Как астрономы наблюдают звезды

— Вы не знаете, где здесь Восточный корпус? – догоняю мужчину в старенькой штормовке, с хвостиком седеющих волос на голове и наушниками в ушах. – Вы случайно не Александр Иванов? 

— Я, – снимает мужчина один наушник. 

Александр Иванов — не старший помощник в младшем отделе управления министерства какой-нибудь Бытантайской области по Бытантайскому району Бытантайской области. Люди, не имеющие отношения к бюрократии, обычно называются просто. У них нет должности. У них — профессия. Александр — просто астроном. Самый настоящий. В Пулково (так сотрудники называют обсерваторию) он работает лет десять — не так много. 

— Вот видите, на старости лет пошел в астрономию, – Александр дружелюбно пожимает плечами и ведет меня вверх по лестнице на второй этаж Восточного корпуса ГАО. — В свое время учился на астронома, но работать сразу так и не пошел. Через десять лет позвонили — позвали. Кад­ров не было, никто в науку не шел из выпускников 80-90-х. Пробел получился. Да еще многие поуходили, не до науки было. 

— А сейчас идут? 

— Идут потихоньку. 

Внутреннее содержимое Пулковской обсерватории похоже на пирамиду Хеопса. И до банального — на стругацкое НИИЧАВО. Дежурные и сейчас из экономии гасят в туннелях коридоров «четыре лампы из пяти». Вечером в это воскресенье в ГАО – полумрак. Разве что демонов Максвелла и волосатых гномов нигде не видно. 

После подъема и спуска по каким-то лестницам и коридору со стендом, призывающим на молодежный астрономический семинар, мы – у двустворчатой двери времен XIX века. На двери — красная табличка советских времен: «Астрономическая лаборатория». 

— Понедельник начинается в субботу, а рабочий день— вечером или ночью,- внезапно озвучивает мои мысли Александр и поворачивает ключ. 

Узкий проход, образованный стеной с одной стороны и длинным непропорционально низким шкафом — с другой. Столы со старыми и новыми компьютерами. Все расставлено по принципу неудачно собранного тетриса. А еще — мотки проводов, переходники, книги и антиквариат — дискеты десятилетней давности. 
— Тут сидит наш инженер, он чинит все устройства. Другого места нет. 

Для обсерватории вообще нет места. По крайней мере, в сознании местных акул гешефта, а, возможно, и некоторых власть имущих. ГАО— главной некогда обсерватории страны— уже не раз намекали: ваше место— на Кольском полуострове. Земля в четырех километрах от КАД стоит миллионы. 

— А вот, собственно, экран компьютера, который связан с телескопом. Что там пишет нам начальник… 

На включившемся мониторе первым делом выскакивает надпись вырвиглазного канареечного цвета: «С 24 декабря по 19 января наблюдать Апофис!!!» На дворе — конец февраля. 

— А, он уже улетел, – Александр машет рукой на ультимативную резолюцию. – Только что закончили наблюдать 2012 ДА-14. Он тоже уже улетел. 

2012 ДА-14 входит в группу астероидов, название которой ассоциируется со словом «автозаправка». На самом деле, АСЗ – астероиды, сближающиеся с Землей. Или по-английски – NEO (близкий к Земле объект). Наши потенциальные убийцы. Наблюдение их — в приоритете Пулково, как и всех остальных обсерваторий мира. 

— Мы наблюдаем те, что можем увидеть, – констатирует Александр с видом человека, ясно осознающего границы возможностей «венцов творения», а потому спокойного. Внезапно обнаруженная в недрах души надежда на всесилие науки скоропостижно испускает дух. – Мы мерим орбиты этих астероидов. Они меняются. Вот в декабре-январе, как видели, наблюдали Апофис, который до этого считался самым грозным. В 2029-м ему пророчили опасное сближение с нашей планетой. Но после вот этих наблюдений, которые проводились во всем мире, уже уточнили и вычислили орбиту. Пришли к выводу, что орбита не так опасна, как мы думали. Зато вот этот пролетел — ДА-14 — сейчас. Его только в прошлом году испанцы открыли. 

Кстати, «челябинская валентинка», что упала на «самый суровый город» 14-го февраля, не имеет никакого отношения к ДА-14, который вечером того же дня пролетел над всем земным шаром. Второй — астероид, первый — лишь метеорит. 

— Наш Александр Девяткин (заместитель директора Пулковской обсерватории — прим. авт.) в былые годы сумел их возродить из старых телескопов, – Александр Иванов с любовью кивает в сторону симпатичных башен веселого желтого цвета с характерными круглыми крышами. 

Во время войны обсерватория была разрушена до основания. Потом — реконструкция. И снова запустение — в 90-е годы. 

