Война за независимость США: как французская мстительность породила сильнейшее западное государство всех времен

В 1607 году англичане основали в Виргинии Джеймстаун, и так началась история колонизации ими Северной Америки. Колонии быстро росли, уже в 1675 году их население было 130 тысяч человек, а в 1775 году — 2,4 миллиона человек (два миллиона без рабов). За 100 лет население выросло почти в 20 раз. Никакая другая европейская колония так не росла. Для сравнения: саму Великобританию тогда населяло 7,8 миллиона человек.

Рост, с одной стороны, был чрезвычайно выгоден Лондону. Ведь 90 процентов экспорта из будущих США составляло нужное Англии сырье: табак, зерно, сушеная рыба, дерево, индиго, меха (бобр). Обратно шли промышленные товары: от пуговиц до одежды, инструментов и машин.

Но были и неприятные для англичан последствия: колония с населением около 30 процентов метрополии требовала администрации (губернаторов и чиновников), солдат, обороняющих от индейцев, и всего остального. Люди эти содержались из казны метрополии, а не из налогов местного населения. Особенно обострила проблему Семилетняя война 1756-1762 годов: чтобы воевать с французами в Канаде, Англии пришлось содержать там относительно крупную армию. Даже после окончания войны она тратила на это 350 тысяч фунтов стерлингов в год. А налогов местное население платило всего на 64 тысячи фунтов.

К 1760-м годам госдолг Британии — в том числе и по этим причинам — вырос до 70 процентов ВВП. Сегодня мы знаем, что такая величина спокойно переносится экономиками, но для британской элиты того времени это было крайне непривычно. Лорды занервничали и начали копаться в цифрах. Выяснили, что средний североамериканский колонист платит налогов всего на 0,04 фунта в год. Средний англичанин тогда платил 1,24 фунта в год. По сути, метрополия финансировала так называемые колонии, поставляя им услуги администрирования и безопасности, но не получая взамен вообще ничего.

Не удивительно, что Лондон захотел возложить на колонии дополнительные налоги — начиная с особого гербового сбора 1765 года. Колонии, мягко говоря, возражали. Их представители отправились в Британию и сообщили, что поскольку они как избиратели в ее парламенте не представлены, то не считают платеж справедливым.

Лорд Гренвилл, английский премьер, который вел с ними переговоры, сообщил, что ему все равно, кто будет собирать налоги. Если колонисты хотят, пусть делают это сами, и жалование английской армии у себя пусть тоже платят самостятельно. Представители колонистов (среди них был Бенджамин Франклин) были, конечно, не такие люди, чтобы на это согласиться. Они тут же заверили англичан, что 13 колоний не смогут между собой договориться, кто сколько должен платить. Гренвилл ответил, что в таком случае собирать налоги придется англичанам.

Все эти аргументы позволили Гренвиллу провести закон через парламент, но не заинтересовали американцев. Слоган «Никаких налогов без представительства» быстро стал популярным. Конечно, никто из его сторонников не задавался вопросом, как именно британский парламент должен включить в свой состав жителей США, не задуывался, что это требует фундаментальных изменений законодательства и так далее. Никто не хотел платить налоги и все тут.

С первой попытки повысить налоги в колонии не получилось, но в следующие десять лет Лондон все же ввел там ряд налогов. В итоге американцы на душу населения все равно платили в 16 раз меньше, чем англичане, но хотя бы не в 30, как раньше. Разумеется, стерпеть такое было невозможно. Поэтому вскоре начались протесты местного населения против налогов («Бостонское чаепитие»). Англичане решили в ответ ввести ограничения против порта Бостона, но колонисты только серчали и постепенно начали готовиться к боям.

Битва при Лексингтоне: война началась, а где же ружья?

