Филологи ТюмГУ исследовали динамику, смыслы и мотивы в судьбе и творчестве Михаила Пришвина.
Михаил Пришвин со своей собакой по имени Жизель
Впервые это сделано в контексте «пространственного поворота» современного гуманитарного знания, то есть в связи с топологией мест проживания. В исследовании ученые также обозначили биографическую и художественную версии сибирского сюжета (сюжета открытия, завоевания и освоения Сибири) писателя.
Работа возникла прежде всего потому, что в современной науке появились новые возможности для изучения сибирской темы в творчестве Пришвина. Они связаны с двумя факторами. В первую очередь, с завершением в 2017 году публикации «Дневников» Пришвина в их полном объеме (1905–1954 года), что, вероятно, приведет к переосмыслению привычных постулатов пришвиноведения.
Кроме того, в современном изучении творчества Пришвина интересен так называемый «пространственный поворот» в современной гуманитарной науке, связанный с ландшафтно-географическими образами и мифами.
«Важен тот факт, до сих пор ускользавший от внимания исследователей, что Пришвин был в Сибири трижды и каждый раз маршрут его путешествия менялся, становясь все более протяженным, – рассказала профессор кафедры журналистики ТюмГУ Наталья Дворцова.
– В 1889-1892 годах Пришвин предпринял самое короткое путешествие в Азию, границей которого становится первый русский город в Сибири – Тюмень (основан в 1586 году). В 1909 году маршрут сибирского путешествия писателя значительно увеличился.
И не случайно отправной точкой его становится, как об этом свидетельствует «Сибирский дневник», именно Тюмень, а не граница Европы и Азии, как в первом путешествии. Маршрут путешествия 1909 года был таков: Тюмень – Омск – Павлодар – Каркаралинск – Тюмень. В 1931 году Пришвин совершает третье и самое протяженное путешествие по Сибири – от Уральских гор до Тихого океана.
В этом году Пришвин, как известно, побывал на Урале и Дальнем Востоке. Это те территории, которые с географической точки зрения представляют собой границы Сибири. На этот раз он проехал весь путь, который русские первопроходцы прошли в XVI–XIX веках».
Сибирский текст Пришвина, структурированный прежде всего маршрутами трех его путешествий, включает в себя «Кащееву цепь» (1922–1928, 1954 годы) и «Дневники» в их полном объеме (1905–1954 года), а также такие произведения, как «Черный араб» (1910), «Заворошка» (1913), «Архары» (1921), «Жень-шень» (1933) и «Золотой рог» (1934).
Как считает Наталья Дворцова, доминантой сибирского сюжета писателя является образ Сибири, как России и русского пути в небывалое: «Сибирский сюжет Пришвина, меняющийся во времени (от 1889-го до 1954 год) и пространстве (от границы Европы и Азии, первого русского города в Сибири, Тюмени, до берегов Тихого океана), представляет собой не только путь самосознания писателя (открытия своего в чужом и чужого в своем), но и путь познания России».
Сибирский сюжет оказался средоточием важнейших мотивов творчества Пришвина: русской мечты «попытать счастья» на новых местах («собирания русской земли»), народного пути в небывалое и осударевой дороги русской истории («пота труда» и «крови» государственного насилия), сотворчества человека и природы (индустриального освоения и сокровенной природной жизни Сибири).
Свое первое «путешествие в небывалое» – так Пришвин называет свой путь в Сибирь в 1889 году – он ставит в ряд странствий «на новые места» своих предков-купцов и былинного Садко, хрущевского крестьянина Гуська, Ермака и своего дяди Ивана Игнатова, уехавшего в Сибирь за счастьем из староверческого купеческого дома в Белеве и превратившегося в Сибири, где «все можно», в «знатного пароходчика».
Эти странствия в поисках небывалого он называет собиранием русской земли и началом всякого, в том числе исторического творчества. Осударевой дороге русской истории в 1954 году Пришвин противопоставляет иной – народный путь в небывалое. Самым очевидным народным путем исторического творчества небывалого становится у Пришвина русский путь в Сибирь.
Как отмечает филолог, итогом пришвинского освоения Сибири станет мысль писателя о контрасте и противостоянии двух миров: природной жизни Сибири и индустриальной идеи большевиков.
«Из всего, что я видел в Сибири по пути на Дальний Восток, больше всего мое внимание остановил контраст двух миров, Сибири как страны лесов, рыбы, диких зверей, первобытного человека и Сибири новой, индустриальной», – пишет он. Выхода из противостояния этих двух миров, которые Пришвин в символическом плане соотносит с потом труда и кровью (государственного насилия), он не видит.
Для Пришвина «Сибирь – богатейшая страна. Сибирь – необъятное пространство. Сибирь – золотое дно, страна обетованная». В Сибири иные представления о пространстве. «Масштаб тут приблизительно такой: у нас десять, у них – сто», – пишет он.
Открывая для себя природу Сибири, писатель задумывается о создании того, что он назовет художественной географией. У Пришвина она космична, ее основные образы – земля-ковер, степь-лицо, звезды – в их обыденном восприятии и трансцендентном измерении. Пришвинской геопоэтике Сибири еще предстоит быть изученной, считает профессор.
