Историки выяснили, как огонь применялся в традиционном хозяйстве Западной Сибири

«В западносибирской агротехнике XIX – начала XX веков широко применялся открытый огонь. Так, в Тобольском уезде практиковался поджог для уничтожения сорняков и стеблей, оставшихся после уборки урожая. В Западной Сибири повсеместно опаливали покосы и пастбища. Именно за этим хозяйственным приемом закрепилось название «сибирский пал», – рассказал доцент кафедры отечественной истории ТюмГУ Сергей Туров.

Комплексное изучение практик применения открытого огня в традиционном хозяйстве Западной Сибири в XIX– начале XX веков как русским крестьянством, так и аборигенным населением края проходило при поддержке РФФИ (проект No 19–59–22008). В работе применялись данные полевой этнографии и аграрной истории, делопроизводственная документация центральных и местных учреждений, в частности, материалы фонда Лесного департамента Министерства земледелия и государственных имуществ. Результаты опубликованы в журнале QUAESTIO ROSSICA.

Чтобы не допускать снижения продуктивности нескошенных участков, которые имелись в изобилии, весной старую траву на них выжигали. Пал минимизировал трудовые затраты: позволял быстро очистить землю на кочковатой и покрытой пнями почве. На севере, в Кондинском крае, в начале XX века (1915 год) устраивались палы «в целях создания лучших покосов на межлесных полянах». Как сообщил Сергей Туров, в этой местности покосы выжигали еще в 1950-е годы, а на юге нынешнего Ямало-Ненецкого автономного округа русские старожилы и коми-зыряне рассказывали, что покосы опаливали еще в 1920–1930-е годы.

Причем, в северных борах практиковался «ягодный пал». Тобольское управление Министерства земледелия и государственных имуществ (МЗГИ) в 1915 году сообщало, что в Кондинском крае «население иногда прибегает к огню для выжигания старых кустов ягод, как например брусники, клюквы… в целях освежения их…». «Старожилы сообщали, что после «опалки» бор дарит высокие урожаи ягод уже через три года, – пояснил Туров. – Следы этого хозяйственного приема остались в названиях боров «новый», «паленый».

Повсеместно пожароопасность усиливалась весной и тоже по причине применения огня в крестьянской агротехнике. Так, в мае 1857 года в Ялуторовском и Курганском округах «от выжигания трав» сгорело два леса «более двадцати пяти верст в окружности», стадо баранов, несколько стогов сена. Чиновники Томского управления МЗГИ в 1915 году отмечали: «Из числа возникающих ежегодно в Томской губернии лесных пожаров 75–80 процентов приходится на апрель-май месяцы, и причиной возникновения их в это время почти исключительно, являются палы…».

По словам историка, главное управление Западной Сибири в начале 1850-х годов предложило запретить палы. Однако по представлению Совета МЗГИ император утвердил 20 февраля 1853 года лишь ограничения для «спускания палов» «по 1 мая с строгим наблюдением, постановленным по сему предмету в Уставе пожарных правил». Вновь вопрос о палах в конце XIX века поставило Томское управление МЗГИ. 10 марта 1897 году были утверждены «Правила о мерах предосторожности при выжигании полей, лугов и степей, а также при разведении огня в лесах Томской губернии». К сожалению, правила эти соблюдались плохо из-за отсутствия надзора. И огонь охватывал значительные площади.

«Спускание палов регламентировалось крестьянской общиной. Так, кондинские старожилы рассказывали, что бор палили весной, «когда вода еще под мхом», – поясняет Сергей Туров. – Решение об «обновлении бора» принимал деревенский сход. После опалки ягоду собирать запрещалось несколько лет. Для нарушителей предусматривалось наказание. Время уборки урожая повсюду в России сопровождалось учащением пожаров. Так, за сентябрь 1852 года только в Тарском и Омском округах произошло восемь крупных пожаров от неосторожно разведенного в поле огня, которые стоили жизни нескольким десяткам человек».

Любопытно, как Тобольское Управление МЗГИ в 1915 году ранжировало причины лесных пожаров по степени их опасности: опаливание полей и покосов; выжигание переселенцами леса; разжигание костров и дымокуров; курение табака; тлеющие патронные пыжи; «злостные поджоги»; молния; искры из паровозных труб. «Одним из самых пожароопасных хозяйственных применений огня была борьба с кровососущими насекомыми. Дымокуры являлись необходимым элементом местного скотоводства. И вся местность была окутана дымным туманом», – рассказал историк. – Неудобства, причиняемые гнусом скотоводству, вынуждали крестьян лесных местностей Томского, Тарского, Тобольского, Тюменского, Туринского округов прибегать в середине XIX века к поджогам лесов».

Еще одной причиной применения огня в лесу было стремление приобрести новые пахотные угодья. Однако в Западной Сибири такая росчисть шла очень медленно. Как показало исследование, кондинские ханты и манси «поновляли» огнем боры не только с целью увеличения урожая ягод, но и для привлечения лося на молодой лиственный подрост. Возможно также, что в северной тайге боры опаливались с целью обновления ягельников. Так, например, в водоразделе рек Куновата и Казыма в 1931 году были распространены боры, выгоревшие 25–35 лет назад. В этих борах были самые продуктивные ягельники. Историки предполагают, что в данном случае речь идет об управляемом процессе обновления ягельных угодий.

