Есть ли смысл, с научной точки зрения, в прочтении гигантского романа «Война и мир»? Если да, то в чем же он состоит, какая польза от этого? А если нет, почему это произведение до сих пор присутствует в школьной программе? Это нежелание изменять традициям?

Ответ на такой вопрос не может быть чисто научным, поскольку наука отвечает на вопрос о том, как достичь цели, но не как ее выбрать. 

Если цель — подготовить школьников к современной взрослой жизни, то нерационально занимать их время четырехтомным эпосом позапрошлого века. Педагогика говорит, что оптимальный объем художественной книги для внимательного чтения и анализа в старших классах — до 400 страниц (~700 тысяч знаков). «Война и мир» занимает около 1700 страниц, и такой большой текст может даже наносить школьникам психологическую травму, заставляя избегать в дальнейшем любых больших текстов.

Другое дело, если цель — формирование единого для страны культурного кода. В российской культуре роман «Война и мира», конечно, играет весьма заметную роль. Впрочем, не такую большую, как его текст: в нем практически нет крылатых фраз, философские и этические рассуждения во многом устарели, а в российский мемокод из романа вошли в основном Наташа Ростова да упоминание персонажей в анекдотах про поручика Ржевского. 

Впрочем, дело, конечно, не в одном этом романе. В школьной программе есть и другие весьма объемные и сложные произведения. Например, «Тихий Дон» Шолохова почти не уступает «Войне и миру» по объему — оба около трех миллионов знаков. «Преступление и наказание», «Доктор Живаго» и «Обломов» содержат по миллиону знаков, то есть заметно превышают оптимальный для школьников объем. 

Поэтому правильнее ставить вопрос не об одном большом произведении, а о самой идее превращения чтения художественной литературы в отдельную обязательную школьную дисциплину. Все-таки беллетристика — это по определению развлечение. Если изучать ее в школе, то почему там нет важнейших художественных фильмов, которые за последний век влияли на культуру куда больше, чем книги? Да и некоторые компьютерные игры вроде Civilization или The Last of Us — подлинные культурные шедевры, вдобавок еще и познавательными. 

В дореволюционных гимназиях, кстати, не было уроков литературы. Читали произведения древних греков и римлян, но для практики в древних же языках. А развлекательное чтиво было делом личным. На уроках словесности отрывки из произведений русских классиков использовали для иллюстрации изучаемых языковых явлений и риторических приемов, но задачи целостного анализа содержания литературных произведений не ставилось. Эта практика возникла только в советское время. 

В 1921 году появился первый рекомендательный список литературы для изучения в школах. Впрочем, заместитель наркома просвещения известный историк М. Н. Покровский считал тогда, что «нельзя отбить вкус к литературе лучше, чем введением ее в форме преподавания». Так что учителя сохраняли свободу преподавать по-своему, а к середине 1920-х годов литература практически исчезла из школьной программы как отдельный предмет. 

Однако в дальнейшем ее вернули уже как обязательный идеологический предмет. Первая программа со списком произведений и подробным объяснением их трактовки была подготовлена Государственным ученым советом при Наркомпросе в 1927 году. Новая версия — в 1931 году. А к 1939 году, после Большого террора программа по литературе была зафиксирована в мельчайших деталях: число часов на каждую тему, учебник для конспектирования и пересказа максимально близко к тексту, фрагменты текстов для заучивания наизусть. Фактически был сформирован советский литературный канон. 

При Хрущеве в конце 1950-х была надежда на некоторый пересмотр этого канона. Были и учителя, говорившие, что «Войну и мир» не нужно изучать в полном объеме, поскольку ученики не справляются с текстом. Однако в 1960 году новая программа лишь уменьшила число учебных часов, урезав зарубежную литературу и разрешив отдельные произведения изучать в сокращенном виде. В целом ситуация едва ли не ухудшилась.

В защиту предмета часто говорят, что беллетристика дает модели для обсуждения вопросов этики и эстетики. Это тоже идея советского периода, она набирает силу в 1980-х годах. Однако для изучения этики есть гораздо более подходящие материалы. Их можно подать в виде небольшого рассказа, эпизода из фильма, специально подготовленной этической задачи. Вдобавок и этические, и эстетические установки меняются во времени, а классические тексты, даже передовые для своего времени, часто фиксируют устаревшие представления о прекрасном. 

Конечно, школьников надо обучать внимательному чтению сложных текстов и формированию собственных развернутых письменных высказываний. Но почему при этом школа ограничивается именно беллетристикой — одним из самых легких и восприятии жанров? Ведь не менее важно уметь читать, анализировать и писать в разных стилях: юридическом, публицистическом, техническом, справочном, научном. А если уж говорить о беллетристике, то надо не столько обсуждать «что хотел сказать автор», сколько практиковаться в литературных и риторических приемах: как использовать метафоры и аллегории, как выбирать имена и писать диалоги, как формировать сюжет и как наполнять его деталями, как редактировать текст и готовить субтитры к видео, как самому сочинять стихи, в конце концов. И даже если обсуждать на уроках литературы содержательную сторону сюжетов, то было бы разумно не ограничиваться единым набором отобранных чиновниками текстов, а предоставить учителям возможность вводить в оборот разные произведения, которые им кажутся важными, в том числе и совсем свежие. Тогда у выпускников разных школ был бы тогда разный культурный бэкграунд, и вместе они делали бы нашу культуру более разнообразной.