизаторам было по барабану, что индуисты Сингхи правили Кашмиром, населенным в основном мусульманами. А вот свежесозданному Пакистану — нет. Когда Хари Сингх отказался присоединиться к новому государству по-хорошему, племена пуштунов по сути вторглись в его страну и попытались ее захватить. Сингх решил присоединиться к Индии. Та ввела в Кашмир свои войска и изгнала пакистанские, отчего конфликт и начался.

Закончить его нет никакой возможности: три четверти местных жителей мусульмане. Поэтому провести референдум о том, куда Кашмиру присоединяться, как требует с 1940-х ООН, невозможно: Индия против, она знает, что потеряет регион. А в Дели считают, что терять его никак нельзя. Причина в географии — Кашмир на карте выглядит как клин, вбитый между Пакистаном и Китаем.

Китай имеет свои территориальные проблемы с Индией, в том числе — в Кашмире. Из 100 тысяч квадратных километров его территории 37,5 тысячи под контролем Китая. Там нет религиозных конфликтов, потому что этот кусок (Аксайчин) — соленая пустыня на высоте пять километров, где трудно дышать и нельзя сеять. Однако там проходит дорога, соединяющая Тибет и Синьцзян. Контролировать ее, обеспечивая связность своих регионов на западе, Пекин считает абсолютно необходимым.

Из-за споров с Индией китайцы — традиционный союзник Пакистана. Они продают ему оружие, и для пакистанцев это важно. Поэтому отказаться от борьбы за Кашмир они не могут еще и по стратегическим соображениям. Индия, естественно, тоже не может: если дать кашмирцам референдум, то есть отдать их пакистанцам, Китай тут же построит через регион дороги. Тогда он сможет перебросить своему союзнику в случае войны не только оружие, но и куда более важную вещь: китайских солдат. А индийцы не понаслышке знают, что уровень китайских воинских частей куда выше пакистанских и индийских: разгром индийцев в индо-китайской войне 1962 года не так-то просто забыть.

Второй момент, к которому мы еще вернемся: через Кашмир идет как Инд, так и ряд его притоков. Утратив его, Дели забудет и о контроле над рекой, где когда-то родилась его цивилизация.

Что происходит сейчас? Это Пакистан стоит за терактом?

После теракта индийцы долго думать не стали и обвинили в нем Пакистан. Министр обороны Пакистана Хаваджа Асиф 23 апреля 2025 года публично парировал эти заявления. Мол, обвинить Пакистан в нападении «легко», но он не имеет никакого отношения к убийствам в Пахалгаме. Асиф вообще договорился до того, что это было «внутренним выступлением против индийского правительства».

Скепсис индийцев по пакистанским заявлениям о невиновности можно понять. Дело даже не в том, что министр обороны соседней страны на одном дыхании приравнял явных исламских террористов чуть ли не к борцам за свободу. Важнее то, что с начала своего существования Пакистан пытался «играть в белых перчатках»: посылал своих людей воевать в Кашмир (пуштуны с запада), но делал вид, что это «местные повстанцы».

Потом основал марионеточное государство Азад-Кашмир (свободный Кашмир), которое якобы не связано с Пакистаном. Хотя на самом деле это пограничная прокладка в 13 тысяч квадратных километров между пакистанской и индийской частями Кашмира, нужная только для того, чтобы перестрелки на границе между реально пакистанскими пограничниками и индийцами формально не были связаны с Пакистаном.

Но стоит сделать оговорку и другого рода. Пакистан не представляет собой единого целого, управляемого каким-то одним человеком или одной группой лиц по предварительной договоренности. Это конгломерат разных интересов. Правительству в столичном Исламабаде война с Индией из-за веры или Кашмира и в самом деле не очень нужна. Пакистанцы пробовали такую войну на вкус уже раз пять с 1947 года, последний раз — в 1999 году (Каргальская война). Ничего хорошего почему-то не выходило. Не то чтобы у Индии очень качественная армия, но пакистанская не лучше.

А вот пуштуны видят ситуацию совсем иначе. Они знают, что их родичи в Афганистане смогли сделать с американской армией то, что не вышло у куда лучше вооруженной армии Ирака. Поэтому лидеры местных племен считают, что и в конфликте с Индией могут переиграть свое формально хорошо вооруженное, а на деле не очень организованное государство и вооруженные силы. Им было бы интересно подтолкнуть конфликт, если бы они вдруг сочли, что могут переломить его ход.

Есть и другие силы. Вскоре после теракта в Пахалгаме ответственность за него взяло на себя Движение сопротивления. Многие считают его просто светским брендом крупной террористической организации Лашкар-е-Тайба («Армия чистых»), со штаб-квартирой в пакистанском Лахоре. Проблема в том, что хотя власти Пакистана и полагают эти террористические организации скорее добром, чем злом (пока они терроризируют индийский Кашмир), реального и полного контроля над ними у них тоже нет.

Да и Движение сопротивления через несколько дней якобы отозвало свое признание в содеянном. Как тут разобраться со стороны? Никак. Далеко не факт, что и пакистанские власти точно во всем уверенны: у них традиционно военные любят играть в свои игры с приграничным конфликтом в Кашмире. А еще иногда любят свергать законные гражданские власти. Отделить очередной армейский пиар-ход от очередного же армейского заговора бывает ничуть не проще, чем теракт террористов — от теракта тех или иных властей, прикрывающихся террористами.

