Что это такое?
Для начала определим, что понимают под термином «гибридная война». Им принято обозначать вид враждебных действий, когда нападающая сторона не применяет классическое военное вторжение, а достигает победы, сочетая разного рода диверсии с материально-технической поддержкой условных повстанцев. Сюда же можно отнести и кибервойны XXI века. В рамках гибридной войны атакующая сторона всячески отрицает свою вовлеченность в боевые действия. Такая «ограниченная» война теоретически позволяет атакующим поддерживать конфликт долгое время: их финансовые траты и людские потери будут несравнимо меньше, чем в обычной войне.
«Гибридная война» — термин относительно новый. Его начали применять в начале XXI столетия. Формулировку использовали американские военные публицисты Джеймс Мэттис и Френк Хоффман в статье Future Warfare: The Rise of Hybrid Wars, которую напечатали в 2005-м. Затем Хоффман уточнил: по его мнению, в гибридной войне асимметричные (нетрадиционные) компоненты, например, партизаны, имеют важнейшее оперативное значение, в то время как в обычном военном конфликте их роль сводится, скорее, к отвлечению сил противника. То есть, согласно современным представлениям, гибридная война сочетает методы классической войны, диверсии/партизанские действия и новые информационные технологии.
Из древности в наши дни
Допустим, «гибридная война» как термин действительно имеет под собой основание. Главный вопрос в другом: является ли она примером «войны нового поколения», или же нечто подобное видели и раньше?
Можно почти с полной уверенностью заявить, что похожие приемы использовали в глубокой древности. Противники далеко не всегда сходились «стенка на стенку», а применяли хитрость там, где это было возможно. Вспомним Пелопонесскую войну (431–404 гг. до н. э) между союзом во главе с Афинами и коалицией, возглавляемой Спартой. Афиняне захватили город Пилос всего в 70 км от Спарты в надежде на восстание спартанских рабов-илотов, что позволило бы союзу во главе с Афинами перейти к тому, что сейчас бы назвали «гибридной войной». Другие эксперты видят ее признаки в германских войнах древнеримского императора Августа (12 г. до н. э. — 12 г. н. э.). Они стали «кашей» из открытых военных столкновений, диверсионно-разведывательных действий и провокаций римлян, а также их дипломатических усилий, направленных на разобщение и ослабление врага. Некоторые исследователи также называют классическую тактику отравления колодцев «проявлениями гибридной войны». В общем, древний мир был богат на «гибридные войны».
Элементы гибридной войны очень ярко проявились в 30-е годы XX столетия в Испании. Конфликт 1936–1939 годов стал одним из самых кровавых гражданских войн минувшего века. При этом как Советский Союз, поддерживавший Испанскую Республику, так и Германия, поддерживавшая Франсиско Франко, применяли «гибридные» технологии. Воевали не только испанцы. На стороне Франко сражались 150 тыс. итальянцев, 50 тыс. немцев, 20 тыс. португальцев, а также нацисты из многих других стран. Германия отправила военно-авиационную часть «Легион “Кондор”» общей численностью 5,5 тыс. военнослужащих. СССР, как уже говорилось, тоже не оставался в тени. Противникам Франко Советы поставили 648 разных самолетов, 347 легких танков, 1186 артиллерийских орудий и многое другое. В боевых действиях на стороне Испанской республики поучаствовали более 2 тыс. граждан СССР, в том числе 772 военных летчика. Война в Испании, кстати, очень показательна в плане того, как меняются методы и рычаги влияния. Если сначала Советский Союз оказывал пассивную помощь и вообще хотел дистанцироваться от войны, то после 1937 года де-факто стал одним из полноценных участников конфликта.
Подытожим. Компоненты того, что сейчас назвали бы «гибридной войной», имели место во все времена существования человеческой цивилизации. Только назывались они иначе. Вмешательство более сильных стран в дела более слабых нельзя назвать «войной нового поколения»: оно, повторимся, было всегда. Где-то — более ярко выражено, где-то — менее. По этой причине считать термин «гибридная война» научным тоже не стоит. Он не предполагает применение принципиально новых технологий ведения боевых действий. В широком смысле, это всего лишь еще один пропагандистский штамп, активно используемый массмедиа.
Мнение
С просьбой прокомментировать данный вопрос мы обратились к историку, востоковеду и главному редактору портала Asia.in.UA Андрею Попову.
«“Гибридная война” в последние годы является топ-темой практически всех СМИ, но вряд ли кто-то сможет однозначно сказать, что это такое. Этот термин часто вспоминают как признак перехода к новому типу войн, хотя это абсурдно: люди всегда остаются людьми — инстинкты те же, но инструментарий другой.
