Почему Россию опять «не любят»? Как кризис духовности развалил Украину и что делать нам? Какова участь мирового капитализма? Откуда у коррупции «руки» растут? Где искать истоки терроризма? На эти вопросы нам ответил ректор Восточно-Европейского Института Психоанализа, доктор психологических наук, профессор, заслуженный деятель науки РФ, известный специалист в области психологии массового поведения в условиях экологических, техногенных и социальных кризисов, Михаил Решетников.
©Wikipedia
– Михаил Михайлович, в своих интервью вы часто говорите о кризисе духовности, нарциссизме и опустошении современного российского общества, отсутствии идеи. Видимо, участь капитализма, действительно, решена. Но что именно может прийти взамен, на Ваш взгляд, именно у нас в стране, и когда это может произойти? Можем ли мы наблюдать уже сегодня хоть какие-то весточки этого процесса, или пока страны капитализма все еще пребывают в стагнации?
– Вы задаете слишком объемный вопрос, по каждому из пунктов которого можно говорить часами. Поэтому отвечу только на его главную, по моим представлениям, часть – про участь капитализма. Я действительно думаю, что она предрешена. И надеюсь, что эта предрешенность проявится именно в нашей стране. Какие основания? Смотрите, мы попытались строить социализм – не получилось. Сделали попытку построить капитализм – тоже как-то не очень получается. Ни того, ни другого «с человеческим лицом» сделать не удается. Самый яркий тому пример – Украина, где до последнего времени все законы и сценарии – приватизации, развития экономики, общественно-политической жизни и т.д. – списывались с нас.
Я не принадлежу к тем, кто склонен бесконечно восхищаться действующей властью, но это наше счастье, что сейчас у нас есть лидер такого масштаба, как Путин. Не будь его решительности и понимания ситуации, наш «болотный Майдан» вполне мог бы привести к власти какого-нибудь Яценюка-Навального.
Чего нам не хватает сейчас, так это разъяснительной политики. Нужно понимать, что мы всегда были и, к счастью, остаемся на солидной дистанции от демократии западного типа, и только ищем российские пути и варианты новой модели развития. Во-первых, Россия – это часть Европы, но не часть Запада, и никогда ею не будет, поэтому все западные образцы у нас не работают. Во-вторых, нужно понимать и учитывать, что 90% нашей экономической и политической элиты «сделаны в СССР» и мыслят по-советски, ведь психический склад личности не меняется по указу кого бы то ни было с конкретного числа. Мы живем в переходном периоде. Повторю еще раз – мы только ищем свой путь. Уверен, что современный украинский опыт стимулирует эти поиски.
– Можно ли сделать с этим что-то с точки зрения политики, или такое явление – естественный процесс, в который целесообразнее не вмешиваться?
– Есть и первое, и второе. Существуют естественно-исторические процессы, которые мы можем только отслеживать, и то чаще всего ретроспективно. Помните такой вопрос: «Чего о себе не знали древние греки?» Они не знали, что они древние. Все империи и все цивилизации были конечными. В целом, с точки зрения науки и культуры, существовала и существует только одна цивилизация, центр которой постоянно перемещается в пространстве планеты Земля – была месопотамская, египетская, греческая… Сейчас – европейская. Но кто сказал, что она последняя или высшая стадия развития человечества? Было бы даже обидно, если б она стала последней.
Что касается вопроса, вмешиваться или нет, то природа не терпит пустоты, и тот духовный вакуум, в котором после падения социализма (и утраты пусть и иллюзорно-утопической, но высокодуховной идеи) оказался весь мир, вне сомнения, стимулирует появление выдающихся мыслителей, которых мы давно уже ждем. Общество нуждается в духовных императивах, в образе более честного, справедливого и нравственного будущего. Ни общность языка и культуры, ни общность истории, как показывает украинский опыт (например, западных и центральных областей), не делают людей народом. Только обращенность в общее будущее, одинаково приемлемое и признаваемое в качестве нравственного идеала и преуспевающим бизнесменом, и культурной и научной элитой, и основной частью общества, то есть всех, кто считает честный труд единственным источником уважения и личного благополучия, создает такую категорию как народ. Сразу хотел бы добавить, что здесь нет и тени призыва к уравнительной справедливости, как к некоему идеалу будущего. Но тот вариант социального и материального расслоения, духовного и нравственного разложения общества, который сейчас существует, должен вызывать тревогу и стимулировать поиски иных моделей общественного развития.
