Этот древнегреческий город долго не могли найти, хотя писали о нем очень многие: Страбон, Птолемей, Стефан Византийский. Поиски длились многие сотни лет, а обнаружил его в Керченском проливе советский школьник Леша Куликов. Школьник позже станет известным археологом, а Акра — одним из самых загадочных городов античности. Мало того что она почти вся находится под водой, уникальна ее сохранность. Раскопано всего два процента территории города. Naked Science погрузился в буйные волны Черного моря, чтобы узнать о сложных отношениях подводных археологов с керченскими ветрами, выяснить «где золото, а?» и почему у ученых чистая совесть.
Подводные археологи — как птицы: то и дело улетают в теплые края (из Питера и Москвы — в Крым: костяк экспедиции составляют ученые из обеих столиц) и рано встают.
Потому что утром море спокойнее и можно нырять. Так что мы едем на раскоп с рассветом. Садимся в микроавтобус с половиной команды археологов — остальные уже на раскопе.
— Я — Ольга, журналист, — представляюсь.
— Я — Денис, и я не знаю кто я, — откликается водитель микроавтобуса.
На самом деле, Денис — профессиональный водолаз, спасатель и археологический художник.
— И сколько вас здесь?
— Мы точно не знаем, — снова шутят археологи.
Раскопки Акры — типичная академическая экспедиция (или, как тут говорят, академка), принять участие в ней — почет и уважение для любого археолога. Поэтому приехать сюда хочет каждый — даже за свой счет, волонтером, поэтому одни люди уезжают, другие приезжают — число участников непостоянное. При этом народ серьезный: археологи и историки, имеющие сертификаты дайверов. Волонтеров со стороны, как во многих археологических экспедициях, здесь не принимают. Одна проблема — времени на раскопки выделяют, как на всякую «академку», — месяц, от силы — полтора. Обычную экспедицию провести можно, а вот ту, которая зависит от вывертов капризной керченской погоды, — сложно.
Минут пять от нашего лагеря — и наша машина оказывается на узкой полоске берега. По одну сторону от нас рыбацкие хижины, по другую — вагончик и навес археологов с аккуратными кучками глиняных черепков и надписью: «Внимание! Работает археологическая экспедиция. Посторонним вход воспрещен!» Солнце над нами уже готово к превращению отдыхающих в тюленей, а море бунтует. Купаться можно — копать под водой нельзя: она слишком мутная. Всему виной — шквальный ветер, который дует здесь почти постоянно. Это и понятно, Керченский пролив — место встречи двух морей: Азовского и Черного.
— Погода всегда такая? — спрашиваю у людей под навесом.
— Сейчас по больному бьете, — откликается Виктор Вахонеев, старший научный сотрудник Института истории и материальной культуры РАН.
Из-за ветра в прошлом году археологи смогли поработать под водой всего четыре дня (!) из месяца, который выделили им на раскопки. Остальное время — работа на наземном шурфе. Воды в нем, кстати, тоже хватает — рядом море: чуть копнул — уже по колено в воде.
— Там вода стоит, поэтому скажете в своей статье, что он подводный, — шутит руководитель экспедиции, младший научный сотрудник Института истории и материальной культуры РАН Павел Горбунов. Надежда увидеть настоящую работу подводных археологов (не по колено в воде, а именно под водой) тает — на море предательские барашки.
Хотя один из них, студент-практикант из ВШЭ Александр, уже там. Прямо под надувной лодкой, на которой установлена помпа с эжектором. По длинным шлангам устройство перекачивает грунт из раскопа на берег, где в поисках находок его внимательно просеивают через сито. Крупные предметы археологи кладут в специальную сумку, мелкие — попадают в шланг. При этом под водой тоже копают, все как на земле — маленькими садовыми лопатками, подавая ил и песок в «водяной пылесос». Но ветер усиливается и Павел дает команду вытаскивать лодку на берег — чтобы не унесло. Александр в гидрокостюме выходит из моря, но не с пустыми руками — он успел найти обломки крупных амфор.
