Мезозой, который мы потеряли: как в России динозавров не ищут

«Вы только не пугайтесь, у нас ремонт». Пожилая чета Пологовых — Виктор и Наталья — встречает меня на пороге своей квартиры в маленьком городке под Севастополем, в Балаклаве. Прохожу в комнату. На столе — коробки с валунами серого цвета, в углу — шкаф с книгами в бумажных переплетах. Валуны — окаменелые находки времен юрского периода, книги — каталоги и учебники. Все о них — существах, обитавших на территории Крыма миллионы лет назад. Точнее, над этой территорией — в те времена здесь катил свои волны океан Тетис, поэтому существа сплошь морские. Беру в руки окаменевшую «улитку».

— Вот такой маленький аммонитик. 145 миллионов лет, — с нежностью констатирует Наталья Ивановна, любовно глядя на «улитку». — Нашли буквально вчера. Вот видите, у этого сохранилось ушко.

Показывает на вытянутый нарост аммонита.

— И зачем оно ему? — спрашиваю я.

— Видимо, держался он с его помощью. Уже не у кого спросить — аммониты вымерли, — шутит Виктор Игоревич. — Такие ушки сохраняются редко, так что это ценная находка. 

Беспризорный мозазавр

Кроме аммонитов, в коробках — другие неведомые твари: губки, чертовы пальцы, древние раки и крабы. Виктор и Наталья на самом деле не палеонтологи. Он — врач-кардиолог, она — инженер электрооборудования судов. Но окаменелостями семья занимается уже почти 30 лет.

— Началось все с совместных походов в горы, — вспоминает Виктор. — Нашли одну окаменелость, потом вторую. Сначала увлеклась Наташа, а потом и я.

Находки энтузиасты собирают на Южном берегу Крыма, под Симферополем и прямо рядом с домом, в Балаклаве.

— У нас накопилась довольно большая коллекция и однажды на день Балаклавского района в 2012-м или в 2013 году коллеги-врачи попросили сделать выставку в парке, — продолжает Виктор Игоревич, — Сделали. И получилось так, что у нашего столика народу было больше, чем у остальных. К нам подошел тогдашний руководитель Балаклавского района Федор Рубанов и предложил сделать музей в нашем городе, а потом дал команду отдать нам один из коридоров Балаклавского музея подводных лодок. Таких помещений там было очень много, они никому не были нужны.

Семья Пологовых своими силами сделала ремонт, провела за собственный счет 300 метров кабеля, оплатила проект, получила статус общественной организации, напечатала цветные таблички и красочные буклеты, купила витрины.

— И, я считаю, получился европейский уровень, — мужчина показывает фото до и после. В его глазах искорки гордости.

Разглядываю фото — разница и правда колоссальная: старый подвал превратился в нечто похожее на вестибюль Стокгольмского метро.

— Я тогда работал в администрации, и с Нового года мы договорились в управлении образования, чтобы бесплатно водить в наш музей организованные группы школьников, — продолжает глава семейства. — А потом — революция. Красные придут, белые придут, а крестьянам некуда податься. Пришли военные и перекрыли доступ к объектам. Потом восстановили работу Музея подводных лодок под эгидой Министерства обороны, поставили нового директора. Он сразу сказал: «Ребята, вы нам тут не нужны». И куда мы только ни писали — все, баста. Закончили на администрации президента Путина, запрос вернулся обратно в Крым.

Интересно, что, по словам Виктора и Натальи Пологовых, Минобороны при этом отвечает, что как бы и не против музея, но все время посылает их по новым кругам бюрократического ада. Справедливости ради стоит сказать, что редакцию Naked Science оно не посылало никуда — в ведомстве даже не посчитали нужным ответить на официальный запрос. Видимо, сказать совсем нечего.

— Сейчас вот надо якобы заключать договор с департаментом по имущественным и земельным отношениям, — разводит руками Наталья Ивановна. — Управление культуры не против, Развозжаев (губернатор Севастополя. — Прим. ред.) не против, но музей открыть не получается.