Снег под нашими ногами скрипит и искрится — солнце еще не село. Ближе к нам две башни — поменьше и побольше. Самый большой в Пулково телескоп — рефрактор. Он в той башне, что побольше. Такие в XIX веке строили. Но мы идем в башню поменьше – к рефректору. Он устроен по принципу бинокля. 

— Вот наша телескопная — башня телескопа ЗА-320, – астроном упрямо прячет нотки теплоты в голосе, но это у него получается плохо. 

— Такая маленькая! – на расстоянии пары метров она и впрямь кажется малюткой. 

— Ну, вот такая… Это маленький телескопик — всего тридцать два сантиметра, – смущенно бормочет Александр, как будто стесняется. – А вон еще один телескоп, – показывает на третью башню, на крыше самой обсерватории, – центральный. Его для наблюдений не используют, он нужен для экскурсий. 

Астроном вставляет ключ в замок простенькой деревянной двери ЗА-320. Шаг — и мы внутри. Очень узкая винтовая лестница и самый маленький в моей жизни вестибюль— метр на метр. Еще одна дверь— справа. Яйцеголовая башня ЗА-320 явно намерена оправдать мои романтичные надежды. Именно такой в моем воображении телескопная и должна быть. 

— Вот, собственно, это пульт управления, – открывает боковую дверь Александр. – Астрономы уже давно не смотрят ни в какие трубы. Люди почему-то думают, что астроном — это человек в колпаке со звездами, который вперивает свой взор в око трубы и ничего больше ему не надо. Сто с лишним лет уже фотографируют, а потом только смотрят на снимки, а вовсе не в трубу. А сегодня все фотографии сразу передаются на экран компьютера, где мы их и рассматриваем. Я сам в трубу первый раз посмотрел, когда устроился сюда десять лет назад. Потому что, пока учился, я видел-то все это пару раз всего. Редко, когда в трубу посмотреть удается. Многие астрономы за всю жизнь не видят. Потому что обычно аппаратура висит, им некуда просто посмотреть. 

Крошечная каморка пульта управления телескопной доверху набита непонятными железными ящиками. В каждый вставлено по два-три коротких стальных рычажка и по десятку — пластмассовых переключателей. Напоминает советский кабинет физиотерапии. Здесь же — стол. На столе — раритетный монитор «Siemens». 

— Так-с, что тут у нас? Почему-то питания нет… Так, пошло… Попробуем еще раз… – пытаясь договориться с «престарелой» аппаратурой, Александр нерешительно щупает стальные рычажки и крутит пластмассовые переключатели. Потом встает на стол и с подозрением смотрит на «физиокабинетные» ящики. 

Денег на науку у государства немного. Впрочем, астрономы не жалуются — привыкли. 

— Обычно все-таки без проблем как-то бывает, – говорит Александр. 
 

Неравный бой с аппаратурой продолжается. 

— У Вас есть любимая звезда или планета? – спрашиваю. 

— Ну, Бета Лебедя (находится в созвездии Лебедя — прим. авт.). Это звезда, которая выглядит зеленой. Хотя она не зеленая на самом деле, она двойная, но вот такая редкая звезда. Она красно-голубая или желтая, а вместе цвета дают зеленоватый оттенок… Да что такое, опять! 

Я смотрю на то, как Александр снова отводит взгляд, не желая показывать, что он все еще настолько сентиментален, что любит звезды. На приборы советских времен. И думаю: «Не все потеряно». 

— Поди разберись с этой техникой! – ворчит астроном. – Сейчас буду звонить, узнавать… 

В этот момент испуганная аппаратура решает включиться. 

Узкая витая лестница телескопной ведет в стенку. 

— Он (круглый «пол», на котором установлен телескоп — прим. авт.) должен поворачиваться, но он давно уже не поворачивается – старый, – объясняет Александр то, почему лестница заканчивается не там. 

Для того, чтобы взобраться к самому телескопу рядом с основной лестницей прикручена подвесная стремянка. Поднимаемся. 

— Ну вот, наше чудовище, – удовлетворенно выдыхает Александр. – Сейчас я сниму чехольчик… Это – экваториальная монтировка. Вот эта ось смотрит на Полярную звезду. Вот – труба главная, и на ней висит очень дорога специальная ПЗС-камера. Вот – само око, – показывает он на большую, как тарелка, линзу, – здесь находится зеркало — тридцать два сантиметра — основной технический параметр телескопа. 

— А насколько он увеличивает по масштабам? 

— Это на самом деле неважно, потому что все зависит от длины трубы и зрачка. Нам не нужно это увеличение, так как сколько звезду не увеличивай — все равно получишь яркую точку. Причем, чем больше ты увеличиваешь, тем больше размазывается изображение. Нам главное – собрать как можно больше света, а это зависит именно от площади зеркала, это – главный параметр. 