Кроме ветра, у подводных археологов есть и другие враги: в море им досаждают медузы, а на суше — земляные осы, строящие гнезда прямо посреди раскопа. И те, и другие жалят ученых со всей злостью, на которую только способны мелкие существа. Окруженный возмущенными осами, участник экспедиции Игорь Арсентьев из Государственного Эрмитажа стоит по колено в топкой жиже и монотонно скребет камни круглым штукатурным ковшом, накладывая получившуюся грязь в ведро. Рядом гудит помпа, отсасывающая из раскопа воду. Вокруг ямы собрались сочувствующие.
— Грязная работа, — прерываю молчание.
— Зато совесть чистая, — откликается Александр. — Мы думаем, что это был пол, — показывает он на плоские камни, которые пытается очистить Игорь. — А вот стены, видите, прямо под полом — это более ранняя постройка. Хочется зачистить щеткой, как на обычном раскопе, но в такой грязи можно что-то упустить, поэтому приходится вот так шкрябать.
— Ты уж извини, Игорь, но я не могу к тебе спуститься, — говорит Павел Горбунов, виновато глядя на товарища.
— Я тебе ботинки дам, — издевательски заявляет Игорь.
— Тебе не только ботинки, но и шорты придется мне отдать…
Археологи пока делают пробные, точечные шурфы, чтобы расширить сухопутные границы города и понять его размеры (пока они считают, что он занимал около шести гектаров). Так что ям всего две. Их раскопают, достанут артефакты, потом сделают зарисовку и снова засыплют землей. Это называется консервацией раскопа. В следующем году будут копать в другом месте. Впрочем, все не зря — только с этого шурфа археологи подняли две амфорные пробки, причем с орнаментом.
Керамика — основной элемент античного культурного слоя.
— Так же, как наш мир оставит после себя пластик, — говорит Виктор Вахонеев, сидя на корточках под навесом. Вокруг него — кучки битых черепков. — Мы же город копаем — не кладбище, здесь в основном керамика. Она хрупкая, поэтому в мусор попадала чаще. И еще в отличие от дерева она не перегнивает.
А вообще за всю историю раскопок археологи нашли здесь не так мало — в 2015 году золотую витую серьгу в форме головы льва, а в прошлом — бронзовый перстень с изображением богини Афродиты. Так что на извечный вопрос «золото-то нашли», с которым праздные отдыхающие то и дело пристают к серьезным археологам, можно ответить утвердительно.
Еще из интересных находок — пять деревянных гребней. Это важно, потому что о деревянных предметах древности известно катастрофически мало — дерево сохраняется крайне плохо. Но в воде оно запечатано в глине без доступа кислорода.
— Гребни имели две стороны: с крупными и с мелкими зубцами, — объясняет Виктор. — Мелкие, чтобы вычесывать всякую живность, а крупные — чтобы быть красивым. Вот вам маленький аспект быта тех времен.
Вместе с научным сотрудником отдела античного мира Государственного Эрмитажа историком Еленой Арсентьевой Виктор сортирует материал. В этот момент обычный туристический тент превращается в керамичку, тачок или камералку, в переводе с археологического сленга — место, где происходит камеральная обработка. Именно сюда поступают все находки с подводного и наземного раскопов. Здесь их чистят и сортируют. А потом идентифицируют и заносят в статистические таблицы. Ручки амфор отдельно, стенки сосудов — отдельно.
— Разные центры производства использовали разную глину и разные примеси, которые они добавляли в качестве отощителя (добавки, уменьшающей пластичность глины и увеличивающей ее прочность. — NS), — продолжает археолог. — Возьмите этот кусок, видите: он блестит. Это слюда. Если мы будем знать, где были источники слюды, мы будем знать и откуда эта глина. А вот, видите, черные точечки? Они нужны, чтобы глина была более прочной. Потому что чистая глина при обжиге растрескается. Это как цемент — если вы замесите только его, у вас ничего не получится, для прочности надо добавить песка.
Когда эти данные занесут в статистические таблицы, станут понятны нюансы быта жителей Акры.
