«Жыве Беларусь!» Почему Синеокая не станет частью России

#ЯМыБеларусь

Для начала немного политики. Несмотря на слухи, полное присоединение Белоруссии к России с утратой суверенитета не нужно никому — ни нам, ни им. Кажется, многие просто путают начавшуюся интеграцию двух государств с полной передачей территории и власти. Интеграция возможна, полное вхождение в состав России — крайне маловероятно. Это попросту не поддержат жители Синеокой. Причина проста — каждое государство желает суверенитета. Таков не только политический, но и биологический закон. Но об этом — позже.

А если такое решение не поддержат граждане Белоруссии — можно представить, какую проблему это создаст для Москвы. Очевидно и то, что сразу найдутся силы, которые будут использовать ситуацию на благо себе и раскачивать лодку еще сильнее. Может начаться примерно то же самое, что было в свое время в Чечне. «А как же Крым?» — быть может, возразит кто-то. Не стоит забывать, что на скандальном полуострове ситуация была совсем другая, поскольку основное население Крыма, как известно, составляют русские, а не представители другой, хоть и родственной национальности.

Конечно, и в России тоже есть автономные республики, где большую часть населения представляет далеко не славянский этнос и даже вовсе не родственный ему (это, как ни странно, тоже имеет значение, но об этом, опять же, погорим ниже). Тут как говорится, все уже сложилось исторически, «по инерции», поэтому острого чувства несправедливости не вызывает.

Если вернуться к Крыму, то есть еще один немаловажный нюанс. Ситуация на полуострове в свое время была слишком уж плачевной — люди боялись за свою жизнь и за то, что им придется попросту бежать куда глаза глядят, побросав дома и имущество. Вхождение в состав России гарантировало банальную защиту от гражданской войны и убийств на почве национализма. Так что сравнивать Крым и Белоруссию не приходится.

Что касается постепенной интеграции по типу стран Евросоюза, то она возможна и, кажется, весьма выгодна для обеих стран. Белоруссии она полезна как гарант ее суверенитета, а еще это открывает больший рынок сбыта, ведь и сегодня большинство белорусских товаров идут в Россию (впрочем, судя по митингам, так считают далеко не все граждане Белоруссии). Нам же такое партнерство выгодно по понятным политическим мотивам — в качестве форпоста с западными странами.

К тому же, если бы Россия и Белоруссия начали отдаляться друг от друга, это могло бы вызвать непонимание у наших сограждан (братский народ и все такое). Если не интегрироваться с Белоруссией, она рано или поздно интегрируется с ЕС с теми же последствиями, что и Украина. Впрочем, если столь плотное сотрудничество и будет налажено, то нескоро — слишком неравны возможности партнеров.

Нарциссизм малых различий

В самых кровавых столкновениях в истории противоборствующими сторонами зачастую выступали не диаметрально противоположные народы, а, наоборот, весьма схожие. Не в плане убеждений, а в плане культуры, традиций и общего происхождения. Именно такие группы, как ни странно, очень часто конфликтуют друг с другом. Аналогию можно привести с футбольными фанатами, болеющими за разные команды: конфликты возникают именно между ними, а не между любителями футбола и, скажем, тенниса.

Вероятно, причина в том, что соседние народы отражают друг друга, как в «кривом» зеркале, поэтому ревность к ним наиболее сильная. Они угрожают внутреннему фундаментальному стремлению человека в собственной уникальности и превосходстве. Фрейд назвал это явление «нарциссизмом малых различий» — и о нем сегодня известно всем политологам.

Вероятно, еще поэтому автономные республики в составе России не так рьяно борются за свою независимость от нее, ведь национальные группы их не являются близкими родственниками русского народа, составляющего подавляющее большинство населения нашей страны. Белорусы же, как и украинцы, таким этносом являются.

Но вернемся к нашему нарциссизму. Чтобы понять его природу, стоит вспомнить, что далеко не все люди могут похвастаться выдающимися личными достижениями, которые бы наверняка выделяли их из толпы. А ощущать чувство собственной важности хочется всем. Какой выход? Ощущать себя частью «важного» социума. Поэтому националисты так яростно борются за превосходство своего народа или расы — это, так сказать, в их «кровных» интересах.

Чем выше в глазах других их этнос, тем важнее они себя ощущают. А еще есть понятие отрицательной самоидентификации, когда человек или даже целая этническая либо культурная группа противопоставляют себя другому человеку или людям, — это позволяет провести четкие границы между собой и другими и получить уникальность вот таким нехитрым образом, даже не имея каких-то выдающихся достижений. Особенно хорошо это работает на больших группах людей, ведь ненавидеть всегда легче, чем любить. А ненавидеть вместе с кем-то — еще проще.

Конечно, это крайние формы проявления индивидуальности (как личности, так и целого этноса), но на них в том числе строится и нормальное желание каждой нации (в особенности малочисленной) сохранять суверенитет. И белорусы — не исключение.

Расизм и стадное чувство

Понятно, что все это довольно близко связано с таким понятием, как расизм. При этом желание сохранять суверенитет можно назвать здоровым чувством, в то время как расизм — чувством нездоровым. Тем не менее идеологию о неравноценности человеческих рас можно назвать некой предрасположенностью, которая заложена природой. Более того, ею обладают любые живые организмы, которые существуют группами и обладают способностью опознавать различия.

«Смысл такой: если кто-то похож на меня, то он свой, генетически близкий и не является конкурентом за ресурсы. Это значит, он «хороший», а если он не похож, то он конкурент, чужой и «плохой», — говорит в одной из своих лекций известный российский антрополог Станислав Дробышевский. — Такое явление можно наблюдать в популяциях самых разных животных — от рыб до волков и копытных.

