Антрополог Дробышевский: «В полиморфизме – наша сила»

Станислав Владимирович, сколько же рас существует в мире? 

Классификаций рас столько же, сколько самих антропологов. Не каждый антрополог к тому же знает обо всех исследованиях. Поэтому, если какому-нибудь специалисту незнакомы особенности меланезийцев на Соломоновых островах, он их просто игнорирует и в свою классификацию не включает. А другой не знает про эвенков и игнорирует их. 

Мало того, людей на планете много, и все они изменяются. Да и четкой границы между расовыми типами тоже не существует. Это в школе для облегчения понимания детям говорят, что есть негроиды, монголоиды и европеоиды. А на самом деле существует масса всевозможных средних вариантов. Например, какая-нибудь восточноафриканская раса, которая в равной степени как негроидная, так и европеоидная. Ее можно выделить в отдельную расу, но тогда найдется промежуточная между ней и какой-нибудь другой, соседней. Таким образом можно классифицировать великое множество рас. Поэтому вопрос их количества, скорее, философский и относится к тому, какие критерии и подходы мы используем при их выделении. 

Тем не менее, в современном классическом варианте можно назвать такие основные расы, как негроидная, южноафриканская, восточноафриканская, европеоидная, монголоидная, австралоидная, южноиндийская, полинезийская, айнская и американоидная. Это как минимум. 

А что такое малые и большие расы? 

Раньше часто подразумевали, что есть большие и малые расы. Но большая раса – это не та, представители которой многочисленны, а та, которая давно отделилась от других. Поэтому какая-нибудь айнская раса, которая насчитывает несколько тысяч человек, на самом деле является большой расой, потому что она сформировалась еще 10–12 тыс. лет назад. То же самое можно сказать, например, и по отношению к андаманским аборигенам, которых очень мало, но при этом они отделились от других очень и очень давно. 

А большинство многочисленных рас делятся еще на менее многочисленные. Европеоиды, например, подразделяются на северных, средних, балкано-кавказских, индо-средиземноморских и других. То есть малые расы – это не что-то отдельное от больших, это части больших рас. 

Как образуются расы? Расскажите о механизмах расообразования. 

Механизмы очень простые. Самый классический – естественный отбор, потому что многие адаптивные признаки одновременно являются и расовыми. Например, темный цвет кожи защищает от смертоносного ультрафиолета, а светлый, наоборот, позволяет пропускать необходимое для синтеза количество витамина D в тех регионах, где солнца не хватает.

Широкий нос и сильно выступающие вперед челюсти, как у негроидов, позволяют охлаждать воздух, толстые губы нужны для защиты от перегрева, а «шапка» курчавых волос, возможно, защищает голову от солнечного удара, охлаждая ее. Коренастые пропорции тела, как у народов Севера, позволяют сохранять тепло, а узкие, тропические, напротив, помогают лучше остывать организму. 

Второй механизм – половой отбор: нравится – не нравится. Таких признаков не так много, но они есть. Например, борода. Наличие ее или отсутствие на адаптацию к окружающей среде не влияет. Зато девушкам нравится. Но, опять же, не всем. Предков монголоидных женщин бородатые мужчины, видимо, не привлекали, поэтому у этой расы рост бороды и усов самый низкий на планете, а у европеоидов – наоборот. То же самое касается покатости лба, уплощенности лица, эпикантуса (характерная складка верхнего века у монголоидов. – NS) или формы спинки носа. Никакой из этих признаков на выживаемость не влияет, но является привлекательным или, наоборот, отталкивающим для противоположного пола. 

Третий механизм – генетико-автоматические процессы, то есть простая случайность. Допустим, на острове рождается мутант с рыжими волосами, а на этом острове и население-то всего двадцать человек. И если у этого рыжего будет много детей, то вероятность того, что все люди на острове через два поколения будут иметь волосы такого же цвета, довольно высока. Причем это может быть не только новая мутация, которая передалась из поколения в поколение, а банальная статистика. Один рыжий среди десяти человек и он же среди миллиарда китайцев – совершенно разные вещи. Поэтому даже простое перемещение групп людей с места на место, как ни странно, уже может создать новую комбинацию расовых признаков. Когда маленькая группа отделяется от большой и переселяется, как правило, ничего не случается и новое потомство не рождается абсолютно иным, но частоты признаков уже другие. 

Четвертый механизм расообразования – метисация. Смешивание рас, как правило, дает новые хитрые комбинации. И, что самое интересное, смешение двух типов обычно не приводит к их исчезновению, просто появляется что-то новое, дополнительное. Когда, например, возникла южносибирская раса – нынешние казахи и киргизы, – ни монголы, ни таджики никуда не делись. 

Как же появились современные расы и когда? И чем они отличаются от тех, кто жил в верхнем палеолите? 