— Сказали: обращайтесь к Шойгу. А он в тайге, — резюмирует Виктор Игоревич. — Пинали-пинали, но потом все равно выперли. И если бы сказали, что все, ничего вы не получите, мы бы прекратили надеяться, потому что и без того получаем удовольствие от сбора окаменелостей. Но уже затеялись, увидели интерес людей — жалко бросать.

Интерес в самом деле есть. И не только у детей. В 2012 году семья Пологовых, как всегда, осматривала окрестности на предмет окаменелых богатств у подножия Загайтанской скалы в районе Инкермана в Севастополе, как вдруг увидела в серой породе нечто необычное. И большое.

— Это было не похоже на то, что мы находили раньше, — говорит Виктор. — Оказалось, фрагменты челюсти мозазавра.

Надо сказать, кости мозазавров редки для Крыма. Неудивительно, что находкой заинтересовались ученые. Прежде всего Дмитрий Григорьев, палеонтолог и известный специалист по мозазаврам, которого супруги называют просто Митя. Он не поленился приехать в Крым, а потом опубликовать научную статью, в которой фигурировала найденная Пологовыми челюсть. Часть зубов семья просто подарила науке.

— Остальное мы бы тоже передали, нам не жалко, — говорит Наталья Ивановна. — Но в этом случае находка будет пылиться в архиве, а так есть надежда, что ее увидят люди.

Но окаменелостями Пологовых интересуются не только ученые: летом экс-инженер стоит в парке, раскладывая на лавочке свои ценности.

— Сколько могу унести: рюкзачок и сумка, — смеется миниатюрная Наталья. — Находки-то тяжелые. Всегда вокруг меня толпа: собираются не только дети, но и взрослые, интересно всем. Эти же люди посоветовали нам собрать петицию на сайте Change.org. Народ приходил, не просто подписывали, а указывали свои паспортные данные. Собрали, но толку нет. А ведь наш президент еще в 2019 году дал задание — развивать музейное дело в Севастополе…

Разглядываю глянцевый буклет бывшего палеонтологического музея.

— Вот такая губка интересная. Ее уже никто не увидит, она просто растворилась из-за сырости, — комментирует Виктор Игоревич одну из фотографий.

К методам выдворения из помещения военные отнеслись без затей — по-военному. По словам Пологовых, в один далеко не прекрасный день в их музее просто отключили электричество.

— Поскольку мы находились в месте швартовки подводных лодок, там постоянная влага, — объясняет Виктор. — Чтобы не было сырости, у нас круглосуточно работала электросушилка. После отключения энергии в помещении установился туман (показывает фото на компьютере). Часть экспонатов, в том числе уникальная морская губка, погибли.

Самые ценные находки семья Пологовых хранит в квартире, остальные — большую часть — в гараже. Большую — от слова совсем. Почти весь гараж заставлен коробками с теми самыми валунами серого цвета, а еще витринами и цветными табличками экспонатов. Все, что осталось от музея. Пытаюсь приподнять огромное каменное «колесо».

— Не поднимете, диаметр 53 сантиметра. Это самый большой наш аммонит, мы только чистили его полгода, — довольно заявляет Виктор Пологов. — Нашли у нас в Балаклаве, в карьере.

Карьеры — вообще основное место сбора самых интересных окаменелостей.

— Бывало, собирали их прямо под бульдозером, — вспоминает Наталья. — Он идет, сыпет, а мы сидим, отодвигают эти камни, ищем. Так нам попались раки уникальной сохранности, которые даже не представлены в палеонтологической летописи. Сколько успели — спасли, остальное похоронено под завалами навсегда.

А еще в гараже хранится челюсть мозазавра — того самого, только в «полный рост». Ее сделал сын Виктора и Натальи, который, как и родители, увлекся окаменелостями и даже купил 3D-принтер, чтобы гости музея смогли наглядно представить, как выглядели древние обитатели Крыма. Это уже новый уровень — популяризаторский.