А еще для телескопа важна экспозиция. 

— Мы наводим на звезду, например, и не щелкаем сразу как на фотоаппарате, а ждем четыре минуты. Вот, видите, наконец-то, загрузилась камера — все нормально. Сейчас начинается ее охлаждение. 

Монитор камеры показывает: -15. 

— Это пока -15, – говорит Александр. – Будет -30-40. Камеру необходимо охлаждать, чтобы не было шумов. Теперь мы запустим программу управления телескопом. Давайте выйдем — посмотрим, как вращается купол. 

Цепь, похожая на ту, что заставляет вращаться колеса велосипеда, скрипнула. Деревянные бока купола затрещали и, как избушка на курьих ножках, пришли в движение. 

— Сейчас он должен сделать полный оборот вокруг оси, – объясняет астроном, пока мы спускаемся к выходу из телескопной. 

— О, уже какая-то там звездочка видна, – Александр тычет пальцем в небо. – Яркая. Юпитер какой-нибудь. 

— Вы, по-видимому, хорошо ориентируетесь в звездах. 

— Не, – как всегда, отнекивается скромный Александр. – Это любители-астрономы знают досконально карту звездного неба, а мы по координатам, как говорится, работаем. Вы знаете, как отличить планету на небе от звезды? Планеты, в отличие от звезд, не мигают. 

Мы снова в комнате пульта управления. 

— Вот у нас программа. Видите тут список объектов: Mercurius, Uranium, Sol, – показывает Александр на всплывшее окошко со списком, в котором в левом столбике по-латыни обозначены Меркурий, Уран, Солнце и другие детища Вселенной. – И вот — указывает на правый столбец, – их координаты небесные. Вот астероиды, они обычно имеют просто цифровые имена. Видите, они все серенькие (имеется в виду серый цвет букв — прим. авт.). Программа показывает, таким образом, что все они недоступны для наблюдения. Недоступны, потому что светло — солнце еще не село. Они не все видны одновременно. Но в принципе, если у нас хорошая ночь – я просто нажимаю кнопочку: «автомат», и телескоп сам начнет наблюдать. Координаты есть, он наводится то на один, то на другой объект. Я могу, в принципе, идти спать до утра. Утром он закончит, снимки все будут сохранены на компьютере. Но в реальности это далеко не так, потому что нужно наблюдать частенько какие-то конкретные объекты, вручную наводить. А если облака есть (а в Питере они есть! – прим. авт.) – вообще между облаков скачешь. 

Потом снимки разными способами обрабатываются. И служат столь же разным целям. Например, можно рассчитать орбиту астероидов. Или высчитать так называемую кривую блеска. По этой кривулине можно определить, вращается ли объект или нет, как он вращается, затмевает ли его звезда и т.д. 

— Пока ничего нету… Так. А вот мы сейчас можем навести вон на ту звездочку… Если это Юпитер. 

Александр находит: Iuppiter в левом столбце. 

— Да, это, похоже, Юпитер и есть. Сейчас мы на него наведемся и попробуем в трубу посмотреть. Через компьютер бессмысленно, сразу засветится — слишком ярко. Сейчас будет поворачиваться. 

Мы поднимаемся по кривой лестнице. Телескопная наполняется гулким шумом — поворачивается купол. Всем своим единственным глазом ЗА-320 прицеливается в верховного древнеримского бога. 

— Даже все спутники Юпитера видны, – с гордостью рапортует Александр, насладившись зрелищем и уступая мне заветный «глазок». 
Сгораю от нетерпения и наклоняюсь к телескопу. 

— Видите эти маленькие звездочки? 

— Да, вижу, – не сдерживаю восторга я и поглощаю взглядом пузатый шарик с четырьмя звездочками слева от него. – Он — полосатый! 

— Вот, – торжествует Александр. – Вы сейчас видите то, что увидел в свое время Галилей: Юпитер и четыре его спутника: Европа, Ио, Каллисто и Ганимед. Только в значительно лучшем качестве. Вам повезло — они как раз выстроились в одну линию. Но они довольно быстро вращаются и к концу ночи будут совсем в другом положении. 

Спутники и впрямь как будто колеблются. Да и вся картинка явно «живая». Это вам не фото из интернета. Мечта сбылась! 

— НЛО видели хоть раз? – пытаю я Александра, пока мы возвращаемся в лоно Астрономической лаборатории. 

— Нет. Если метеор летит, и вдруг орбита у него изгибается не в ту сторону — все на ушах. Вот, мол, НЛО! А это какой-то сбой аппаратуры просто. Это называется артефакты. 

