Одиссей, Вагнер и Властелин колец

– Я довольно скептически отношусь к такому прикладному психоанализу, который всё сводит к сексу, архетипам и эдипову комплексу. Нет ничего наивнее, чем объяснять, что этот персонаж – образ матери, а этот персонаж – образ отца, и вот, дескать, между ними какие-то «архетипичные сценарии». Сам Фройд называл такие интерпретации диким психоанализом.

Для анализа «Властелина колец» гораздо больше подходят работы Владимира Проппа о морфологии волшебной сказки, во всяком случае, произведение Толкиена укладывается во все модели волшебной сказки. Как и в волшебной сказке, здесь есть герой, помощник героя, препятствие, волшебство и превращение, несколько испытаний, которые нужно пройти. Однако особенность «Властелина колец» в том, что герои не добывают нечто волшебное, как аргонавты, например, а наоборот возвращают кольцо назад, как Иван Царевич, который должен вернуть себе невесту Царевну-Лягушку, или как Руслан возвращает себе Людмилу. Правда, во «Властелине Колец» нет никакой любовной истории, герой не спасает свою невесту, а если какая-то романтика и возникает, то только между второстепенными персонажами.

Российский и советский ученый, филолог-фольклорист Владимир Пропп рассматривал один, но самый распространенный тип сказок – волшебные. К ним относятся такие сказки, которые начинаются с причинения какого-то вреда герою, либо желания что-нибудь иметь. Затем герой отправляется в дорогу, встречается с дарителем. Получает волшебное средство. С его помощью искомое находится, или ущерб компенсируется. Затем происходит поединок с противником и возвращение с погоней. После этого герой подвергается испытаниям, становится царем или женится на царевне. К «сказкам для взрослых», кстати, относятся и сериалы.

Во-вторых, нельзя не заметить, что «Властелин колец» – это вариация мифа об Одиссее. Герои пускаются в возвратный путь, исполненный испытаний и препятствий, путь, который одновременно является миссией и испытанием, а также этапами взросления и возмужания. Равно как «Одиссея» – это эпос о становлении мужчины и закаливании его характера в череде испытаний, так же и «Властелин колец» – это история о том, как мальчик превращается в мужчину. Миф довольно распространенный и в разные эпохи он переписывался по-разному. На пути героям встречаются те же Сциллы и Харибды, те же острова со своими законами и правилами, которым нужно то подчиняться, то обходить их, то применять хитрость. Образ Всевидящего ока – тоже частично греческий мотив.

В-третьих, «Властелин колец» – это перезапись вагнеровского «Кольца Нибелунгов» (эта параллель бросается в глаза в первую очередь): та же история о священном кольце, которое несет гибель своему обладателю. Но как часто бывает, в первый раз она повторяется как трагедия, а второй раз как фарс. Если у Вагнера это беспрецедентная по торжеству духа эпическая драма из четырех опер, то «Властелин колец» – это, конечно, популярная литература и даже юмористическая. Не представляю, как можно читать Толкиена серьезно, не замечая явной истории, с которой пишет автор. Поэтому мне близок перевод фильма Гоблина, который он назвал «Братва и кольцо», в этом чувствуется тот юмор, который присущ самому автору. Есть, конечно, целая субкультура толкиенистов, которые принимают «Властелина колец» как некий сценарий жизни, но мне кажется, что это очень смешная книжка.

Краткий сюжет оперы Вагнера «Кольцо Нибелунга»: Альберих завладевает золотом Рейна. Вотану удается похитить у него золотое кольцо, дающее несметные богатства и власть над миром. Разгневанный карлик произносит страшное проклятие в адрес того, кто владеет кольцом. Вотан отдает кольцо великанам Фафнеру и Фазольту в качестве платы за возведение сказочного замка Валгалла. Тотчас же сбывается проклятие нибелунга: из-за золота вспыхивает ссора, и Фафнер убивает Фазольта. Золото может возвратить только герой, не знающий страха. Таким героем является Зигфрид. Он убивает Фафнера, который превратился в дракона. Однако Зигфрида предает коварный Хаген и убивает его. Проклятие сбывается, и чертог богов Валгалла сгорает. Боги, допустившие столько преступлений, погибают в огне.

^{Рихард Вагнер}

^{©clydefitchreport.com}

– Почему в произведении так много героев?

– Если посмотреть на функции, которые присутствуют в трилогии, то их ровно столько, сколько в волшебной сказке. И количество персонажей не так уж важно. Например, функцию «помощник героя» может исполнять один персонаж, а может быть хоть десять тысяч помощников, но функция-то у них одна и та же. То же самое с врагами. Например, у Зигфрида всего три врага, но от этого история не становится менее трагической, у Хоббита их намного больше.