— Мы рассудили: раз денег в музее подводных лодок с нас не берут, то будем получать какую-то прибыль и на эти средства приглашать палеонтологов, — вздыхает Наталья Ивановна. — Они бы читали лекции, популяризировали науку. И готовы были приезжать за свой счет, но хотя бы за лекцию заплатить им надо…

Пологовы даже думали поставить шатер или что-то вроде палатки в парке.

Но и в этом случае должна быть заинтересованность сверху. Особенно когда есть такой грандиозный проект, как Балаклавская яхтенная марина — концепция развития уникальной и красивейшей Балаклавской бухты, где не бывает штормов. Идеальное место для швартовки яхт, катеров и лодок. Ее хотят строить по указу Путина. Разработку проекта по заказу дочерней структуры ФСО предложила студия Артемия Лебедева. Строительством марины должен заняться миллиардер Аркадий Ротенберг. Разработчики обещают «мировой уровень».

— Но пока на месте нашей бухты из достопримечательностей — в основном пивнушки. Выгнали из Музея подводных лодок — дайте другое помещение, но нет. В июле мы вновь открыли наш музей в центре Севастополя, на улице Ленина, но арендная плата оказалась не по карману. Свернули коллекцию и вернули ее в гараж, — резюмирует Виктор Пологов.

Интересно, что в Музее подводных лодок, похоже, предпочитают забыть, что в их стенах когда-то размещались и древние окаменелости. На запрос Naked Science ООО «К-825» (Балаклавский музей подводных лодок) ответило, что общество с ограниченной ответственностью «ведет свою деятельность на территории Балаклавского подземного музейного комплекса с 9 мая 2021 года и отношения к Палеонтологическому музею не имеет». Оно и понятно: как раз тогда здесь сменились руководство и форма управления. Получается, можно начать с чистого листа, будто Палеонтологического музея никогда не было?

Коралловые рифы и гнилой пол

Не все истории крымских окаменелостей так печальны. Энтузиасту Валентину Вербицкому удалось создать в Ялте другой музей. Правда, тоже за свой счет и благодаря помощи неравнодушных людей.

— В одной из комнат своей квартиры выкинул всю мебель, поставил пару витрин и начал приглашать друзей, — рассказывает Валентин. — Посетителей становилось все больше, и возник вопрос о расширении. Снял гараж, стал записывать видео о том, как продвигаются работы по ремонту. Денег я не просил — брал стройматериалы. Кто-то гвозди принесет, кто-то — краску.

Так с миру по нитке и построили. Но постепенно коллекция выросла, и полтонны камней туда уже не помещались.

— И тут мне подсказали, что в Ливадии сдается помещение. Неважно, что крыша течет и пол гнилой, я был рад любому сараю. У меня не было денег на аренду, но люди, которые следят за моей деятельностью, помогали (и продолжают это делать до сих пор): кто шпаклевал, кто красил. А когда я сунулся в администрацию, понял, что там ловить нечего. Это было ожидаемо. Так что всё на энтузиазме и благодаря неравнодушным людям.

«Фишка» Палеомузея Валентина Вербицкого — воссозданные из осколков древние коралловые рифы.

Подобных работ, по его словам, не делает никто в России, а возможно, и за рубежом. Все не зря: 15 ноября 2020 года под Ялтой заработал единственный (а жаль!) в Крыму Палеонтологический музей.

— Администрация чем помогла? — продолжает Валентин. — Ну, добавила мой музей на сайт города, люди потихоньку стали узнавать о нем больше. Сейчас мне нужен кондиционер, у нас нет отопления зимой. Не хватает денег на рекламу, бухгалтер работает на энтузиазме.

Но проблемы Валентин предпочитает решать сам, не обращаясь за помощью к государству.

— За меня их никто не решит. Зарабатываю как могу, берусь за любую работу. Чаще помогаю просто так, а люди потом помогают мне…

От Москвы до Дальнего Востока

Проблемы у палеонтологии есть не в одном Крыму, но и, похоже, по всей России. Так считают не только любители-энтузиасты, но и профессиональные ученые. Например, Павел Скучас — известный популяризатор науки, палеонтолог, доктор биологических наук и доцент кафедры зоологии позвоночных биофака СПбГУ.

