Давно отзвучали новогодние поздравления президента, утих по их поводу народный сарказм. Утих до следующего года. А потом опять до следующего, и так далее, пока не сменится политический лидер. Сначала его будут любить, а потом... все сначала.
©Wikipedia
Почему мы боготворим своих вождей, а потом предаем их анафеме? Именно потому, что боготворим. Но зачем вообще боготворить? Об этом в своей работе «Массовая психология и анализ человеческого Я» рассказал еще Зигмунд Фрейд. Но обо всем по порядку.
Простота и чрезмерность чувств, отсутствие сомнений и колебаний, импульсивность, изменчивость, раздражительность – все это черты толпы. Масса столь же нетерпима к авторитету, сколько и доверчива к нему. Она хочет, чтобы ею владели и подавляли. В ней безо всякого противоречия могут уживаться совершенно противоположные идеи. Масса подвержена магической силе слова и никогда не жаждет истины, требуя иллюзий. Масса легко заражается чувствами и усиливает их во много раз. Масса способна не только на грандиозное разрушение, но и на грандиозный героизм, который едва ли присущ тем же людям, когда они не входят в массу. Масса не выносит никакой отсрочки в выполнении своих желаний и требует удовлетворения их немедленно.
Каковы бы ни были люди, составляющие массу, каков бы ни был их образ жизни, занятия, характер, интеллект – одного превращения их в толпу достаточно, чтобы у них появилась «коллективная душа», заставляющая самых разных людей чувствовать, думать и действовать совершенно иначе, чем думал, действовал и чувствовал бы каждый из них в отдельности.
Любовь Заева: «Всевластие делает лидера подобным Хроносу, который пожирал своих детей (вспомним Гитлера или Сталина). Поэтому масса – дети – склонны целовать жесткую руку, устанавливающую некий порядок и некую систему, и в ненависти бунтовать, чтобы не быть уничтоженными гневом или страхом лидера – отца».
Масса может быть высокоорганизованной – или просто толпой. Вторая отличается лишь тем, что ей не хватает вождя. Но толпа его жаждет: как только он явится, она превратится в организованную массу.
Свойства такой массы Фрейд рассматривает на примере церкви и армии. Заметьте: они обе защищены от распада применением определенного насилия по отношению к своим членам. И там, и там есть глава: в церкви – Христос, в войске – главнокомандующий. В обеих массах существует ложное убеждение, что этот глава любит одинаково всех индивидов, входящих в массу. «От этой иллюзии зависит все, – пишет Фрейд. – Если она исчезнет, тогда немедленно, поскольку позволяют внешние условия, распадутся как церковь, так и войско».
Связь каждого индивида с Христом является и причиной их привязанности друг к другу. То же самое – в армии. «Таким образом, – делает вывод Фрейд, – в этих массах каждый индивид либидинозно привязан, с одной стороны, к вождю (Христос, полководец), а с другой – к остальным индивидам». Это демонстрирует и феномен паники, которая возникает в случае распада массы. Когда перестает существовать взаимная привязанность, и каждый начинает заботиться о себе, возникает большой и часто бессмысленный страх.
Впрочем, есть мнение, что массу связывает вовсе не «любовь» друг к другу, а банальный страх перед силой той же самой толпы. Отдельный человек просто боится противостоять ей. У этой теории есть один недостаток – она не учитывает вышеназванного героизма толпы и преобладания интересов массы перед личными интересами каждого своего члена. Если наблюдать за массой, можно увидеть, что люди в ней мало подвержены страху, способны на высокодуховные поступки, ради которых могут принести в жертву даже свою жизнь.
Дмитрий Ольшанский: «Вождь нации является символическим отцом, на которого переносятся все амбивалентные чувства, связанные с родителем: и зависть, и ревность, и желание подражать, и желание низвергнуть, и любовь, и агрессия».
Именно эти явления Фрейд связывает друг с другом, а затем – и с психологией массы. Всем наверняка известен феномен идеализации любимого человека. Сексуальный объект переоценивается, не подвергается критике, все его качества кажутся лучше, чем качества нелюбимых людей. При сильном вытеснении у многих людей создается впечатление, что объект любим именно в силу этих качеств. В действительности, конечно же, дело обстоит наоборот, откуда возникает и неизбежное разочарование влюбленного, который чрезмерно идеализировал своего партнера до того, как прошел этап чувственной любви. Кстати, чем более «плох» объект в реальности, тем, как правило, сильнее его идеализация в голове влюбленного: действительно «хорошего» человека сильно идеализировать нужды нет. Фрейд добавляет: «При некоторых формах любовного выбора становится даже очевидно, что объект служит для замены своего собственного Я-идеала». Иначе говоря, в партнеры мы выбираем тех, кто, как нам кажется, является нашим собственным совершенным Я.