Миф, в отличие от сказки, представляет собой живую, сакральную иллюзию. Проппу удалось выделить неразложимую единицу сказочного повествования, инвариантную к различным сказкам, которую он назвал функцией. Сказка представляется как последовательность этих функций.

В соответствии с классификацией Проппа, все волшебные сказки образованы двумя тематическими циклами: обрядами посвящения и циклом смерти. К первому циклу относятся следующие мотивы: увод, изгнание, похищение детей в лес, избушка, избиение героя бабой Ягой, разрубание-оживление, проглатывание-извергание, получение волшебного средства, лесная наука (лесной учитель). Более поздние мотивы – со вступлением в брак: большой дом, накрытый стол, охотники, разбойники, красавица в гробу, неумейка-неумойка, запретный чулан.

В цикле смерти – следующие мотивы: все разновидности чудесного рождения, отношение девушек со змеями, возвращение умершего, отправление в путь в железной обуви, нахождение в лесу, запах героя, окрапление дверей избушки, перевозчик, далекий путь, прибытие в иное царство, взвешивание героя.

Сложение этих двух циклов и порождает множество волшебных сказок.

– Существует мнение, что так называемые «хоббиты» – одно из «параллельных» человечеств, живших когда-либо на планете Земля, люди с острова Флорес, которые были необычайно низкого роста и, по некоторым антропологическим данным, вымерли всего около двух тысяч лет назад, являются прототипом всевозможных преданий о гномах, и в том числе о хоббитах из «Властелина колец». С какой еще точки зрения можно посмотреть на это произведение?

– Интересная версия. Вообще, мне кажется, что такое произведение, как «Властелин колец», можно прочитывать и антропологическим, и психологическим и даже политическим способом. В сюжете «Властелина колец» нельзя не заметить параллелей с британской историей: миролюбивые маленькие валлийцы-хоббиты, которых покоряют «злые» англичане в образе черных всадников, тут и горцы-шотландцы и династические распри из-за английского престола в XII веке. Несколько сюжетных линий трилогии почти полностью повторяют историю завоеваний Ирландии.

С политической точки зрения трилогию рассматривают давно. Известно, например, что на Толкиена произвела тяжелое впечатление Первая мировая война и индустриализация Англии, которая, по его мнению, разрушила ту Англию, которую он знал и любил. Поэтому «Властелину колец» присуща тоска по прошлому.

Существуют также исследования, которые свидетельствуют о том, что на роман «Властелин колец», предположительно, оказали влияние и реальные события, происходившие во времена Толкиена. Весьма популярна версия, что Война Кольца является аллегорией Второй мировой войны, а Мордор, таким образом, – нацистской Германии.

Сам Толкиен отрицал подобные параллели своих произведений, двойственность трактовок и скрытые намеки на реальные события, народы и страны. Хотя политическая история его страны едва ли могла не наложить отпечаток на писателя. Пусть даже и не вполне осознаваемый.

^{Психоаналтик Дмитрий Ольшанский} 

^{©Из личного архива Дмитрия Ольшанского}

– Почему подобные произведения становятся популярными?

– Человеческий вкус в массе своей непритязателен, а «Властелин колец» – книга захватывающая, с битвами, погонями и т. д. Такие вещи будут популярны всегда. Впрочем, помимо этого, «Властелин колец», как я уже сказал, подкреплен литературным материалом – это очередной вариант хорошо знакомого мифа, приправленный узнаваемыми историческими аллюзиями, изложенный современным живым языком, поэтому популярность такого произведения, конечно, возрастает вдвойне. Люди видят что-то уже хорошо знакомое, но сделанное на новый лад, и их это трогает.

^{Джон Рональд Руэл Толкин}

^©Getty

Считается, что помимо прочего, значительное влияние на трилогию «Властелин колец» оказал древнебританский Артуровский эпос. Так, образ Гэндальфа в виде мудрого волшебника и наставника почти точно соответствует роли Мерлина в эпосах Джоффруа Монмутского и Томаса Мэлори. Арагорн – наследник королевского трона, который подтверждает свое право на царство волшебным мечом, полученным от эльфов, исцеляющий наложением рук – весьма близок к образу короля Артура. А некоторые видят в нем даже образ Иисуса Христа, как наследника иссякшей династии, чье место занято временщиками и явление которого предсказано в пророчестве. Интересно, однако, что когда Толкиена сравнивали с сэром Томасом Мэлори, он отвечал: «Слишком много чести для меня».

