Научная премия Сбера: что это, для кого и зачем?

Зачем давать ученым премии?

Наука — высококонкурентная среда, где множество специалистов в самых разных областях одновременно пытаются добиться новых и необычных результатов. Вдобавок к этому за последнюю сотню лет количество отраслей науки выросло, как и степень их специализированности. Образуются, как это обозначает профессор Санкт-Петербургской школы экономики и менеджмента НИУ ВШЭ Алексей Скоробогатов, «гетто выбранной области исследования — гетто, потому что за ее пределами решительно никому (даже среди коллег) непонятно и ненужно то, что ты делаешь». Та или иная отрасль науки, продолжает он, «это множество песочниц, в каждой из которых ковыряются несколько десятков человек. Все они разбросаны по миру, поэтому если ты разрабатываешь какую-то тему, тебе не с кем об этом будет поговорить, если не считать заграничных командировок».

Одновременно с этим любой ученый, пытающийся сделать что-то действительно новое, весьма амбициозен, и ему нужно определенное общественное признание, в том числе за пределами «его песочницы».

Большую сложность проблеме в наши дни придает то, что исследователи должны регулярно отчитываться в виде научных статей (часто это условие предоставления следующего гранта на дальнейшие исследования). Такие публикации по необходимости довольно компактны, но время работы над ними весьма велико. Над по-настоящему крупным научным результатом порой надо работать долго, и тогда перерыв между статьями будет очень большим. В результате к действительно сложным темам часто бывает «не подступиться». Тот, кто работает над ними, получает меньше признания в профессиональной среде, да и следующий грант ему получить сложнее, чем тому, кто берется за более мелкие темы, по которым может публиковаться и отчитываться куда чаще.

Здесь-то научные премии и выходят на первый план, позволяя не просто вознаградить исследователя за проделанную работу, но и дать ему мотивацию (и средства) для последующей научной деятельности.

Почему практика частных научных премий широко распространена?

Очень часто та или иная непростая научная задача выпадает из поля зрения государственных организаций, направляющих и финансирующих науку. Например, задача может быть слишком масштабной, ее решение — требовать слишком большого времени, а государственным научным организациям требуется отчитываться, отчитываться и еще раз отчитываться, причем каждый год, и не словами «мы продолжаем работать над доказательством теоремы Ферма», повторяемыми десять-двадцать лет подряд.

В такие моменты на сцене часто появляются негосударственные источники финансирования. Например, в 1637 году Пьер Ферма сформулировал свою знаменитую теорему. При всем ее огромном значении для математики, представить себе госфинансирование по этой теме не очень просто. Ученые пытались одолеть ее более 350 лет – какое бюджетное учреждение выделит средства на работу над таким поистине крепким орешком? Тем более что известный математик в 1961 году опубликовал целую книгу, поясняющую, почему Великая теорема Ферма не будет решена до скончания веков.

Ту книгу прочитал и наследник крупного нефтяного состояния Джеймс Вон. Загоревшись проблемой, он основал Фонд Вона, который финансировал конференции по теореме, и на одной из них случился прорыв, который привел британского математика Эндрю Уайлса к доказательству теоремы в 1994 году.

Разве Нобелевской премии недостаточно, чтобы наградить самых талантливых?

Почти все слышали об этой престижнейшей премии, в которой победители в каждой номинации получают фактически по миллиону долларов. Но вот о чем мы часто забываем: типичное время между совершением крупного открытия и получением Нобелевской премии за него составляет десятки лет.