Английские войска в Бостоне 19 апреля 1775 года решили нанести визит в оружейные склады колонистов, поскольку знали, что те готовят вооруженное противостояние. Однако слухи не удержали это намерение в тайне: колонисты не только вывезли все со складов, но и подготовили людей к боям с англичанами. Местное население привыкло ходить с оружием, спасибо частым войнам с индейцами и французами. Английские колонны, посланные к уже пустым складам, была ничтожно мала (400 человек в Лексингтоне, 300 — в Конраде), а стрелять по ним быстро захотели тысячи колонистов-ополченцев.

«Красные мундиры» (прозвище британских солдат) стали отходить, а на подмогу им выслали 800 человек. Это предотвратило еще более тяжелые потери, но и только: англичане все равно потеряли 124 убитыми и пропавшими без вести. Будущие американцы — только 54.

Вот только начать войну было куда проще, чем ее продолжать. В известном романе «Унесенные ветром», описывающем Гражданскую войну в США 1861-1865 годов, один из персонажей критикует решение южан воевать за независимость так: «[у противника есть] заводы, фабрики, верфи, рудники и угольные копи — все то, чего у нас нет. А у нас есть только хлопок, рабы и спесь. Это не мы их, а они нас разобьют».

Почти то же самое можно было сказать про 13 колоний в 1775 году. То же самое в том смысле, что у них не было заводов, фабрик, рудников и угольных копей. «Почти» — потому что у 13 колоний были рабы и спесь, но еще не было хлопка. Экспортеры табака и другого сырья не имели почти ничего из сложных промышленных товаров — а к ним относятся и ружья, и порох.

Была у будущих американцев и другая проблема: отсутствие существенной армии. Налоги, понятное дело, не хотел платить никто, и пока речь шла об этом пункте, все колонисты были за независимость. Но как только речь заходила о том, что для этого надо идти в армию и воевать, согласие исчезало. Сырьевой придаток, населенный в основном фермерами (на севере), рабами и рабовладельцами типа Джорджа Вашингтона (на юге), не мог выделить много людей в армию. Кто будет пахать за фермера, если он пойдет воевать? Соцобеспечения в стране никакого не было, а положить нормальное жалование мешало то, что никто не горел особенным желанием платить налоги — из-за чего, собственно, и началась война.

Рабовладелец Вашингтон — популярный среди колонистов со времен Семилетней войны — мог согласиться возглавить Континентальную армию колонистов, потому что за него работали рабы и надсмотрщики. Но малочисленность этой социальной группы мешала ей сыграть существенную роль в наполнении армии. Надо было что-то решать. Ни о какой независимости тогда речь не шла: восставшие хотели добиться больших уступок от Лондона. Для этого казалось логичным нанести ему несколько крупных поражений, заставить считаться с собой.

Вашингтон берет дело в свои руки

После битвы при Лексингтоне колонисты окружили английские войска в Бостоне и блокировали их там. При господстве Англии на море это могло продолжаться долго. Но в июле 1775 года к городу прибыл Джордж Вашингтон и решил как-то активизировать бои. Правда, его желание поутихло, когда выяснилось, что у осаждающей армии в 14 500 человек пороха на девять выстрелов из каждого ружья. Тогда он взял Бостон в осаду, стал подтягивать к городу захваченную у англичан в форте Тикондерога артиллерию, в общем вести планомерную осаду.

Силам Вашингтона к 17 марта 1776 года удалось загнать трофейную артиллерию на господствующие Дорчестерские высоты. Уильям Хау, командовавший осажденными англичанами, не знал, что у осаждаюнщих маловато пороха, и эвакуировался из Бостона всем гарнизоном. Налицо была первая большая победа.

В этот момент Вашингтон направил в Канаду 2200 человек во главе с генералом Ричардом Монтгомери. Идея была в том, чтобы поднять восстание и среди франкоязычных квебекцев, которые любили оккупировавший их дюжину лет назад Лондон как собака палку. Но с ее практической реализацией возникли сложности. Прокламации к канадцам со словами «Друзья! Соотечественники!» были написаны на английском, не самом популярном у квебекцев языке. Более того: они относились к колонистам, которые соучаствовали в их оккупации во время недавней Семилетней войны, так же плохо, как и к англичанам.