Расы палеолита – это совсем не то же самое, что сейчас. В те времена не было ни одной расы, которая существует сегодня. Это происходит потому, что расы быстро меняются, тем более когда люди живут маленькими группами по 20–30 человек, а именно так и было в верхнем палеолите. В силу случайностей расовые признаки будут меняться в этом случае очень быстро. А еще благодаря тому, что это были охотники-собиратели, они очень много перемещались по планете. Поэтому в те времена не было больших ареалов обитания рас. Расы в палеолите – это просто много маленьких групп, бродящих по земле в совершенно случайном порядке. 

А вот когда начался неолит и люди перешли к производящему хозяйству (скотоводству и земледелию), как раз и возникают современные большие расы. Где-то между 12 и 4 тыс. лет назад (для разных рас эти сроки разные) все они приобретают современные черты. Причем это касается не только тех, кто перешел в неолит, но и тех, кто остался охотником-собирателем. К примеру, австралийские аборигены приобрели современный облик около 4 тыс. лет назад, бушмены – 12 тыс. лет назад, а те расы, которые возникли, как метисированная форма, сформировались еще позже. Та же южносибирская раса (казахи, киргизы) появилась аж в XVI веке. 

Активное расообразование продолжается и сейчас. По всему миру. Но особенно, например, это заметно в Южной Америке или на Карибских островах. В Полинезии, скажем, есть такой остров Питкэрн, на который в XVIII веке высадился корабль под названием «Баунти». Члены команды перерезали друг друга, в живых остался лишь один мужчина. С ним было пять женщин с Таити. В итоге, все население острова Питкэрн – это их потомки. И получилась такая хорошо метисированная раса – европеоидно-полинезийская. 
И сейчас, когда с Ближнего Востока народ повалил в Европу, никуда не денешься – будет идти расообразование. 

И это ни плохо, ни хорошо? 

Скорее, хорошо. Потому что, с точки зрения биологии, чем больше разнообразия, тем лучше. Ведь как только начинается застой на каком-то одном варианте, резко повышается вероятность, что при изменении внешних условий в худшую сторону, произойдет вымирание. А если у нас много вариаций, то хотя бы кто-нибудь останется в живых. Есть такая поговорка у антропологов: «В полиморфизме – наша сила». 

Как же так получилось, что на фоне многочисленных рас сформировались менее многочисленные и первые не поглотили вторых? 

Многочисленным расам просто повезло: они оказались в нужном месте в нужное время. Именно на эти популяции пришлось изобретение производящего хозяйства. Численность их благодаря этому резко увеличилась (потому что появилось больше пищи. – NS). А те, кто к земледелию и скотоводству не перешли или перешли позже, либо частично влились в эти расы, образовав частные варианты, либо до сих пор сидят на отдаленных островах или в горах. Потому что времени прошло еще немного, и с ними редко смешиваются другие расы. 

Пример тому – айны, которые долго жили на Сахалине и Курилах, ловили рыбу, то есть никакого производящего хозяйства у них не было. Потом туда пришли рисоводы – предки японцев. Они вырезали айнов, а остатки вытеснили на север Хоккайдо, на Курилы и Сахалин, где те, собственно, и живут до сих пор. В России айнов человек десять, а те, которые остались в Японии, тоже хорошо японизировались буквально за сто лет. Пройдет еще лет двести, и они имеют шанс раствориться среди японцев совсем. Поэтому, что касается малочисленных рас, где-то они уже растворились, а где-то еще попросту не успели этого сделать. 

А откуда взялись эти малочисленные расы? 

Это все остатки того верхнепалеолитического полиморфизма, когда люди были более разнообразны, чем сейчас. Часть из них влилась в многочисленные расы и дала какие-то локальные варианты, а часть не влилась и до сих пор существует в виде бушменов, андаманцев и т. д. Тем не менее, все они очень сильно изменились с тех времен – больше, чем многочисленные «неолитические» расы (которые и стали современными). Потому что когда численность расы достигает нескольких миллионов человек, вероятность того, что новая мутация закрепится, близка к нулю, а при численности в десять человек такая вероятность очень высока. Поэтому малочисленные расы нельзя считать примитивными, они-то как раз и являются прогрессивными по сравнению с многочисленными. 

Другое дело, что на них мог больше влиять естественный отбор, потому что живут они в дикой природе, и адаптация для них важнее, чем для нас, живущих в лоне цивилизации. Поэтому их адаптивные признаки могут быть весьма архаичными. К примеру, темный цвет кожи (наши предки, как известно, вышли из Африки, поэтому с большой долей вероятности можно сказать, что древние люди обладали смуглой кожей, так что данный признак является архаичным. – NS). 