А часто бывает и так: лучшие достижения известного исследователя никогда не будут удостоены Нобелевской премии. Возьмем Эйнштейна: его номинировали на Нобелевскую премию по физике за теорию относительности 60 раз. А получил он ее… вообще никогда. Крупные открытия отличаются от мелких тем, что очень много лет остаются с трудом понятными и (или) принятыми даже не публикой, но и многими учеными-современниками. Теория относительности была столь революционной, что Нобелевский комитет считал ее слишком спорной, чтобы давать за нее премию. И это при том, что сейчас ее принципы учитываются при работе каждого смартфона и спутникового навигатора, делая работу GPS точнее. Самую знаменитую на свете премию Эйнштейну дали не за теорию относительности, а за фотоэлектрический эффект, да еще и пополам с Нильсом Бором (сегодня это открытие считается несопоставимо менее значимым, чем теория относительности).

В случае с Эйнштейном все закончилось хорошо. С 1921 года его неоднократно награждали другими научными премиями, благо уже в то время их было огромное количество. Но это лишь подчеркивает необходимость иметь куда больше премий, чем одна только Нобелевская: ее даже сто лет назад не просто «на всех не хватало», ее иной раз не хватало даже самым лучшим.

В наши дни ситуация в этом смысле еще острее: ученых стало на порядки больше, чем было тогда, число новых научных статей выросло сходным образом. Даже отслеживать все выдающиеся научные достижения стало намного тяжелее, а уж охватить их премиями и подавно.

Кстати, как ни странно, но самые крупные призовые фонды в мире – вовсе не у Нобелевской премии. На сегодня лидер здесь – «Премия за прорыв» (Breakthrough Prize), учрежденная миллиардером Юрием Мильнером вместе с Марком Цукербергом и Сергеем Брином. Долларовый эквивалент премии в каждой из трех номинаций — три миллиона, примерно как три нобелевки. Вручаются они каждый год, и призваны стимулировать прорывные открытия в медицине, биологии, математике и фундаментальной физике.

Какой практический толк от этих премий для простого человека?

Часто можно услышать, что премии в наши дни достаются за слишком сложные вещи, практическая реализация которых если и случится, то вообще неизвестно когда. На самом деле все далеко не так просто. Есть масса примеров практически весьма полезных работ, за которые премии вручали и десятки лет назад, и буквально в последние годы.

Скажем, в 1956 году Нобелевскую премию за открытие транзистора получил Джон Бардин совместно с Уильямом Брэдфордом Шокли и Уолтером Браттейном. Транзистор — это простейшее полупроводниковое устройство с тремя выводами. Это изобретение радикально изменило весь мир, привело нас из индустриального в постиндустриальное общество — компьютеры, интернет, цифровизация всех сфер нашей жизни. Миллиарды таких транзисторов (разумеется, сильно отличающихся от образцов 1956 года, но сохранивших базовые принципы) образуют процессор устройства, с которого вы читаете эти строки.

А в 2019 году Акира Ёсино, Джон Гуденаф и Стэнли Уиттингем получили Нобелевку по химии за работы, давшие человечеству литий-ионные аккумуляторы. Без них, напомним, был бы невозможен практически ни один современный смартфон с очень тонким корпусом: другие накопители, не такие эффективные, как литий-ионные, туда бы просто не поместились. Не стали бы реальностью и электробусы, ездящие по Москве, массовые легкие ноутбуки, носимые устройства. Тесла не смогла бы производить современные электрокары без этой ключевой технологии.

Впрочем, премии вручают далеко не за одни только технические достижения. Скажем, в 2017 году Нобелевскую премию получил экономист Ричард Талер, как раз за то, что внес в современную экономическую науку много условного «простого человека». Показав нехватку рациональности в действиях субъектов экономики — то есть каждого из нас, он смог при помощи своих работ побудить правительства ряда стран более внимательно относиться к этой нехватке рациональности.

Среди прочего это привело к внедрению в Великобритании самой концепции субсидии на «зимнее топливо» — специального платежа, направленного на уменьшение зимней избыточной смертности среди британцев из-за недостаточно отапливаемых жилищ. Британские малообеспеченные семьи (в том числе пенсионеры), получая эту субсидию, могли позволить себе сжечь больше топлива, поднимая температуру дома до приемлемого уровня.