– Коррупция в России сегодня – если говорить о более глубинном уровне – это тоже отголоски общей бездуховности, или у нее есть какие-то иные причины? И есть ли смысл с ней бороться на данном этапе?
– Причины есть. Прежде всего, они кроются в бездуховности и являются следствием ошибок, допущенных в период бездумной, а можно сформулировать и более точно – подлой приватизации, что еще более существенно, – приватизации, совершенной на фоне самого значительного духовного подъема российского народа.
Мы почти утратили качество национальной элиты. А главные задачи и экономической, и политической, и управленческой элиты – вовсе не в развитии экономики. Забота о том, чтобы все жили в тепле и были сыты – сродни задачам, которые решаются в животноводстве. Элита должна, прежде всего, демонстрировать высокие социальные образцы и эталоны поведения. Образцы служения не своим корыстным интересам и даже не своему бизнесу (пусть в нем могут быть заняты даже сотни тысяч людей), а своему народу. Можно уточнить – даже не государству, а именно народу. Мощное государство у нас уже было, а вот единого народа, как показал 1991 год и последующие 20 лет распада СНГ, так и не сформировалось. И понятие служения практически утрачено, причем на всем постсоветском пространстве.
– Терроризм сегодня – это тотальный протест против западных ценностей? Каковы истоки этого явления? Возможно ли победить терроризм, или он «перерастет» сам себя? Может быть, странам Запада стоит выработать какую-то иную политику в отношении терроризма и Востока вообще?
– Это очень большая и очень больная тема. Обычно терроризм определяется как результат деятельности террористов. Им, безусловно, нет оправдания. Но если смотреть глубже, чем это обычно делается, то нужно говорить об исторических и национальных психических травмах, о внутренних конфликтах миллионов людей, для которых эти травмы остаются значимыми на протяжении столетий и тысячелетий.
Чаще всего речь идет о неотреагированных национальных обидах, оскорблениях, пережитом стыде или унижениях, которые все еще не были оплаканы, не были признаны обидчиком, не прощены и т. д. И далее возникает уже не столько психологический, сколько психиатрический вариант развития, я бы сказал – паранойяльного типа. И не у отдельного человека, а у больших масс. Это осложняет или даже делает невозможными любые переговоры, так как одна из сторон, а то и обе стороны не слышат друг друга, и готовы бороться до конца…
Здесь требуются уже не политические, а психологические и даже психиатрические подходы к переговорному процессу. В свое время, впервые (к удивлению всего мира) 22 ноября 1977 года президент Египта Анвар Садат, прилетев в Израиль и выступая в Кнессете, отметил, что 70% проблем, существующих между арабами и евреями, носят психологический характер. Мой американский коллега профессор Вамик Волкан (Vamik Volkan), крупнейший в мире конфликтолог и специалист по урегулированию межэтнических разногласий, трижды номинировавшийся на Нобелевскую премию мира – NS) считает, что Садат был неправ: эти проблемы составляют 99,9%. Кстати, евреи и арабы – народы примерно такие же близкие, как русские и украинцы. И здесь тоже есть повод для размышлений…
Когда у какого-то народа имеется неотрегированная национальная травма, у него может развиться то, что мы называем «идеологией особого права» – т.е. разделяемое большой национальной группой некое (иррациональное) ощущение права на восстановление некой ей одной кажущейся справедливой реальности. Эта идеология может существовать в латентном виде веками, как бы исчезать и вновь появляться при определенных исторических условиях и обстоятельствах. К сожалению, за пределами узкого круга специалистов эта проблема никому неизвестна, и вообще не учитывается в национальной политике.