Монтгомери занял Монреаль, не встретив сопротивления, но при штурме Квебека погиб, американцы потеряли 400 человек, после чего бежали из Канады. Боевые потери английских гарнизонов в Канаде в боях за нее составили лишь 700 человек, а американцев — 1500. Вдобавок они в пути еще и подхватили оспу, отчего многие погибли без боя.

Так провалилась первая американская попытка захвата Канады, сыграв заметную роль в последующей истории человечества: преуспей колонисты тогда, сегодня Штаты были бы намного более сильным и перспективным государством.

У этого провала было и другое следствие: верхушка восставших, во главе с Вашингтоном, отчетливо поняла, что их перспективы выиграть войну самостоятельно сомнительны. Захваченный у англичан порох не был бесконечным. Победив в Канаде, британцы двинулись оттуда в наступление на северные колонии.

Нужна была существенная помощь от государства, способного дать американцам оружие, обмундирование, деньги и главное — солдат с вменяемым командным составом. Переговоры с Францией обо всем этом они начали еще в 1775 году. Но дела шли плохо: французам не улыбалось воевать ради безналогового статуса англоговорящих, недавно захвативших французские земли с французским же населением в Квебеке. Их могло заинтересовать только одно: стратегическое ослабление Британии, их давнего врага.

Независимость: выбор сделан, но монетизировать его еще не вышло

Такое ослабление могло быть достигнуто только в одном случае: если бы 13 колоний объявили независимость. Между мартом и июнем 1776 года все они по одному заявили о готовности к ней. Опираясь на эти решения, 4 июля того же года была подписана Декларация независимости. Джордж Вашингтон объявил о ней армии, а свинцовую статую короля в Нью-Йорке уронили и сделали из нее пули (металл для них США тоже не производили).

Однако от декларации до союза с Францией предстоял еще долгий путь. Дело в том, что в отсутствие быстрой связи и пассажирского сообщения сигналы из Северной Америки достигали американских представителей в Париже небыстро. А тем еще требовалось время на убеждение французской стороны. Ее дипломатам тоже нужно было время: сагитировать своего короля на новую войну с Англией.

И трудность тут была даже не в том, что Франция эти войны в норме проигрывала. Вставал ключевой вопрос: где-то надо брать деньги на войну. Госдолг Франция особо не наращивала — он у нее был в несколько раз меньше относительно ВВП, чем у Британии. А поднимать налоги было небезопасно, потому что это могло обернуться созывом Генеральных штатов (местного варианта парламента). Созывать его короли очень не любили, и не просто так: в 1789-м такой созыв обернулся Великой французской революцией. То есть физической гибелью короля с семьей и многолетней бойней. А также в итоге потерей Францией статуса сильнейшей западной экономики.

Но все это было еще впереди, а пока Вашингтону надо было бороться с англичанами. Последние решили захватить Нью-Йорк, высадив десант в 15 тысяч человек. Из-за ошибок англичан бои за Нью-Йорк шли с 22 августа до осени, но все же они выиграли и заняли город.
Характерный штрих: две трети населения Нью-Йорка были лоялистами (сторонниками короля), из-за чего при отступлении сторонники Вашингтона даже обсуждали вопрос о его сожжении. Затем англичане попытались занять весь штат, но Вашингтон предпринял серию контрударов и смог частично выдавить «красные мундиры» с захваченных земель

Ситуация в этот момент была для него очень тяжелой: армия под его началом временами уменьшалась до пяти тысяч человек. Иногда из-за вспышек оспы, иногда из-за окончания срока службы солдат, иногда в силу их дезертирства. Плантатор проявил выдающуюся психическую устойчивость: если под Нью-Йорком при виде бегущих рядовых своей армии он сорвал шляпу и бросил ее оземь со словами о том, что непонятно, как с этими людьми защищать Америку, то к зиме 1777 года он все еще продолжал мелкие наступательные действия — привыкнув к малочисленности, плохому вооружению и низкой дисциплине своей армии.