Результатами применения огня в северной тайге иной раз становились катастрофы регионального масштаба. Сильно горели леса на Надыме в 1883 году. «Пожары-катастрофы, в результате которых выгорали леса на больших пространствах, повергали хозяйственную структуру оседлого населения средней тайги в депрессивное состояние. От них погибали или надолго уходили далее в дебри животные», – рассказал Туров. В конце 1860-х годов по реке Демьянке вплоть до Оби огнем были уничтожены все леса. Еще в 1890-х годов по этой причине крестьяне вынуждены были пользоваться кедровниками на большом удалении от своих поселений. Большинство кедровых боров на Средней Оби также погибло в пламени пожаров, часто спровоцированных человеком, уже в конце XIX века.

Особенно страшные лесные пожары охватили Среднее Приобье в 1915 году, огромные массивы кедровников были полностью уничтожены. Дым застилал солнце на протяжении 45 дней, из-за чего было остановлено пароходное сообщение, надолго покинул местные урманы соболь, серьезно пострадал рыболовный промысел. Во время пожаров в воду рек и озер попадали продукты горения, что приводило к гибели рыбы.

«Жители Березова ранее были богаче, очень многие имели крытые лодки, плавали на промысла. Опустошительные пожары разорили народ», – писал о последствиях лесных пожаров 1890-х годов в Березовском крае общественный деятель Николай Скалозубов. На юге региона еще в середине XIX века отмечалось оскудение лесов в связи с антропогенными пожарами. Удручающей была обстановка, например, в Барабинском лесостепье.

Настоящая катастрофа разразилась в конце XIX – начале XX веков, когда в Западную Сибирь двинулся нарастающий поток переселенцев из Европейской России. Так, в Тарском уезде рост числа пожаров от небрежного обращения с огнем начинался уже на стадии следования по лесным дорогам партий переселенцев и так называемых ходоков к выделенным участкам. В 1901 году из-за засушливого лета и осени пожары приняли угрожающие размеры и заволокли дымом все окрестности города Тары.

Гибли хвойные насаждения, ценные кедровники. От них оставались только топонимы: Николаевский, Васюшкин. Уничтожался плодородный слой почвы, «без которого в будущем едва ли возможно надеяться на урожай хлеба». Исчезновение лесов вело к осушению болот и обмелению рек. Так, в 1900 году обмелели реки Уй, Шиш, Туй, обсохло большинство болот. В результате в начале XX века в Тарском уезде в три раза сократились посевы ржи.

Документы показали, что в 1915 году только в Северно-Туртасской казенной лесной даче лес горел на площади 800 тысяч десятин – это были почти все хвойные насаждения этого участка. По мнению экологов, период XIX – начала XX веков стал эпохой наиболее интенсивного пирогенного воздействия на леса Западной Сибири. Лесные пожары в это время происходили значительно чаще, чем в XVII–XVIII веках. И длились по несколько лет подряд. Выгорали огромные территории в несколько десятков миллионов гектаров.

Особенно большой урон понесли южная тайга, подтаежная и лесостепная зоны. Экологи считают также, что общепринятое сегодня ландшафтно-климатическое зонирование – результат наблюдений исследователями начала XX века уже измененного под антропогенным воздействием ландшафта и климата. Уничтожение леса пожарами по вине людей привело к почти полному замещению темнохвойных и широколиственных видов мелколистными, а также запуску процесса уменьшения степени увлажнения территорий. Сергей Туров считает, что «масла в огонь» добавило начавшееся в конце XVIII века потепление климата (восходящая фаза Малого ледникового периода, длившегося с XIV века).

«Безусловно, в XIX – начале XX веков огонь был хозяйственным инструментом, атрибутом хозяйствования в условиях слабой заселенности. Но он вырывался за предназначенные ему рамки хозяйственного инструмента. Это приводило к катастрофическим последствиям как для природы, так и для агропромысловой структуры. Меры по регламентации и ограничению применения огня не привносили существенных изменений в ситуацию. В результате пожаров, вызванных прежде всего хозяйственной деятельностью, в тот период резко сократились площади, занятые лесами, и изменился их видовой состав. Изменения трансформировали природу в среду обитания: упорядоченную и отвечающую основным требованиям традиционной агропромысловой структуры», – заключил историк.

Изучение вопросов взаимодействия человека и окружающей среды в рамках нового для России научного направления по Environmental Humanities (эколого-гуманитарные исследования) соответствует тематическому фокусу в области изучения биобезопасности человека, животных и растений Западно-Сибирского межрегионального научно-образовательного центра мирового уровня. Исследования в области Environmental Humanities консолидируются и активно развиваются в сетевом исследовательском центре «Человек, природа, технологии» ТюмГУ.

ТюмГУ

279 статей

Тюменский государственный университет (ТюмГУ) — первый университет Тюменской области, был открыт в 1930 году. Готовит специалистов по 175 направлениям подготовки. Университет входит в число участников Проекта 5-100 — программы повышения международной конкурентоспособности российских вузов среди ведущих мировых научно-образовательных центров.

Показать больше