Избыточная смертность в Великобритании составляет десятки тысяч человек в год и связана с неосознаваемым «простым человеком» фактором: вязкость крови зимой резко увеличивается, поднимая смертность от всех причин, особенно среди пожилых людей. Талер был одним из первых, кто обратил внимание на проблему, а его работы — среди первых, что смогли предложить путь для ее решения

Может ли премия для одного ученого запустить целую научную школу?

В 1998 году в Японии вручалась награда «Голубая планета» (Blue Planet Prize), ее дают за значительный вклад в решение проблем окружающей среды. В тот раз она досталась российскому и советскому ученому Михаилу Будыко — первому, кто заявил о неизбежности глобального потепления и расчетно показал ее в своих работах. Сделал он это еще в 1971 году, когда остальной научный мир придерживался совсем другого мнения. На международной конференции, где он выступил с таким докладом, против были практически все зарубежные ученые, а в Nature до самого конца 1970-х выходили работы, допускавшие, что на Земле, напротив, идет глобальное похолодание.

Не заметить такое открытие японцы-учредители не смогли, а частью награды была денежная премия в примерно 400 тысяч долларов. Будыко испытал некоторые проблемы с их перевозкой в Санкт-Петербург, где жил сам, но это была половина вопроса. Второй было то, что ученый был в годах и справедливо полагал, что проживет недолго. Тогда он позвонил Жоресу Алферову (кстати, лауреату Нобелевской премии) и предложил потратить 200 тысяч долларов из премии на организацию при Физтехе имени Иоффе школы для молодых физиков. Школа была создана, хотя, как ни печально, упоминания о средствах, сыгравших такую роль в ее появлении, на стенах заведения до сих пор нет.

Почему научные премии учреждают компании, зачем им это?

Японская научная премия «Голубая планета», упомянутая выше, была учреждена японской компанией Asahi Glass Co. (подразделение корпорации Mitsubishi). Казалось бы, зачем, ведь это довольно далеко от целей ее бизнеса, связанного с производством стекла?

И все же такая связь существует. Asahi Glass Co. активно занималась (и занимается после переименования) биотехнологиями, непосредственно работая в отрасли, связанной с крупными экологическими проектами.

Сходная ситуация сложилась и со Сбером в России. В 2021 году, объявленном в нашей стране Годом науки и технологий, он учредил собственную ежегодную Научную премию Сбера. Она будет присуждаться в трех номинациях. Одна из них, «Цифровая вселенная», охватывает математику (включая математические методы в экономике), компьютерные науки и информатику, включая сюда искусственный интеллект и машинное обучение.

Понятно, что и математические методы в экономике, и искусственный интеллект с машинным обучением широко применяются в бизнесе самого учредителя премии.

Но ключевая задача частных премий все равно не в том, чтобы просто помочь своему бизнесу. Как сказал Герман Греф в отношении Научной премии Сбера: «Кто заставляет мир двигаться вперёд? Это люди — ученые, исследователи, преподаватели… Благодаря научным открытиям люди стали дольше жить, научились быстрее передвигаться по планете, передавать информацию за мгновение». Ключевое в премии – именно признание и поддержка тех, кому общество в целом – и бизнес как его неотъемлемая часть – обязано очень многим.

В чем отличия Научной премии Сбера от других, уже существующих?

Очень часто крупные премии приходят к ученым слишком поздно: когда их научная карьера, а то и жизнь, подходят к концу. Но ведь больше всего талантливый ученый нуждается в признании, мотивации, да и деньгах не тогда, когда стал известен и всеми признан, а когда он полон сил и находится на восходящей точке своей научной карьеры.

Чтобы учесть все нюансы, Сбер обратился за помощью к Константину Новоселову, лауреату Нобелевской премии по физике, профессору Национального университета Сингапура и университета Манчестера. Новоселов не понаслышке знаком с проблемой: в 1990-х он был аспирантом и очень хорошо знаком с недофинансированием в российской науке, что и подтолкнуло его с 1999 года начать работать за рубежом. Вот что он думает о новой инициативе Сбера: «Ключевая задача премии — поддержка ученых, работающих в России, которые занимаются наукой и находятся на пике своих исследований». Ключевые слова здесь – «на пике».