Серьезным подспорьем стало присвоение ему Конгрессом диктаторских полномочий в конце 1776 года и проведенная после этого поголовная вакцинация солдат от оспы. Британцы своих солдат тогда уже прививали, а американцы нет, из-за чего чуть не каждый их крупный поход сопровождался большими потерями от этой болезни. Серьезных успехов армии Вашингтона добиться все же не удалось.

Зато в октябре 1777 года силы ополченцев, действовавшие отдельно от Континентальной армии Вашингтона, в силу ряда ошибок британского командира Джона Бергойна смогли разгромить крупный отряд «красных мундиров» (впервые в истории ополчения) под Саратогой. Безвозвратная потеря 6,7 тысячи англичан стала их крупнейшим поражением с начала войны и подтолкнула Париж к решению вступить в войну: теперь они сочли, что колонисты достаточно сильны, и помочь им можно без перенапряжения сил Франции.

Франция выигрывает войну за американцев

В 1778 году французы наконец вступили в войну, и значение этого трудно переоценить. В тот момент подушевой ВВП Франции был в полтора раза меньше британского, но население было втрое больше. Поэтому по размеру экономики Франция вдвое превосходила Британию. Вообще, ее экономика была сильнейшей изо всех западных — чего в послереволюционную эпоху, разумеется, более никогда не случалось.

Французы дали американцам первое нормальное оружие: до того те часто были вооружены франкенштейнами из запчастей от разных мушкетов разного времени, подогнанных «по месту», имевших низкую кучность и качество. Они же прислали им ткань и пуговицы для военной формы, артиллерию и — что было очень важно — крупную эскадру на 12 линейных кораблей и четыре фрегата, а также десяток тысяч солдат. Для Штатов, у которых 5-10 тысяч солдат в одном месте были сложно достижимой редкостью, речь шла об огромной помощи.

Это не значит, что война сразу пошла на лад. Французский командующий де Рошамбо, увидев уровень подготовки, дисциплины и снабжения колонистов был настолько удивлен, что сразу перестал доверять американцам как боевой силе. Поэтому он долго накапливал подкрепления из Франции, желая обеспечить себя достаточно надежными кадрами. Потянулись годы почти без значимых боев. И все же, в сентябре-октябре 1781 года силы накопили, и восемь тысяч солдат под английским командованием были окружены под Йорктауном и сдались в плен.

Победа в Йорктауне не просто была крупнейшей для американцев в войне — ну или для французов, потому что из 19 тысяч французских и американских солдат под Йорктауном большинство было именно у них, — она имела и сильнейшее психологическое воздействие. Английский премьер лорд Норт, узнав о поражении, вскричал: «Все кончено!» и начал переговоры о мире.

Почему Англия сдалась?

На первый взгляд его позиция кажется очень странной. Дело в том, что Англия финансово была куда более устойчива, чем Франция: она могла повышать налоги, поскольку там и так правил парламент, а Франция не могла, так как созыв Генеральных штатов для нее был подобен выстрелу в висок (как позже и получилось). Об этом знали те, кто мог давать этим двум государствам в долг, отчего Парижу в долг давали крайне неохотно: не из чего возвращать. А Британии, напротив, чрезвычайно охотно.

Про Америку тут и говорить не приходится: ей в долг давать было особо некому, поэтому она печатала деньги без оглядки. В стране была дикая инфляция и одновременно дикие же задержки зарплаты в армии. В 1783 году из-за этого случился Ньюбургский заговор.

Кроме того, в апреле 1782 года английский флот разгромил французский в сражении у островов Всех Святых, крупнейшем в XVIII веке, и нанес большой ущерб: пять тысяч человек. В условиях разгрома флота крупные подкрепления к французам не приходили, а значит, англичане могли закончить войну победой.