– Вы часто говорите о поглощении европейского мира миром арабским, восточным, за счет большого потока мигрантов, и низкого уровня рождаемости в странах Запада, а также в нашей стране. Таким образом, западные ценности неизбежно должны смениться ценностями восточными. Поэтому вы говорите, что уже сегодня мы должны относиться к Востоку (в том числе к мигрантам) так, как мы хотели бы, чтобы они в будущем относились к нам. Но как найти этот консенсус, выработать нужную толерантность, ведь к чуждому люди всегда относились как минимум с настороженностью, а как максимум – с ненавистью. Возможно ли такое отношение для социума в принципе, и что для этого нужно?
– Я никогда не говорил о поглощении. Происходят качественно иные процессы. Если объяснять кратко, то можно привести пример современных итальянцев. Это уже не римляне, и не варвары, которые разрушили Рим, а новая историческая общность и, как известно, достаточно веселая, жизнерадостная, талантливая и экономически успешная.
Если получше вглядеться, то и восточные, и западные ценности в своей основе – общечеловеческие: их можно проследить и в Библии, и в Коране, и в повседневной жизни. Западные политики охотно говорят о толерантности и необходимости защиты европейских ценностей и европейского образа жизни, а затем – надо признать, с оттенком некоторой стыдливости – но все-таки бомбят тех, кто им просто не нравится или мешает чувствовать себя безраздельными хозяевами на планете. Наши западные партнеры очень часто повторяют, что мир очень мал, и все мы в одной лодке, но некоторым странам они дают реально почувствовать, что они в этой лодке – в качестве провианта. А это многих не устраивает. А уж Россию – не устраивает никак, и никогда не устроит.
– В связи с последними событиями на Украине хочется задать такой вопрос. Настроение многих людей – особенно молодежи – таково, что мы не прочь и повоевать. Как можно рассматривать это явление с психологической точки зрения? Люди «истосковались» по войне или, возможно, в этом тоже видны отголоски отсутствия общей духовной идеи?
– Мне кажется, что ответ на этот вопрос уже прозвучал – но кое-что добавлю. На Украине (точнее в ее западной части) усиленно формируется образ врага – России и русских. И формируется достаточно успешно. Здесь многое упущено нами и в советский, и в постсоветский период, а многое привнесено нашими, скажем так, не всегда добросовестными западными партнерами, которым никогда не нравилась сильная Россия. Они нас больше любили, когда мы были слабой, схлопнувшейся и разваливающейся страной. А сейчас мы опять им не нравимся. Это хороший признак. Надо делать так, чтобы мы им разонравились еще больше.
Даже при реальных усилиях по нормализации ситуации в Украине, страны Северо-Атлантического блока будут всячески стимулировать образ врага. Ничто так не консолидирует массы, как образ врага. Здесь мы можем вспомнить, что это от любви до ненависти один шаг. В обратную сторону этот путь может растянуться на столетия. Пока Украина слаба и пытается возродиться на волне национал-социализма германского типа, мы будем находиться в состоянии «отложенной войны». Все зависит от того, какие новые лидеры придут в Украину, как мы используем и учтем их негативный опыт в нашей общественно-политической жизни и в новых (пока не лучших) отношениях с украинским – безусловно, братским народом.
По моим представлениям, наши митинги в поддержку русских на Украине отчасти играют на руку украинским националистам, которых там не так уж много – пусть даже десятки или даже сотни тысяч, но не весь же народ!.. Нам стоило бы активнее демонстрировать и подчеркивать свою братскую поддержку всему украинскому народу, который явно не в восторге ни от ситуации в стране, ни от разгула национализма.
– Большое спасибо!
Комментарии
Забавно сейчас читать статьи 2014 года про "лидеров такого масштаба как..." Ну да, почти всем (даже ректорам) казалось, что санкции это пустяк, стабфондов хватит навсегда, зато теперь всё будет наш.