— Мы сделаем вывод, что в третьей четверти IV века до нашей эры основной импорт был из такого-то центра производства, две тысячи лет назад в основном торговали с тем-то городом, — объясняет Виктор. — Это уже воссоздание исторической информации. К примеру, сейчас мы разбираем списки IV века до нашей эры и у нас в 80 процентах случаев керамика идет из Гераклеи Понтийской, острова Иос и древнегреческого города Менде.
Среди гор керамики можно заметить сиротливые кучки костей животных и рыб (в том числе, осетров), а еще шелуху лесного ореха и бобовых. Так что питались акрийцы точно не хуже нас. И это несмотря на то, что Акра была небольшим сырьевым и портово-рыбацким городом, каких хватало и в колониях, и в самой Элладе. Греки вообще занимались производством того, что историки называют «золотой триадой»: зерно, оливка, виноград.
Основная деятельность местного населения — выращивание пшеницы. Босфор в принципе был одним из главных поставщиков зерна в те же Афины в IV веке до нашей эры. В «сердце Греции» даже устанавливали благодарственные надписи босфорским царям за предоставленное зерно. Сельское хозяйство — основа экономики Древней Греции, поэтому вокруг Акры были сельхозполя. Кроме зерна, здесь производили оливковое масло и вино, ловили рыбу (археологи находят не только кости морских гадов, но и множество свинцовых и керамических грузил) и торговали с проходящими судами.
Вообще Акра была расположена в очень удобном, по меркам прошлого, месте — на мысе Такиль, за которым начинается Черное море. Корабли, которые шли через пролив в Азовское, непременно заходили сюда (море в этой части пролива не замерзало). Но был и минус — бесконечные ветра и подмыв города. Большинство античных городов все-таки располагалось выше — на скалистых берегах или еще дальше вглубь на суше.
Уже в римскую эпоху, когда город немного сместился внутрь территории, археологи нашли здесь свинцовое письмо I века до нашей эры, в котором руководитель города предписывает провести работы «по осушению городских святилищ». Это прямое письменное свидетельство того, что затопление было реальностью акрийцев.
Возле «керамички» на кафешном пластиковом стуле за таким же круглым столом сидит молодая девушка и рисует. Девушку зовут Арина Старикова и она волонтер, преподаватель латыни и древнегреческого, археологический художник и просто «свободный человек». Задача у нее довольно нудная и в то же время не терпящая приблизительности — делать зарисовки всех сколько-нибудь важных предметов, которые нашли археологи.
— Здесь слева то, что видим мы, а справа — в разрезе, — показывает Арина рисунок ножки амфоры. — А это венчики в разрезе — по ним определяют размер сосуда. А вот ручка в разрезе, а это пальцевой налеп…
Сосуды, к слову, попадаются разные: есть пифосы (те самые, в одном из которых, согласно легенде, жил Диоген), а есть маленькие кувшины. Встречается знаменитая древнегреческая черно- и краснолаковая керамика. Лак — условное название. По сути, это та же глина, только жидкая, которой покрывался сосуд, а потом обжигался.
— Вот видите, какая дырочка, — показывает Арина кусочек черепка, покрытого черным лаком. — Сосуд разбился, а потом его скрепили веревочкой. То есть чернолаковая посуда была ценным предметом. Это, скорее всего, не местная работа.
Люди любят сказки. Поэтому у каждого великого открытия она своя. У Менделеева — сон о его таблице, у Крыма — Акра. Как водится, часть из этого — чистая правда.
— Алексей Куликов — это красивая легенда, — рассказывает Виктор Вахонеев, пока мы возвращаемся обратно в лагерь на обед. — Двенадцатилетний мальчик не может открыть городище, он не археолог. Он просто сделал находки, которые совершались и до него. Предположения, что в этом месте находится мифическая Акра, существовали уже в 1960-е годы. Археологи ходили, собирали по берегу керамику и уже тогда писали, что она размыта водой (когда черепки окатаны, как галька. — NS), то есть, скорее всего, городище уничтожено морем. А в 1981-м шторма очень сильно раскрыли песчаный берег. И Алексей Куликов, мама которого работала неподалеку, просто сделал рисунки нескольких кладов и насобирал монет. Надо сказать, что такие же монеты собирают и местные рыбаки — они зеленые и очень хорошо видны на песчаном пляже.