И тем не менее они этого уже не хотели. Чтобы понять их мотивы, надо обратиться к ситуации в Британии 1750-1780-х годов. В 1750-х английским правительством фактически руководил Уильям Питт-старший, человек исключительных способностей и, как это часто с такими людьми бывает, не склонный к политкорректности. За это в британских элитах его ненавидели, но пока шла Семилетняя война терпели, потому что разделяли его убеждение, выраженное им же так: «Я могу спасти эту страну, и больше никто не может».

В 1760-х наступил мир, и от власти его отстранили. Питт был сторонником урегулирования отношений с американскими колониями за счет выдачи им мест в британском парламенте — тогда они бы легко согласились на повышение налогов. Питт ссылался ровно на ту же историю для Уэльса: пока тот не был представлен в парламенте, парламент не назначал ему и налоги.

Но мнение его в мирное время никого не интересовало, а к апрелю 1775 года, началу Войны за независимость, он уже слишком сильно болел, чтобы возглавить страну. Его тезисы, однако, глубоко влияли на ситуацию: они показывали англичанам, что те сами во всем виноваты.

Усугубил положение и сам лорд Норт: его правительство, столкнувшись с нехваткой солдат, решило позволить и католикам служить в армии, а заодно и выдать им полные гражданские права. В Лондоне в 1780 году из-за этого случился бунт с сотнями убитых в уличных боях (бунт лорда Гордона).

В общем, правительство лорда Норта, которое наплевало на здравую позицию Питта-старшего, всю войну теряло популярность, и к ее концу его членам разве что в спину не плевали. Другие силы в парламенте не хотели связывать свое имя с продолжением войны, которая стала политическим гробом для Норта.

К тому же королю Георгу III изрядно поднадоел весь этот беспорядок в парламенте, и он решил двигать в премьеры сына Питта-старшего — Питта-младшего (что и реализовал к 1783 году). Тому, правда, было на момент начала премьерства только 24 года, а еще его не любил парламент, но король так наелся премьерами, которые нравились парламенту, что его было уже не остановить.

На этом фоне англичанам хотелось поскорее отпустить США в свободное плавание и забыть о них, как о страшном сне. Дальновидности понять, что из-за своего уникального географического положения Штаты через 120 лет станут сильнее самой Англии, Лондону не хватило.

Вернемся к началу текста: кто же подарил США их независимость? Самый легкий ответ на этот вопрос — Франция. Совершенно очевидно, что без нее Континентальная армия развалилась бы под грузом инфляции и неплатежей, нехватки оружия, офицеров и солдат, желающих служить. Из двух миллионов свободных американцев для войны ни разу не удавалось собрать в одном месте даже 20 тысяч — желание «не платить налоги без представительства» оказалось неважным поводом подставлять свою голову под пули.

Менее очевидный ответ — британские элиты. Оставь они у власти Питта-старшего, он бы провел там парламентскую реформу, как с Уэльсом, американские депутаты в парламенте проголосовали бы за рост налогов, и на этом все. США были бы с Британией заодно, в стерлинговой зоне. А это значит, что Британия и сегодня правила бы миром как минимум экономически, поскольку без выхода из стерлинговой зоны Штаты технически не могли отобрать у Лондона мировое экономическое первенство.

Но более верный ответ иной: независимость Вашингтону подарила ее величество случайность. Если отстранение Питта-старшего от власти было нормой — люди не очень любят умников во главе правительства и мирятся с этим лишь по крайней нужде, — то тот факт, что Франция вступила в войну на стороне колонистов в 1778 году, никак нельзя считать закономерным. Не отступи англичане временно в 1765 году с гербовым сбором, Война за независимость началась бы на десяток лет раньше. А на тот момент французы еще не вышли из финансового штопора после Семилетней войны и не отстроили флот, потерянный в ней. Поэтому поддержать США явно не рискнули бы.