Фрейд проводит параллель между влюбленностью и гипнозом: то же покорное подчинение, отсутствие критики к гипнотизеру и личной инициативы. «Нет никакого сомнения, что гипнотизер занял место Я-идеала», – пишет Фрейд. Отношение между гипнотизером и гипнотизируемым – это тоже своего рода масса, хотя и состоящая всего из двух человек. Их отношения – нечто среднее между влюбленностью и отношением толпы к своему вождю.
Итак, масса составлена из множества индивидов, поставивших своего вождя на место своего Я-идеала, и потому идентифицировавшихся друг с другом. Именно поэтому массе жизненно необходим лидер, без него она становится хаотичной, неуправляемой, а главное – саморазрушаемой. Она превращается в зверя по отношению к своим же собственным членам.
Дмитрий Рождественский, психолог-консультант психоаналитической ориентации, обучающий аналитик и супервизор Национальной Федерации Психоанализа, кандидат психологических наук: «Откуда у русского человека берется мазохистская жертвенность во имя идеи? Российский этнос – сущность, в первую очередь, коллективная. Русский человек – клеточка единого целого. Он не сумел сепарироваться (отделиться – NS) от матери-России. В русских сказках проскальзывает ужас индивидуализации: репка, которую тянут из земли».
Это не афоризм. Вождь – это не кто иной, как «альфа-самец» первобытной орды человекообразных обезьян. Вождь – символический «отец» любого мужчины (в прошлом мальчика). В свое время этот мальчик идентифицировался со своим отцом, как с идеалом.
Фрейд объясняет: «С другой стороны, идентификация является выражением враждебных чувств по отношению к отцу (чаще всего совершенно неосознаваемых – NS), так как мальчик идентифицируется с ним, чтобы занять его место рядом с матерью. Таким образом, идентификация амбивалентна с самого начала, она может служить выражением нежности, равно как и желанием устранить отца».
– Вождь нации является символическим отцом, на которого переносятся все амбивалентные чувства, связанные с родителем: и зависть, и ревность, и желание подражать, и желание низвергнуть, и любовь, и агрессия, – говорит известный петербургский психотерапевт-психоаналитик Дмитрий Ольшанский. «Он выступает для нас как образец, или помощник, или соперник», – писал Фрейд. Это не является специфической чертой русских и характерно для всех народов. Все они испокон веков обожествляли своих вождей, и эти верования никак не связаны с эпохой или уровнем развития цивилизации. Например, японский император до сих пор считается прямым потомком богини Аматэрасу, хотя это одна из наиболее высокотехнологических цивилизаций, с четко отточенной демократической формой управления, при которой император является символом нации и в его руках нет никакой реальной власти.
Любовь Заева: «Желание украшать стены портретами вождя восходит к древнейшим временам тотемизма, когда животное или черепа предков служили защитой от несчастий и сулили силу».
– Особенность России в том, что здесь нет разделения властей, – продолжает Дмитрий Ольшанский. – Все нити управления сходятся в руках одного человека: он и символ нации, и глава государства, и главный сантехник, и еще титул «отца народа» ему хотят вернуть.
Даже освобожденный недавно Ходорковский заявил, что вышел на свободу по прямому указанию президента Путина. О чем это говорит? О том, что президент страны рисуется в сознании граждан источником всех решений и ответственным абсолютно за каждую мелочь, которая происходит на территории страны.
Кроме того, никакой реальной сменяемости власти нет, поэтому отождествление власти и главы исполнительной власти, и обожествление правителя – процесс довольно предсказуемый. В России власть олицетворяется всегда с конкретным помазанником, который находится у власти пожизненно и передает трон преемнику. Выборы служат лишь ритуалом легитимации преемника, никаких реальных выборов в России не было уже двадцать лет.
В тех же странах, где власть представлена не конкретным лицом со своими наклонностями, пристрастиями и патологиями, а безликой исполнительской машиной, вождизм намного ниже. Например, в Англии премьер-министр может меняться, но на жизни людей это принципиальным образом не скажется, и ни при каком премьере Англия не станет жить хуже Нигерии, тогда как в России от решений одного человека зависит почти все – по крайней мере, люди думают именно так. Перефразировав классика, можно сказать: президент в России больше, чем президент.