Перекрытие Инда может привести к ядерной войне?

С 1998 года обе страны заимели ядерное оружие. На самом деле, у Индии первая термоядерная бомба появилась, существенно ранее, в 1974 году. У обеих идет наработка ядерного оружия, и, по международным оценкам, по 170 атомных боевых частей разной мощности. В нормальное время это было бы очень хорошо: как только кто-то получает ядерное оружие, он начинает избегать по-настоящему больших войн. Собственно, так и ушли в прошлое мировые войны, бывшие в доатомную эру настоящим бичом человечества.

Так было и тут: Каргильская война 1999 года была намного меньше предшествовавших трех крупных индо-пакистанских войн. В 2019 году после одного из предшествовавших терактов «с той стороны» индийцы нанесли авиационный удар по Балакоту. Ущерб тогда вряд ли был большим: 12 истребителей с неуправляемыми бомбами у неопытных ВВС могут сделать что-то серьезное в основном случайно. Потом стороны постреляли друг в друга через границу, и все стихло.

Проблемой ситуации 2025 года стала декларация Индией намерения «перекрыть Инд». Кашмир позволяет Дели контролировать верховья этой реки. И действительно, четыре шлюза в них он уже перекрыл. Чем нарушил договор 1960 года, по которому когда-то обязался не мешать Пакистану использовать 70 процентов водных ресурсов региона.

Это не значит, что завтра пакистанцы начнут страдать от голода. Индийцы не могут отвести из верховьев Инда столько воды, чтобы ниже по течению ее стало меньше: для этого нужно строить отводные каналы, что займет несколько лет. Да и после этого, если сезон дождей будет приличный, то уровень Инда в среднем и нижнем течении не упадет фатально. Ведь огромная масса воды впадает в него с притоками уже южнее Кашмира, в самом Пакистане.

Но что если индийцы решатся строить каналы? Что если после этого лето будет сухим? От Инда в стороны отходит так много оросительных каналов, что в сухие годы он даже не доходит до Аравийского моря, куда в норме впадает. В таком случае большие сельхозплощади в Пакистане окажутся перед угрозой неурожая. Исламабад может попасть в ситуацию, когда ему придется начать бои.

Границы, торговля и воздушное сообщение между странами сейчас перекрыты. Четыре пятых сельского хозяйства северо-западного соседа поставлено под угрозу. Неудивительно, что пакистанцы уже перебрасывают 203-миллиметровые самоходки к границе. На видео ниже показана реакция местной молодежи на происходящее.

Крупная война все еще выглядит маловероятной, а вот перестрелки с вовлечением артиллерии вполне возможны. Проблема в том, что мелкие стычки иногда неконтролируемо перерастают в большие. Обе стороны обладают не самыми организованными армиями на свете, что не уменьшает объем рисков.

Объективно война не нужна ни Дели, ни Исламабаду. Индия в последние десятки лет прилично растет экономически. А вот Пакистан, которым макроэкономически никто особенно не управляет, развивается не так бодро. Еще лет 20-30 — и баланс сил в регионе изменится. Так что торопиться с войной индийцам смысла нет.

Особенно мало смысла в ее ядерном варианте: у обеих стран высочайшая плотность населения и буквально мегагорода, на десятки миллионов жителей. Одна боеголовка в такой обстановке способна убить столько, что дальнейшее обострение может превратиться в тотальную войну. С одной стороны это значит, что вероятность применения даже одной ядерной бомбы здесь очень мала. С другой — если это случится, остановиться на ней одной будет крайне сложно.

А ядерная зима?

Действительно, было научное исследование, по которому даже ограниченные по размерам атомные удары в новой индопакистанской войне приведут к «ядерной зиме» с существенным (до двух градусов) падением температур по всему миру. Однако это исследование, как мы уже отмечали в более раннем тексте, с научной точки зрения выполнено очень плохо. Оно никогда не прошло бы рецензирования, если бы не тот факт, что научному сообществу вообще трудно разоблачать выдумки о возможности ядерной войны.

Как сказал десятки лет назад крупный американский физик Фримен Дайсон еще про первые расчеты о «ядерной зиме»: «Это абсолютно отвратительно сделанное научное исследование, но я считаю, что исправить ситуацию публично невозможно… Кто захочет, чтобы его объявили сторонником атомной войны?»

Дайсон говорил это о расчетах последствий взрывов тысяч ядерных боеголовок в войне США и СССР. У Индии и Пакистана сейчас нет и пяти процентов от того, что было у Америки и нашей страны в ту пору. То есть нам в России беспокоиться вроде бы не о чем.

Но что-то мешает расслабиться и перестать следить за темой. Быть может, это память о том, что после переворота в Афганистане последний стал мировым центром экспорта героина. Пакистан после ядерной войны с высокой вероятностью превратится в кашу из племен и микрогосударств, без законных властей. И тогда из него вовне может пойти не только героин, но и «террористы на экспорт» — из лагерей той же Лашкар-е-Тайба или любой другой «армии нечистых».