Проблема также в том, что эксперты в этот термин вкладывают слишком разный смысл. Так, для одних “гибридная война” — это синтез “симметричной” и “ассиметричной” тактик, то есть использование как регулярных войск, так и партизанских отрядов в боевых действиях, использование гибридных войск (совмещающих элементы других родов) или техники. Но это тоже уже не ново: история ХХ века — история таких войн.
Для других этот термин носит, прежде всего, идеологический и информационный окрас, мол, “гибридной” можно назвать исключительно ту войну, которая ведется не только на поле брани, но и в информационном пространстве, в СМИ и соцсетях, “ботами” и “троллями”. Проще говоря — в головах людей.
Если с гибридными родами войск и техникой все более-менее понятно (с развитием технологий такие неизменно будут возникать), то второе значение термина требует пояснений. Когда идет противостояние двух враждебных идеологических систем или пропагандистских структур с использованием всего доступного инструментария, но без объявления войны, такой конфликт можно назвать “гибридным”? Если использовать клише, принятые в СМИ, и мнения популярных “экспертов”, то можно (и даже нужно — аудитория такое любит).
Но если копнуть глубже, то все более-менее крупные военные конфликты в истории, основанные на идеологических различиях, были “гибридными”. Примеров масса.
Давайте посмотрим на войны Древнего Рима с варварами. Без объявления войны через разнообразных жрецов и эмиссаров Рим пытался продвигать свои интересы, не верой так золотом. Также Византия делала ставку на христианство как свою идеологическую базу в конфликтах с сасанидами, а затем и арабами.
Если бы тогда были соцсети, то ромеи с радостью бы их применяли для привлечения широких масс варваров на свою сторону. А подкуп, как сказали бы сейчас, “местных элит”, ЛОМов (лидеров общественного мнения), применялся и тогда массово. Все это входит в понятие “мягкой силы”, которая широко применялась римлянами по принципу “разделяй и властвуй”. Говорите, “гибридная война” — новейшая “разработка”? Цезарь бы с вами не согласился.
Другой пример, посвежее: противостояние СССР и США времен холодной войны. Было ли объявление войны? Нет. Но было ли противостояние с использованием пропаганды и подкупа, с использованием самых новых разработок в информационном пространстве (от радио и газет до ТВ и компьютеров)? Было. Даже спутники применяли. Значит, холодная война тоже “гибридная”, как и Корейская, Вьетнамская и многие другие войны?
Идем дальше — война ИГИЛ с их многочисленными противниками. Сирию и Ирак очень часто используют как пример “гибридной войны”, но скажите, какое принципиальное отличие этого конфликта от войны СССР и США с Талибаном в Афганистане? Эта тактика была принята на “вооружение” всевозможными исламскими повстанцами еще в период арабского завоевания, а затем применялась повсеместно. Шииты и салафиты ведут эту “гибридную войну” веками.
Только ранее они не использовали соцсети или интернет-СМИ, а полагались на простых проповедников и дружественных вождей на территории конкурента. Как видим, успех ИГИЛ основан на давних традициях, доведенных до совершенства современными технологиями.
Ключ к успеху ИГИЛ — в мобилизации широких масс мусульман, недовольных действующим миропорядком, через современные информационные инструменты, а также в тренировках неофитов чрезвычайно опытными полевыми командирами. Эти люди — чаще всего бывшие члены верных Саддаму Хусейну отрядов, которые так и не смирились с поражением и властью шиитов в Ираке, либо выходцы из Афганистана, Чечни, Пакистана, то есть из всех регионов, где они ранее применяли свои навыки в локальных военных конфликтах.
“Гибридными” сегодня называют практически все международные конфликты, которые обходятся без официального объявления войны, а иногда и с объявлением. Как пример — российско-грузинская война 2008-го года или последняя гражданская война в Йемене.
Даже ситуацию с Катаром сегодня многие так называют. Дескать, это ответ на попытки Дохи сменить статус-кво в арабском мире через свой главный рупор “Аль Джазиру”, а заодно и “раскачать” цены на нефть и газ, ведь с Ливией это когда-то сработало…
Вывод из всего этого можно сделать следующий. Понятие “гибридной войны” придумано искусственно, как часть противостояния пропагандистов и публицистов. Это не результат коренного изменения войны и шире — международного конфликта, как явления. Да, инструментарий с древнейших времен расширился, но цели и задачи остались неизменными.
“Гибридные” разговоры — это удел политических ток-шоу, а не серьезных аудиторий. Нынешний терминологический аппарат не требует применения таких расплывчатых формулировок, которые нуждаются в дополнительных пояснениях. Если термин “гибридной войны” и стоит применять, то только в контексте симметричной/ассиметричной войны на поле боя, применения там новых технологий, но не в широком смысле, иначе это уже будет пропаганда, а не аналитика».