Роман имеет также ряд параллелей с германо-скандинавской мифологией. Например, внешность Гэндальфа (седая борода, широкополая шляпа и плащ) похожа на внешность скандинавского бога Одина. Гэндальф отражает «добрые» черты Одина – культурного героя и бога-дарителя. А вот отрицательная ипостась Одина – «сеятеля раздоров» – представлена в романе образом злого мага Сарумана. Кстати, одно из прозвищ Одина в его отрицательной ипостаси – Грима («Скрытый») – носит тайный слуга Сарумана.

Определенное влияние на роман оказали христианские взгляды автора. В одном из писем Джон Толкиен говорит: «Разумеется, «Властелин Колец» в основе своей произведение религиозное и католическое; поначалу так сложилось неосознанно, а вот переработка была уже вполне сознательной. Поэтому я или не вкладывал, или решительно устранял из вымышленного мира практически все ссылки на «религию», на культы и обряды. Ведь религиозный элемент вобрали в себя сюжет и символика. Тем не менее, ужасно неуклюже все это сказано, а звучит куда более самоуверенно, нежели я на самом деле чувствую. Ибо, по чести говоря, на сознательном уровне я планировал крайне немного; и главным образом должен благодарить судьбу за то, что воспитан (с восьми лет) в Вере, которая вскормила меня и научила тому немногому, что я знаю».

– В чем символизм Кольца Всевластия, на ваш взгляд?

– Голлум называет кольцо «моей прелестью», да, и все остальные герои магическим образом зачарованы этим кольцом. Это тоже показательный вагнеровский сюжет – тот, кто обладает кольцом – им очарован, но в то же время гибнет от его магической силы. По Лакану (Жак Лакан – французский философ и психиатр, одна из самых влиятельных фигур в истории психоанализа – прим. авт.) можно сказать, что Кольцо Всевластия – это некий объект влечения, к которому ты стремишься. Тебе кажется, что твое счастье связано именно с ним, и если ты его получишь – ты станешь самым счастливым человеком на свете. У любого невротика есть подобный фантазм, например: «Ах, если бы я… мог встретить женщину, такую же прекрасную, как моя мать» или «Если бы я встретила парня, которая будет исполнять все мои желания и прихоти, который во всем будет мне служить». Но если эта «мечта» сбывается, человек встречает объект своего влечения – то это для него полная катастрофа. Это совсем не счастье, а тотальный крах всей психической структуры. У психотика, например, может развязаться психоз, и он попадет в клинику. Почему? Потому что эта сила наслаждения невыносима, она прерывает все человеческие пределы, поэтому и смертоносна для простого человека. Также и у Толкиена – сила кольца превосходит тебя, ты не можешь вынести этой силы, поэтому и обладать кольцом невозможно. Ты просто не можешь обладать наслаждением – оно тебя разрушит. После такой встречи психотик может уже не вернуться к нормальной жизни, а несчастье невротика состоит в том, что он никогда не встретит этот объект влечения и всегда будет о нем только фантазировать, что само по себе и дает начало и искусству, и религии, и творчеству. Поэтому захваченный прелестью кольца Голлум вполне мог бы сублимировать свою страсть и мог бы стать большим художником, мог бы пытаться воссоздать «свою прелесть» в музыке, в слове, в материале…

^Голлум

^{©mundodvd.com}

Чтобы не провалиться в психоз, необходимо отделиться от объекта наслаждения, необходимо чем-то пожертвовать. Чтобы обрести самого себя, нужно пройти через лишение и утрату чего-то ценного, священного для тебя. Каждый человек, который имеет невротическую структуру, так или иначе в жизни этот этап прошел, ведь он отказался, как минимум, от материнской груди. Для новорожденного ребенка грудь является не просто самым желанным объектом, но и вообще заменой всей Вселенной; материнская грудь – это и есть мир маленького ребенка, но чтобы повзрослеть, он должен от нее отказаться. Чтобы вырасти, нужно утратить «свою прелесть». Тот, кого когда-то отлучили от груди, тот, кто начал питаться самостоятельно – тот прошел первый акт кастрации, отказа от объекта влечения и научился как-то его заменять. И тут, конечно, нам помогает клинический опыт – мы можем видеть, как этот объект влечения научились заменять невротики.

Каждый невротик символизирует эту утрату по-своему, встраивает лишение «своей прелести» в историю субъективного становления: кто-то говорит «я стал старше, у меня появились зубы, с их помощью я могу есть более вкусную пищу, чем материнское молоко» или «у меня освободился рот, и я научился разговаривать, овладел языком».