Константин Новоселов прекрасно осознает, что цель «поддержать на пике» не только благая, но и крайне непростая. Легко понять и сразу отметить, например, значение для науки первого снимка тени черной дыры, за который был вручен Breakthrough Prize 2020 года. Модели черной дыры в физике циркулировали с XVIII века, интерес к ним вернул Эйнштейн – но модели и вычисления все же одно, а реальный снимок тени – другое. Живое и неоспоримое подтверждение столетий теоретических изысканий – безусловный повод немедленно присудить премию.

Однако в науке бывают и куда менее наглядные, но не менее важные результаты. Как тут поддержишь премией «на пике», если надо сперва понять, кому ее стоит давать, а кому нет? Современная наука очень специализирована, и часто даже двум ученым из соседних разделов физики приходится тратить много времени, чтобы полноценно понять достижения друг друга. Новоселов констатирует: «Предстоит очень сложная работа по оценке и выбору победителей, но, несмотря на это, я считаю, что эта инициатива Сбера очень своевременная и правильная».

За что будут вручать премию Сбера?

У этой премии три номинации, в каждой из которых победителю будет вручаться 20 миллионов рублей.

Первая номинация — «Науки о жизни». Сюда входит биология, медицина и науки, связанные с сельским хозяйством. Ученый совет этой номинации возглавила Ольга Донцова, академик РАН, заведующая кафедрой химии природных соединений химического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.

Вторая номинация – «Цифровая вселенная». Здесь объединены и математика, и компьютерные науки с информатикой. Как мы уже отмечали, эта сфера практически стыкуется с деятельностью самого Сбера, включая искусственный интеллект и машинное обучение. И кто знает, быть может, работы лауреатов премии будут востребованы и в повседневной деятельности современного банка. Ученый совет в этой номинации — под руководством Александра Кулешова, академика РАН и ректора Сколтеха.

Третья номинация — «Физические науки». Она включает физику, химию, астрономию, науки о Земле и технические науки. Здесь ученый совет возглавил Алексей Хохлов, академик РАН и вице-президент РАН.

Решения о выборе победителя примут ученые советы и комитет, состоящие из авторитетных специалистов в каждой из этих тем.

Кому достанется Научная премия Сбера?

Для этого нужно, с одной стороны, внести значительный вклад в развитие науки и технологий на одном из трех описанных выше направлений. А с другой — премируемый ученый должен продолжать активную научно-исследовательскую деятельность с перспективой дальнейших значительных результатов.

Соискателем новой награды может быть и иностранный ученый. Правда, следует понимать, что часто слово «иностранный» в современном научном мире — некоторая условность. Дело в том, что за время «великого рассеяния» российских ученых в девяностых и нулевых годах многие из них оказались за рубежом и часто достигали там больших успехов. Тот же Константин Новоселов в соавторстве с Андреем Геймом за рубежом сделал ряд работ по физике, за которые они получили Нобелевку. У многих российских ученых масса учеников-иностранцев, уже успевших сколотить серьезные научные группы за рубежом, но они продолжают писать статьи в соавторстве с российскими исследователями. Однако от иностранных ученых будет требоваться, чтобы их научно-исследовательская деятельность была связана с российскими научными учреждениями или технологическими компаниями.

Конечно, самой большой интригой остается то, кто именно станет лауреатом в каждой номинации. Современная наука развивается быстро, и часто даже такие традиционные премии, как Нобелевская, получают те, о ком не подумал никто из следящих за этой темой наблюдателей; изредка премии даже застают врасплох и самих ученых-получателей. Что ж, остается лишь дождаться марта 2022 года — и первого вручения Научной премии Сбера.