Но у многочисленных рас естественный отбор тоже идет, просто по другим направлениям. Какие-нибудь подмосковные европеоиды подвержены избытку пищи, что, между прочим, тоже стресс для организма, не такой, как голод, но все же. В домах у них всегда тепло, что можно приравнять к тропическим условиям, они много сидят, а это неестественное состояние для нашего тела. Поэтому проблемы с сердцем, диабет, ожирение и есть действие естественного отбора в их случае. А те же европеоиды, но в глухой русской деревеньке, живут уже по-другому, и на них действуют другие варианты естественного отбора. 

А если говорить о каких-то загадочных расах, есть такие? 

Самое интересное, что наиболее загадочные расы вроде андаманцев и тасманийцев бывают изучены лучше, чем многочисленные, всем известные расы. Те же китайцы исследованы из рук вон плохо. Европейцы тоже большей частью очень поверхностно. Потому что если у антрополога есть выбор, кого изучить – русских города Москвы или андаманских аборигенов, – угадайте с трех раз, кого он выберет. Конечно, экзотику, потому что это интересно и необычно. А русские, которых 100 млн человек, нормально изучались один раз и давно. Как выглядят современные русские, строго говоря, никто толком уже и не знает. 

К тому же изучение рас неизменно ассоциируется с расизмом… 

Это правда. В нашей стране, к счастью, это развито не очень сильно, а во всем остальном мире, конечно, тема изучения рас под строгим запретом. Поэтому даже в тех случаях, когда такая возможность потенциально есть, антропологи остерегаются это делать. Известный антрополог Марина Бутовская изучает хадза и ездит к ним уже много лет. Но она исследует их поведение. Когда я поинтересовался, почему бы ей не сделать попутно и измерения, она пояснила, что это приведет к международному скандалу, и все скажут, что злобная расистка Бутовская измеряет головы бедным хадза. И научная карьера после этого для нее, в общем-то, будет закончена. 

Причем расоведы как раз занимаются прямо противоположным тому, чем занимаются расисты. Но знают это одни лишь расоведы, и доказать, что ты не верблюд, порой, бывает очень и очень сложно. 

Хотя есть и положительные примеры. Например, две наши студентки за свой счет поехали на остров Сулавеси и измерили там местных аборигенов. Благо, на Сулавеси нет расистских предрассудков, а если бы они поехали куда-нибудь в Африку, там их за такие вещи могли бы и убить. 

До них докатились отголоски Третьего рейха? 

Скорее, отголоски политкорректности. Это уже какой-то штамп, что изучать людей – плохо. Мне рассказывали, что жители Нигерии и Африки в принципе Нигерию Нигерией не называют. Они говорят Найджирия, только чтобы не произносить слово «нигер», потому что это «ужасное ругательство». 

Возвращаясь к расам, что можно сказать про те, которые существовали в верхнем палеолите? Например, выделяют гримальдийскую, кроманьонскую, Барма-Гранде, шанселядскую, брюннскую и другие расы. 

Гримальдийская раса – это два черепа, шанселядская – один, раса брюнн-пржедмостская – это раздолбанные черепа, которые при этом еще и довольно разные. Поэтому все это, скорее, попытки выделить какую-то определенность в отношении верхнепалеолитических рас, но все они предпринимались тогда, когда генетики, как оформившейся науки, еще не было. Что такое наследственность и как она меняется, никто тогда толком не знал. Поэтому расы воспринимались немного иначе, чем сейчас. Сегодня расы – это, по сути, история генофонда со всеми ее коллизиями. А раньше думали, что все современные расы четко выводимы из верхнепалеолитических и что они не менялись тысячи лет. 

Поэтому те расы, которые вы назвали, действительно, были. Вопрос лишь в том, сколько они существовали и сколько народу в них входило. Было, например, племя шанселяд, но их, скажем, было всего сорок человек и существовали они на протяжении пяти поколений. А потом они вымерли или смешались с другими, и все их черты нивелировались. Что тут можно сказать? 

Конечно, черепов, датируемых верхним палеолитом, довольно много, но между известными находками большие расстояния и часто тысячи лет. Поэтому сводить их в какие-то большие расы, сколько ни пытались, не получается. Помимо всего прочего, большая часть останков просто не сохранилась, как вы понимаете. Но если бы все они и оказались в нашем распоряжении, мы бы увидели невероятную и очень динамично изменяющуюся мозаику, а вовсе не устойчивые морфологические типы. 

Люди верхнего палеолита даже в пределах одной группы различались между собой гораздо больше, чем сегодня. Например, если сравнивать мальчика и девочку (вероятно, брата и сестру) из знаменитого захоронения в Сунгире, то различия между ними находятся на уровне больших рас. 

Раньше думали, что происходило это потому, что расы находились в стадии формирования. На самом же деле расы не могут оформиться окончательно. Они все время пребывают в этом процессе. Чтобы расообразование закончилось, нужно, чтобы перестали действовать законы эволюции, а это возможно только при окончательном исчезновении вида, чего, к счастью, пока не происходит.