А в 1982 году в Ленинградском отделении Института археологии был создан отряд боспорской подводной археологической экспедиции под руководством Константина Жиликова. Ученые вели переговоры с Керченским музеем, чтобы можно было проводить разведку. Потом их проводили по всему Керченскому проливу — так и нашли Акру. Но для Алексея Куликова его участие в открытии стало судьбоносным — он пошел учиться на археолога и в 1990-е годы в течение четырех лет даже проводил небольшие раскопки на побережье. Сейчас он действующий археолог, но участия в раскопках не принимает, хотя известен прежде всего как первооткрыватель Акры.
— Что ему, кстати, совсем не нравится, — уточняет Виктор. — Но надо сказать, что многие крымские школьники в те годы становились археологами, этому способствует сама крымская земля.
К вечеру ветер стихает, но нырять бесполезно — глубина хоть и небольшая (3-4 метра), но вода мутная, как фруктовый самогон, ничего не видно.
— Буквально в 150-200 метрах от берега начинаются границы города, — рассказывает Павел, пока мы, как тигр в клетке, прогуливаемся вдоль берега. — Город был предположительно треугольной формы, по форме мыса. А вот, видите, крепостная стена, которая перерезала этот мыс.
Археолог показывает на ничем не примечательные камни у берега.
— Город хоть и небольшой, но правильной планировки, улицы идут под прямым углом, — продолжает он. — То есть это было не просто поселение, у него была основательная крепостная стена, защищавшая город от набегов кочевников с суши. Найдены остатки башни, которая возвышается над грунтом примерно на метр. Размер ее — семь на семь метров. Видно, что она была пристроена к стене уже позже. У основания башни положены дубовые деревянные балки, они хорошо сохранились в воде из-за того, что были утоплены в глину. Вероятно, дерево клали в основание из-за подвижности грунта и частых подтоплений — дерево более гибкий материал, чем камень, и проще реагирует на изменения окружающей среды.
Возможно, именно из-за этой крепостной стены Акра и сохранилась так хорошо. Подводных городов на самом деле много. На противоположной стороне Керченского пролива, например, находится знаменитая Фанагория — та самая, со дна которой Владимир Путин некогда поднял кем-то заботливо уложенные греческие амфоры. Но большинство таких ушедших под воду городов не сохранилось — шторма настолько перемешали все культурные слои, что археологам остаются лишь кусочки былого пиршества.
— Из-за ветреной погоды в один год может нанести очень много песка — так, что все каменные кладки скрыты под ним, — говорит Павел. — В другой год — ситуация с точностью до наоборот, смотрим: песок расчищен. Тогда мы чертим план-схему города, наносим все новые его очертания на карту. А когда песка много, просто сосредотачиваемся на других объектах, которые не так сильно занесены.
Вот и в этом сезоне пришлось переключиться на новые участки раскопа — прошлогодние занесло песком. Зато в этом году археологи нашли в Акре римское домовладение и улочку, вымощенную галькой, вскрыли два новых разведочных шурфа и расширили границы города.
— А вообще копать будем долго — десятки, а то и сотни лет, — говорит археолог. И не шутит. — Современными методами можно сделать это быстро, но те же Помпеи копают уже не одну сотню лет, потому что археологи оставляют работу для будущих поколений — когда появятся более развитые технологии. Ведь археологи современности ругают археологов прошлого за то, что те недостаточно хорошо все фиксировали. А археологи будущего будут ругать нас…
А еще у ученых есть мечта — организовать здесь музей (пока все находки попадают в Керченский историко-археологический). Причем лучше всего — подводный. Но и она упирается в несовершенство современных технологий — в Керченском проливе слишком мутная вода и частые штормы.
— Это вам не Таиланд! — смеется Павел.
Комментарии
Отличный репортаж! Очень интересно!
Я как Керчанин скажу, что в Керчи копают много,там есть что покопать 2600 лет городу...но все находки выводзятся и музей города с глинянными черепочками сидит. Я по детству просто на грунтоввх дорогах находил вымытые дождём старые деньги.