– Наша психика так устроена, что в нее изначально вписан глобальный «файл» Отца, – говорит специалист Европейской Конфедерации Психоаналитической Психотерапии Любовь Заева. – Не только отца биологического, но и Отца как некой основополагающей системы устройства социума, мира и даже мироздания. Бог ведь не случайно – Отец Небесный.
Лидер страны в восприятии граждан всегда несет в себе проекции каждого из них, состоящие из осколков представления о некоем идеальном отце. На «генетическом» уровне все мы вынесли глубинную информацию, что именно отец-Вождь способен и должен возглавлять племя. Вождь всегда подобен Богу, отсюда бессознательное желание относиться к лидеру как к священной корове, идеализировать его. Отсюда – желание украшать стены портретами вождя, которое восходит к древнейшим временам тотемизма, когда животное или черепа предков служили защитой от несчастий и сулили силу.
Но идеализация – это процесс, который в финале имеет всегда один исход: обесценивание, уничтожение, ненависть. Без этой амбивалентной пары – «любовь-ненависть» – не смогла бы осуществиться ни одна революция, ни одна смена власти. «Король умер, да здравствует Король!» – в сущности, ненависть к Отцу и представлена Эдиповым комплексом. Чтобы стать значимым, сын должен обойти отца, доказать, что тоже сможет стать отцом, но и отец должен изгнать сына. Что это, как не борьба за власть, когда преемники отодвигают лидера и метят на его место – как если бы еще вчерашний несмышленыш-сын, которому позволяли ползать под столом, вдруг замахнулся на самого Вождя.
Быть лидером – это всегда двойственная позиция. Лидер всевластен, как Бог, и идеализация народом дает ему много энергии. В ней он купается, как в лучах солнца. Но всякий лидер, как любой отец, смертен. И всегда найдется сын, который напомнит о своих правах быть не менее значимым. Всевластие делает лидера подобным Хроносу, который пожирал своих детей (вспомним Гитлера или Сталина). Поэтому масса – дети – склонны целовать жесткую руку, устанавливающую некий порядок и некую систему, и в ненависти бунтовать, чтобы не быть уничтоженными гневом или страхом лидера – отца.
Каждый человек, объясняя свою позицию по отношению к лидеру страны, на самом деле рассказывает и о своей личной истории, о своих страданиях из-за слишком мягкого или жесткого отца, или о своих невзгодах из-за беспечного отца, или о своем счастье от общения с отцом справедливым, устанавливающим закон и порядок без «пожирания» детей.
Лидер – это всегда скопление массовых и индивидуальных проекций. Мы вмещаем в него все, что хотели бы получить, но так и не получили от своего реального отца, вмещаем свои ожидания идеального отца. Получается, что лидер – это массовая иллюзия. Это Отец, который во многом фантазируется, в реальности же его как бы и не существует. Он есть в представлениях, в ожиданиях людей – и он исчезает, как только исчезают представления о его идеальности. И тогда наступает смерть лидера – в виде окончания карьеры, забвения, а часто – и гибели.
Дмитрий Ольшанский: «В России власть олицетворяется всегда с конкретным помазанником, который находится у власти пожизненно и передает трон преемнику. Выборы служат лишь ритуалом легитимации преемника, никаких реальных выборов в России не было уже двадцать лет».
«Прямые сексуальные стремления неблагоприятны для массы», – писал Зигмунд Фрейд. Тут мы вспоминаем запрет на проявления любовных отношений на публике, и табуированность секса вообще, которые существовали в СССР. Подобные проявления «заразительны», и заставляют индивидуума обособиться, отрывают его от главного дела в жизни – «строительства социализма».
Далее Фрейд уточняет: «Также неблагоприятна для массы влюбленность». Вспоминаем столь часто встречаемое неприятие женой друзей своего мужа (которые тоже являются коллективом, массой), и наоборот, неприятие жены или подруги своего товарища этими друзьями. Фрейд добавляет: «Поскольку невротические симптомы – есть производные вытесненных, но оставшихся активными сексуальных стремлений, невроз также действует на массу разрушающе, так как человек становится так же одинок, волен в своем неврозе, как и при влюбленности». Вспомним о «табу» психических заболеваний в СССР, в обществе социализма все должны были быть «нормальными», обращение к психологу было постыдным занятием, которое в силу этой традиции продолжает оставаться таковым по сей день.
Наши эксперты:
Любовь Заева, специалист Европейской Конфедерации Психоаналитической Психотерапии
Дмитрий Ольшанский, психотерапевт-психоаналитик
Комментарии
Начало статьи вроде имело какое-то отношение к заглавию, а потом скатились в вообще к неотносящимся к делу неврозам