Вот уже четыре года кандидат исторических наук Южно-Уральского государственного университета Андрей Авдашкин посещает халяльные кафе, теплицы, мигрантские общежития и хостелы, восточные рынки и парикмахерские с познавательной целью. По словам ученого, комплексного системного понимания, что же происходит в этих закрытых сообществах, нет ни у властей, ни у общества. Поэтому необходимо восполнить эти пробелы, чтобы выработать рекомендации по проблемам миграции и межэтнических отношений. Национальный вопрос, по его мнению, так или иначе встанет остро. Уже сейчас возникают резонансные социальные конфликты, которые оцениваются сквозь призму «свой-чужой», и на которые государству придется реагировать. Первым шагом может быть более тесное взаимодействие чиновников и силовых структур с научным сообществом.
Челябинские ученые выяснили, по какому принципу формируется инфраструктура для мигрантов в российских городах / © Getty images
Ученый собирает материал для исследования в рамках гранта Российского научного фонда. Исследование посвящено тому, как выходцы из Средней Азии и Китая осваивают городское пространство.
«Всякая ситуация, когда поблизости от «нас» концентрируется «другой», «чужой» – другой культуры, веры, происхождения – вызывает определенный дискомфорт, опасность, чувство страха, – рассказывает старший научный сотрудник лаборатории миграционных исследований ЮУрГУ Андрей Авдашкин. – В России миграционная активность повысилась в середине нулевых, начался период экономического подъема. Активизировался строительный сектор и на стройках появилось много трудовых мигрантов из Узбекистана и Таджикистана. Развивался сектор услуг, росла торговля. На пике и только на основании патентов в 2013 году работало около одного миллиона 400 тысяч граждан Узбекистана».
Однако, ученый утверждает, что несмотря на увеличение численности иностранной рабочей силы извне, реальных анклавов в нашей стране нет. В российских городах есть так называемые «районы концентрации мигрантов» – это локации, где приезжих проживает чуть больше, чем в среднем по городу. Например, если в среднем по городу два процента, то в районах концентрации – 10-15. В сложившемся анклаве, как, например, в Европе, доля мигрантов составляет больше половины от всего населения.
У районов концентрации мигрантов есть своя логика формирования. Должно совпасть несколько условий: наличие кластера рабочих мест и жилье эконом-класса в шаговой доступности. Дешевое жилье, которое не востребовано местными жителями, занимают либо молодые семьи, либо приезжие из сельской местности, либо мигранты. Как правило это самые непрестижные городские кварталы, рядом с промышленными предприятиями, с домами 1950-1960-х годов застройки. Обычно съемные квартиры переходят из рук в руки. Одна семья мигрантов съезжает, и велика вероятность, что они эту квартиру порекомендуют своим знакомым, друзьям и родственникам.
Найдя работу и жилье, приезжие начинают обустраивать комфортную для себя инфраструктуру: открывать этнический общепит, религиозные объекты, парикмахерские и даже медицинские центры. Последнее больше характерно для Москвы, но и на Южном Урале есть примеры. В Троицке долгое время располагался билборд, на котором рекламировались услуги специалистов из Кыргызстана: хирурга, дантиста и ортодонта – зубоврачебня, в том числе для «своих». Такие центры открываются из практических соображений: здесь необязательно знание русского языка, ниже цены, а персонал не задает лишних вопросов. К тому же, женщины-мусульманки категорически не пойдут к врачу-мужчине.
Историк Андрей Авдашкин собирает материал с 2019 года, большая часть его исследований посвящена Челябинску, Магнитогорску и Екатеринбургу. Немало материала собрано в Красноярске, сельских районах Урала. И хотя сеть этнологического мониторинга существует в России с 1993 года, уральские города очень редко попадали в поле зрения ученых.
Большую часть сведений ученый получает «из первых рук»: от самих мигрантов и людей, которые живут рядом с ними. Много пользы приносит включенное наблюдение, вплоть до трудоустройства в тот или иной коллектив. Андрей Авдашкин специально гуляет в районах концентрации мигрантов, вступает в контакт, беседует, ненавязчиво выясняет, где эти люди живут, работают, каков их жизненный опыт. За это время он взял десятки экспресс-интервью, даже в такси он незаметно интервьюирует водителя. Более ценную информацию дают глубинные интервью, когда удается наладить контакт и побеседовать обстоятельно. Весь этот материал соотносится с другими источниками (архивные документы, материалы медиа, статистика, результаты исследований других авторов).
Как выяснил ученый, многие моменты схожи во всех российских городах. Кроме того, многие стереотипы о приезжих далеки от реальности. Например, сильно преувеличены наши представления об их солидарности (буквально жонглирование понятием «диаспора» в публичном пространстве). Также неверно говорить о неопрятности мигрантов – порой они вынуждены селиться максимально плотно из экономических соображений, игнорировать какие-то нормы из-за жесточайшего административного прессинга, неформального давления и так далее.
По словам ученого, комплексного системного понимания, что же происходит в этих закрытых сообществах, нет ни у властей, ни у общества. Поэтому необходимо восполнить эти пробелы, чтобы выработать рекомендации по проблемам миграции и межэтнических отношений. А то, что «национальный вопрос» так или иначе встанет остро – нет никаких сомнений. Уже сейчас возникают резонансные социальные конфликты, которые оцениваются сквозь призму «свой-чужой», на которые государству придется реагировать. Первым шагом может быть более тесное взаимодействие чиновников и силовых структур с научным сообществом.
Комментарии
Тема интересная, но статья ее не раскрывает, не говоря о том что все выводы, как бы и до этого были известны.