Но есть и психотики, которые не отказались от «груди», и продолжают жить с ней всю жизнь. Как говорится, первые сорок лет детства – самые сложные. Кто-то из таких пациентов сохраняет связь с грудью в измененном виде – через наркоманию или алкоголизм, например, который, по сути, то же самое сосание сиси. Но кое-кто и в самом прямом смысле не отделялся от материнского тела. Например, я знаю мужчину, который всю жизнь проживает со своей мамой, и непросто проживает, а сожительствует с ней. Ему 50 лет, ей – 70, и они живут как мужчина с женщиной. Ясно, что такой человек никогда не лишался «своей прелести», и объект наслаждения всегда у него под боком. Это, конечно, редкий случай, но, тем не менее, бывает и такое.

Таким образом, кольцо в произведении Толкиена можно трактовать как некий объект влечения. В некоторых случаях – это материнская грудь, в других – анальный объект, который человек склонен присваивать. Анальная фаза, как известно, это уже следующая фаза развития, на которой разворачивается другой уровень конфликтов: человек пытается всё контролировать, удерживать, просчитывать. Такая «жадность» переносится, например, на отношения во взрослой жизни, когда мужчина говорит женщине – ты мне принадлежишь, ты должна сидеть дома, готовить борщ и никуда не выходить. Есть реальные примеры, когда женщина несколько лет не выходит из дома, даже в магазин, потому что ее не пускает муж. Она для него – его кольцо, «его прелесть».

Такая же история часто происходит и с детьми, когда мать не отпускает своего ребенка. До этого мы рассмотрели историю ребенка, который не хочет расставаться с грудью, а для матери такой ребенок в данном случае – это анальный объект, который она удерживает, не желает отпускать. Может быть, вы видели пародию на фильм «Спарта», где царь Леонид говорит: «Я царь-Леонид, я пошел на войну». Рядом сидит мама, вяжет носки, и говорит ему: «Леня, кого ты смешишь, какая война! Одень шапочку, ушки простудишь!». Ребенок для мамы в данном случае – это тоже священное кольцо, которое она не хочет отпускать, «ты должен быть рядом со мной постоянно», «я должна тебя контролировать». И такие семьи встречаются очень часто.

Так что подобные конфликты в числе прочих тоже лежат в основе этой трилогии. А вообще анализ произведения еще зависит и от того, кто его прочитывает, ведь каждый находит в той или иной книге, фильме что-то свое. В этом смысле, не только мы читаем книжки, но и книжки читают нас.

– Какой же символ может нести в себе Всевидящее Око?

– Конечно, Око можно трактовать как нечто параноидальное. Мы живем в обществе, где все просматривается, все контролируется в самом прямом смысле слова. Камеры установлены и на улицах, и в зданиях, и в офисах. Тот, кто хотя бы однажды пользовался паспортом, пересекал границу – тоже проходил ряд этих «всевидящих ок». Я уже не говорю о социальных сетях, где люди сами выкладывают информацию о себе. Но все очень по-разному к этому относятся. Кто-то пытается укрываться от взгляда. Доходит до того, что некоторые люди даже не получают паспорт, чтобы не быть посчитанным. А один мой знакомый попросту меняет имя каждые полгода, и как его назвали родители, никто не знает. Кто-то протестует против возраста, кто-то против имени, кто-то не хочет определяться даже с полом, хочет быть и мужчиной, и женщиной одновременно. Это протест против системы исчисления, против означающего, против «Всевидящего Ока». Другие люди, наоборот, пытаются присоединиться к этому Всевидящему Оку, считают такой контроль правильным, обретают защищенность под сенью этого взора. Иные ненавидят Око и пытаются бороться с ним. Невротики, так или иначе, принимают эти правила, психотики – отбрасывают.      

Во «Властелине колец» Джон Толкиен воплотил свои воззрения на литературу, высказанные им в его эссе «О волшебных сказках». Так, в этом эссе Толкиен отстаивает необходимость неожиданных счастливых концовок в сказках и фэнтези, он считает их частью «побега», который дает эта литература. Толкиен сознательно прибегает к приему deus ex machina (вмешательству свыше, которое спасает героев от гибели), когда орлы спасают Фродо и Сэма, и когда Гэндальф чудесным образом воскресает. (Подобные чудеса в сказках он сравнивал с евангельскими чудесами, не подлежащими объяснению). Толкиен дает читателю чувства «утешения», «побега» и светлой грусти, которые считает ключевыми элементами «волшебной сказки».