Астроном усаживается за — теперь уже более чем современный — широкий компьютерный монитор. 

— Вот через это «око», – тычет он в экран, – мы обычно и наблюдаем звезды, в сам телескоп не смотрим. – Видите, я присоединился к тому же компьютеру, что стоит в телескопной. Открываем. Цвет букв кое-где почернел. Стал доступным Уран. 

В левом столбце программы, как на небе, одна за другой в буквальном смысле начинают «зажигаться» звезды. 

— А это – степень яркости,- показывает на цифры сбоку от столбцов Александр. – Самый яркий объект имеет нулевую яркость. До шестой— видно невооруженным глазом. Шестнадцатая — уже никаким глазом не видно. У нас максимум где-то 17-18-ю можно увидеть. «Хаббл» может увидеть, например, 30-ю. Причем 20-30-я яркости слабее не в десять, а в двадцать пять раз… Ага, у меня тут уже есть задание, – он рассматривает всплывающие окошки. – Что же мне нужно будет наблюдать в эту ночь? Понятно. Это – крупный астероид №45, у него даже имя есть. Он открыт еще в XIX веке. 232 на 167 километров в диаметре. Большой булыжник. Летает далеко, в поясе астероидов между Марсом и Юпитером, примерно в трехстах миллионов километров от нас. Земле не угрожает, но если бы такой в нас врезался — это все. Жизнь была бы уничтожена полностью. Слава Богу, здесь такие не летают. Но и у нас летают те, что в десятки километров. Если врежется даже такой — выживут бактерии, а разумная жизнь напрочь погибнет. Астероид диаметром всего двенадцать километров убил динозавров. Теперь будем его снимать… Вот он (телескоп в телескопной — прим. авт.) стал наводиться. Пошла экспозиция… 
На экране появляется знакомая полоса загрузки салатового цвета. Это – конец романтики. 

— Вот и снимок, – показывает астроном на черный квадрат неба в правой части экрана. На квадрате – белые точки. 

Одна из точек — и есть астероид №45, а точнее — 45_Eugenia (астероиды, как и многие ужасные катаклизмы, принято называть женскими именами — прим. авт.). Не менее изящно называется один из спутников астероида – Маленький Принц. Если бы «тихо навстречу» Земле вышел бы этот герой Сент-Экзюпери — выжили бы только бактерии. 

— Хотите – можно приблизить? 

При приближении 45_Eugenia расплывается в грязно-белый блин неправильной формы. Этот блин, вписанный в квадрат Малевича, Александр будет снимать всю ночь. На утро у него получится кривая его блеска. Он как-то там вращается. 

— Нужна именно длинная ночь, чтобы все замерить. Это редко бывает, поэтому надо ловить момент.

Что игнорируют в Пулково, так это ближайшее ночное светило — Луну. 

— Ее лучше глазами смотреть, – объясняет Александр. – Хотя объект, конечно, интересный. Там же на самом деле много всяких непонятных вещей творится. Тени, вспышки какие-то. 

— Верите, что американцы были на Луне? 

— Вот Вы как на меня наткнулись! Меня ж тут все знают как сторонника «заговора», – смеется астроном. – Ну, а если серьезно, вопрос веры тут, конечно же, неуместен. Если подходить чисто научно, они ведь не представили научных доказательств, что они там были. Какое-то количество грунта с Луны привезли и мы со своей автоматической станции. Они привезли якобы триста семьдесят килограмм грунта. Надо его, грубо говоря, весь проверить, потому что такое количество невозможно сфальсифицировать никак. И это было бы доказательство. Этого никто не делал, не проверял. Они его не показывают. Там такие истории творятся, он куда-то пропадает, его воруют, потом возвращают. Часть грунта у них, безусловно, есть. Но ведь они могли так же, как и мы, на автоматических машинах его доставить, а часть, грубо говоря, с метеоритов наколоть. Нашим, например, они дали только тридцать граммов, и мы им столько же. И все. И главное— есть сайт, где можно взять и исследовать грунт, говорят, мол, пожалуйста, берите. Вот почему-то за сорок лет из России никто не попросил. Поразительно вообще. Для того чтобы попросить, надо обосновать, что я – ученый, изучаю Луну, представить доказательства, небольшой залог внести. А они всегда могут отказать… 

Проводив меня до остановки, фигура Александра Иванова в старенькой куртке удаляется в ночь, где летают Маленький Принц и Евгения, кружатся в вечном танце Юпитер, Каллисто, Европа, Ио и Ганимед, не включается аппаратура, и скрипит старый купол телескопа. Немножко завидно. 

Статья из журнала Naked Science.