— Поскольку нет поддержки на государственном уровне, нет и раскопок, не устраивают музеи, — рассказывает он. — Наглядный пример — Благовещенск, который я посетил в мае этого года. Там уникальные кости динозавров лежат посреди города, и каждый новый губернатор обещает построить музей под открытым небом, но воз и ныне там. Все, что сделали, — огородили их забором.

Притом что с динозаврами в России и так «напряг» — из-за климата и ландшафта, состоящего преимущественно из лесов. Ведь древние кости хорошо искать в какой-нибудь Монголии или в Казахстане, где сплошняком скалы и лысые холмы.

— Павел, знаете ли вы о положительных примерах других стран в этом смысле?

— В том же Китае, например, палеонтология — приоритетное национальное направление. Туда вкладывают деньги, на каждом более-менее значимом местонахождении динозавров строят музей. Конкурс по этой специальности там — 20 человек на место, поэтому за палеонтологию в этой стране можно быть спокойным. У нас же зачастую поддержка науки принимает странные формы.

В Благовещенске вместо того, чтобы организовать небольшой музей под открытым небом, насколько я знаю, не в первый раз изготавливают статую динозавра. Делается это без учета мнения ученых или профессиональных палеоскульпторов. В результате получается палеоуродство, и на этом поддержка науки заканчивается.

По словам Павла Скучаса, зачастую нет понимания того, зачем нужны раскопки, и у руководства предприятий. А когда государство не поддерживает, то каждый правит бал как хочет. Ведь всегда проще запретить и не пустить в карьер. И если каждое местонахождение динозавров на счету, как в нашей стране, запрет на раскопки ведет к катастрофическим последствиям для науки.

— В том же Подмосковье, в местонахождении Пески, где находят фауну юрского периода, было бы здорово организовать раскопки — хотя бы там, где это возможно и позволяет техника безопасности. Если бы пошли находки, можно было бы организовать небольшой музей в Коломне. Но понимания между учеными и производственниками пока нет: карьер работает — договориться не получается. Я слышал, что кости мамонтов где-то в Сибири сбрасывали в отвал и давили гусеницами, чтобы ни в коем случае не остановить работы.

– А в вашем личном опыте был случай такого непонимания?

— Был, когда мы с палеонтологами приехали в Забайкалье копать динозавровую фауну. Приехали, а там все перегорожено забором длиной в несколько километров. Обратились к сторожу, показали официальное разрешение на раскопки от администрации Бурятии. Сторож нам разрешил, а потом пришел с мобильником. На той стороне провода — мужчина, он начал разговаривать с нами в совершенно хамской манере, заявил, что он хозяин и нам нужно немедленно убираться с его земли. Пытались объяснить, что мы — ученые, только поковыряем немного в овраге и уйдем.

Он начал угрожать полицией. Но так получилось, что среди нас оказался юрист. И он сделал то, что я сам никогда бы не догадался: вышел на сайт, где показаны кадастровые границы участков. В итоге выяснилось, что ферма-то маленькая, а забор огромный. Мы рассказали полиции о незаконном захвате земли, в том числе прибрежной территории, где мы копаем. Силовики связались с хозяином фермы, а он после этого — с нами. И разговор начался совершенно по-другому, спесь ушла, мы спокойно провели раскопки. После этого решили, что вообще хорошо бы ввести должность палеонтологического юриста.

Люди в массе своей не любят конфликты, а ученые — особенно. Поэтому силовые методы — не для них.

— Хотелось бы договариваться по-человечески. Для тех же карьеров можно было сделать какой-то хороший инфоповод, но руководство угольных производств почему-то всегда боится огласки. Может быть, отчасти это результат научного невежества. В итоге нам остается слушать об уникальных находках в Германии, Франции, Северной Америке и думать, почему ничего подобного нет у нас. А потому что палеонтологи просто не хотят тратить свою жизнь на бессмысленную борьбу. Если не нужны стране подмосковные динозавры — значит, не нужны. Если ситуация в России не изменится, то можно будет констатировать: российский мезозой мы потеряли.