Поскольку люди тоже животные, то склонность к такому делению есть и у нас, другое дело, что наше сознание накручивает для «обоснования» неравноценности других много чего сверху. Если человеку с детства внушать, что одни люди плохие, а другие, например с иным цветом кожи, — хорошие, то он наверняка будет так думать.

Кстати, похожее поведение есть не только у людей, но и у наших ближайших родственников, шимпанзе. Известны случаи, когда самцы шимпанзе собирались в стаи и шли патрулировать границы своего участка. Заметив там чужаков, они их попросту убивали — чем не аналог человеческих преступных сообществ? Биологам давно известно, что люди вообще очень любят разделяться. Причем не только по расовому признаку, но и по любому другому. Это явление можно часто наблюдать в параллельных очередях, например в аэропорту. Люди четко начинают делить свою и не свою очередь и строго следить за тем, какая из них двигается быстрее.

Интересно при этом, что чем сильнее у человека желание принадлежать к какой-либо группе, тем больше он склонен осуждать других — тех, кто к этой группе не принадлежит. К такому выводу пришли ученые Тринити-колледжа искусств и наук Университета Дьюка (США), опубликовавшие результаты своего исследования в августе этого года в журнале PNAS.

Они выяснили, что принадлежность к группе делала участников с более выраженными политическими взглядами более предвзятыми по отношению к тем, кто в эту группу не входил. Даже если последние — что совсем удивительно — имели схожие, но не столь выраженные политические взгляды. Вероятно, здесь и стоит искать корни оголтелого национализма. Но мы все же не об этом, а о желании принадлежать своему этносу и сохранять суверенитет страны.

Рыбки и военные подвиги

На самом деле, потребность объединяться в группы прошита в нашем мозге настолько глубоко, что мы даже не осознаем, насколько сильно она влияет на наши, казалось бы, рациональные решения. Инстинктов в чистом виде у нас, как и высших обезьян, конечно, нет, но есть некий путь наименьшего сопротивления, по которому двигаются нейронные импульсы. Именно они помогали выживать нашим предкам многие миллионы лет эволюции. Поэтому одни поведенческие паттерны нам усвоить гораздо легче, чем другие.

Есть даже мнение, что склонность к объединению в группы в числе прочего и сделала нас людьми. Предел группы шимпанзе — около 50 особей, для древних людей эта цифра уже равна 150 индивидам, размеры неолитических поселений составляли до 200 человек (примерно такие же цифры наблюдаются в современных поселениях традиционных сообществ). Это называется числом Данбара — ограничение на количество постоянных социальных связей, которые способен поддерживать человек. По разным оценкам, у современных людей это число лежит в диапазоне от 100 до 230, а в среднем так же, как и у предков, составляет около 150.

Считается, что увеличение группы в три раза понадобилось для того, чтобы лучше побеждать соперников и бороться за ресурсы. В результате интенсивного межгруппового общения и появились люди — крайне социальный вид. Поэтому общество для нас так важно, но не все, а лишь его часть — то есть те, кто относится к «своим», а не «чужакам».

Критерии объединения в группы при этом не особенно важны, но один из самых общедоступных и благоприятных — это, конечно, национальная идентичность. Преданность своей группе, «своим», называется парохиальным альтруизмом. С ним же связана ненависть к «чужим», направленная на то, чтобы «своим» стало лучше. Ради этого многие даже способны пойти на смерть (яркий пример тому — подрывы террористов-камикадзе, которые жертвуют собой, лишь бы принести смерть «чужакам»).

Здесь и возникает то, чего косвенно мы уже коснулись выше, — негативное отношение к тем, кто не имеет отношение к группе: оно позволяет не только лучше очертить свои границы и идентифицироваться, но и сплачивает членов группы между собой. Люди подчас готовы на все ради сладостного чувства объединения перед лицом общего врага (именно оно помогает совершать немыслимые военные подвиги). Мы думаем, что это высокое чувство свойственно только людям, но это не так. Тогда, может, лишь высшим приматам?

Снова мимо. Оно есть у всех социальных видов: например, собак или крыс. Или вот хотя бы у рыбок-колюшек. Если поставить зеркало перед самцом этой небольшой рыбки, то он, защищая территорию от «врага», будет нападать на собственное отражение. У мелкой невзрачной рыбешки появится много агрессии (кстати, если кто-то наивно полагает, что агрессия — это «плохо», глубоко ошибается; агрессия — древний механизм, который позволяет защищать свою территорию или статус, брачного партнера от посягательств соперников).

Рано или поздно рыба устанет, но, если установить сбоку еще одно зеркало, то у самца откуда ни возьмись появятся новые силы, и он вновь начнет энергично биться с «соперником» наравне со своим новым «другом». Они будут биться вместе, плечом к плечу — это и придаст новых сил рыбе. У нее нет самосознания, так что это будет просто тупая битва за территорию. У людей же самосознание есть, поэтому они наложат на эти древние механизмы высокие цели. Недаром ведь свобода считается одной из высших ценностей в человеческом сообществе. Вы до сих пор думаете, что белорусы захотят так просто лишиться своего суверенитета?

Есть в этом нежелании и рациональный, практический смысл (иначе зачем бы эволюции понадобился подобный механизм?). Разбазаривание суверенитета и собственных территорий ведет к материальной зависимости от другого государства и народа со всеми вытекающими отсюда последствиями. А если вдруг Белоруссию присоединят насильно? Тогда она начнет биться за собственную территорию, в полном соответствии с законами эволюционной психологии, совсем как самец колюшки. Объединение против «общего врага» придаст еще больше сил ее жителям, и тогда на западном «фронте» мы рискуем получить очередной кровавый гнойник.